Оля вошла в кабинет Дубцова, и ее полные губы улыбались, а ярко-зеленые глаза сузились, от чего она напомнила Валериану Сергеевичу крупную кошку.

— Вы подумали о моем предложении?

— Да.

— Вы в состоянии дать определенный ответ.

— Нет.

— Почему?

Разговор походил на допрос. Об этом своем наблюдении Оля сообщила Дубцову. Тот поднялся из-за стола во весь свой огромный рост и подошел вплотную к Оле. Ей пришлось задрать голову, чтобы видеть его глаза. Он выглядел плохо, глаза же блестели, как у больного с высокой температурой.

И начался очень странный разговор. Дубцова заинтересовало: а не хотела бы Оля выйти за него замуж на полном серьезе, без всякой фиктивности. Она ответила, что такая мысль ей не приходила в голову.

— Разве я немного не красив? — почти кокетливо сказал Дубцов.

Оля стала рассуждать, что в каждом мужчине при желании можно найти привлекательные стороны… Но Дубцов добивался прямого ответа на свой вопрос.

«Господи, — подумала Оля, — зачем ему подобный разговор сейчас?»

— Может быть, я такой жестокий и вероломный, — сказал Дубцов, — потому что никогда в жизни меня не любила по-настоящему ни одна женщина. Одни влюблялись в мою фактуру, — Дубцов согнул руку и напряг мощный бицепс. — Другие — в мое лицо, и ни одну не интересовала моя душа.

— Так не бывает, — не согласилась Оля, — если женщина любит, ничто ее так не интересует, как душа мужчины. Ведь она желает владеть мужчиной целиком и понимает, что самое сложное — поставить под контроль его душу.

Оля вспомнила Станислава Юрьевича и подумала, что его душа для нее потемки. Ей стало грустно.

В это время раздался телефонный звонок. Дубцов взял трубку, прижал ее к уху, что-то буркнул в ответ и бросил трубку на рычажок. Лицо его побагровело, захлестнувшая его ярость была так велика, что он почти забыл об Оле. Она напомнила о себе сама.

— Я есть хочу, — сказала она, ожидая, что Дубцов отпустит ее.

Но он, молча указав на свой стол, вышел из комнаты и сам принес поднос с бутербродами и кофе.

Валериан Сергеевич был сильным человеком. И багровая отечность сошла с его лица.

Оля понимала, откуда нервность Дубцова, и радовалась: ее друзья действовали эффективно. Валериана Сергеевича верной рукой гнали в мышеловку. Оля вполне комфортно чувствовала себя в роли охотника. Она ведь тоже внесла в это дело кое-какой вклад.

— И все-таки вы не хотите стать моей женой? — опять спросил Дубцов.

— Нет.

— Почему?

— Вы холодный человек.

— Как льдина?

— Скорее, как космос. Ведь каждый человек вселенная? Но вселенная звучит тепло, а космос холодно. Потому вы космос.

— Спасибо и на этом.

Вечером Дубцову позвонил Старков. Он сообщил, что Валериану Сергеевичу ни на ком жениться не надо. И в правление компанией тоже вводить никого не надо.

— А что надо, — устало спросил Дубцов.

— Ничего. Живите спокойно.

— Жаль, а то Оля Снегирева отказалась, и я выбрал другую знойную женщину.

— До свидания, — вежливо сказал Старков.

«Что-то у них сорвалось», — подумал Валериан Сергеевич. Но это уже не имело никакого значения.

В одиннадцать часов вечера Дубцов подкатил к весьма паршивому кабаку. В подвальном помещении дым стоял коромыслом. Публика была разношерстной. На столах водка и бутерброды. Лица серы и унылы.

Дубцов нашел взглядом Леню. Тот сидел за столиком вдвоем с невысоким лысым мужчиной. Тот без улыбки ответил на пожатие Дубцова. Обычный серый мужичок. Неужели он берется за выполнение заказа?

— Нет, — ответил мужичок на невысказанный вопрос, — я звено в довольно длинной цепи. Если мальчиков, которые займутся вашими друзьями, возьмут, то до нас с вами милиции не добраться.

— Вы знаете, в чем суть диалектики, — сказал Дубцов, — суть ее в следующем. Всякое явление находится в постоянном развитии и во взаимосвязи с другими явлениями.

— Все понял, — ласково сказал посредник, — вы хотите действовать в динамике? Вам нужна не одна группа, а две или три?

Дубцов ляпнул о диалектике просто так, походя, но мужичок, как это ни странно, угадал, что именно нужно было Дубцову.

— Пойду куплю винца, — поднялся Леня.

— Нет, сегодня вы мой гость, — посадил его тяжелой рукой Дубцов.

Он взял пару бутылок шампанского и коньяк.

— Восемьдесят девять тысяч триста рублей, — назвал цену бармен.

— Вот это да! — крякнул в восхищении Дубцов.

— Рынок, господа, — сказал бармен, — если не хотите, не берите.

— Ну, раз вы такие крутые, — усмехнулся Дубцов, — дай еще бутылку коньяку. Но если он плохой…

Начальник Тимофеева Сергей Анатольевич предупредил его через секретаря, чтобы тот зашел к нему сразу после обеда.

Обращение через секретаря означало нечто необычное. Гавриил Федорович помнил Сережу двадцатипятилетним парнем, попавшим в его опытные руки, и тот никогда не опускался до официальных отношений с бывшим наставником. Чаще всего он сам заходил к Тимофееву. И Тимофеев, когда было что-то нужно от Сергея, запросто заглядывал в его кабинет.

Может, таким обращением Сергей давал понять, что недоволен работой Тимофеева? И что между ними теперь будут только официальные отношения? Но тогда почему позвонила секретарь — работник технический, а не помощник Сергея, как это было принято?

Скорее всего Сергей давал понять: Тимофеева ожидают неприятности. Или беседа состоится не с глазу на глаз, а в присутствии третьего человека.

Третьего в кабинете не было, и выражение лица у Сергея было обычным. Большие очки с толстыми линзами увеличивали морщины возле глаз и старили Сергея, вместе с тем придавая ему вид типичного работника умственного труда.

— Федорыч, — вдруг фамильярно обратился он к Тимофееву, — ты не хотел бы съездить в командировку недели на две? Куда-нибудь в горячую точку. Ты ведь так любил это дело.

— У меня и здесь горячо, — осторожно ответил Тимофеев.

— Так! — крякнул Сергей и, чуть переваливаясь, осторожно неся впереди себя свой большой уже животик, подошел к сейфу.

Извлек он оттуда не бумаги, а бутылку коньяка. Сергей был трезвенником и, видя, как удивленно поползли брови Тимофеева вверх, объяснил:

— Принимаю иногда вместо снотворного.

Большими белыми руками разлил по рюмкам. Молча, но весьма лихо опрокинул рюмку в рот.

«Вот чудеса, — подумал Тимофеев, — я почти завязал, а Сережа наоборот».

Но он молчал, прекрасно зная, что для выпивки можно было найти более подходящее место.

— Как наш Дубцов? — последовал вопрос.

— Жив, здоров.

Сергей налил еще по одной. Достал из настенного шкафа лимон, порезанный тонкими дольками, бросил Тимофееву и себе в рюмку по желто-белому кружочку.

— Сегодня или завтра, — морщась, сказал он, — президент подпишет указ о роспуске Верховного Совета и о новых выборах.

И, не глядя на Тимофеева, опять опрокинул рюмку в рот.

Мгновенно оценив полученную информацию, Тимофеев промолчал. Он понимал — это не конец разговора, а его начало.

— Я не понимаю, на кой хрен тебе все это надо, — сказал, не повышая голоса, Сергей Анатольевич, — деньги платят хорошие, не согласен с политикой новых властей — уходи на пенсию.

— Ты о чем, Сережа?

Тот молча достал из сейфа лист бумаги и положил перед Гавриилом Федоровичем.

В бумаге говорилось о том, что полковник Тимофеев проявляет большой интерес к бывшим офицерам Советской Армии, ныне воюющим в горячих точках на территории СНГ.

— Ну и что? — хладнокровно спросил Тимофеев. — Затем, как знаешь, я и ездил туда.

— У меня, Федорыч, нет доказательств, что ты сколотил группу боевиков для деятельности… определенного толка. Но знаешь, почему их нет, потому, что ни я, ни те, кто стоит надо мной, такую информацию иметь не желаем.

— Все, что ты сказал, — чушь, но хотел бы я знать, чего вы желаете, — грубо оборвал его Гавриил Федорович, — вы вообще чего-нибудь желаете?