^{4 См. "Наука о человеке", т. I, стр. 241.}

^{5 Там же, стр. 242.}

^{6 Там же, стр. 246.}

^{7 Там же, стр. 246.}

^{8 Там же, стр. 256-257.}

^{9 Там же, стр. 261.}

^{10 Там же, стр. 286.}

^{11 Там же, стр. 296.}

^{[12 Принципиальный дуализм духа и плоти, как доброго и злого, есть учение не столько христианское, сколько манихейское и гностическое. Манихейство последовательно проводило персидский дуализм, двоебожие, а гностицизм учил, что материя создана другим, злым богом и не может быть обожествлена. Христианство же учит об обожествлении, преображении, воскресении мировой плоти. Для христианского сознания сковывающая нас матерьяльность есть результат греховной испорченности мира, но нет особого матерьяльного начала как злого. Этим отличается христианство от платонизма. См.: "Сочинения св. Иринея Лионского", 1900 г. Св. Ириней Лионский с большой силой обнаруживает, что именно христианство спасает материю мира и ведет к воскресению плоти, в то время как гностические ереси страдают ложным спиритуализмом и отдают на погибель весь плотский мир, всю землю. Из  боговоплощения св. Ириней выводит неизбежность спасения  плоти. Св. Ириней был горячий защитник хилиазма. См. книгу 5-ую против ересей, стр. 445-548.]}

^{13 Уже у Иустина философа можно найти превосходное разъяснение христианского учения о воскресении и отвержение бесплотного спиритуализма. См.: "Сочинения св. Иустина", 1902 г., стр. 479-484.}

^{14 Там же, т. II, стр. 7.}

^{15 Там же, стр. 25.}

^{16 Там же, стр. 248.}

^{17 Там же, стр. 249.}

^{18 Там же, стр. 251-252. И на вершинах истории зло коренится все в том же суеверном отношении к матерьяльным предметам.}

^{19 Там же, стр. 257.}

^{20 Там же, стр. 268.}

^{21 Там же, стр. 305.}

^{22 Там же, стр. 306-307.}

^{23 Там же, стр. 350.}

^{24 Несмелову чуждо учение бл. Августина о благодати, которое принижало человеческую свободу. Но несправедливо было бы обвинять Несмелова в том, что он умаляет значение благодати и впадает в пелагианство.}

^{25 Там же, стр. 337.}

^{26 Там же, стр. 420.}

^{27 Католики делают различие между  душой Церкви (anima Ecclesiae), к которой принадлежат все те, у кого есть воля к добру и к божественной жизни, и  телом Церкви, к которому принадлежат все верные, подчиненные иерархии Церкви и приобщающиеся к ее таинствам. (См. прекрасную книгу аббата Персия "Entretiens sui l'Eglise Catholique", т. II, стр. 504-509).}

^{[28 Как и все православие, Несмелов - противник хилиазма. Его исключительно пессимистический взгляд на конец всемирной истории стоит в противоречии с его же признанием смысла истории и необходимости истории для искупления.]}

^{29 Говорю  обнаружение, потому что слово  доказательство, строго говоря, не применимо к бытию Божьему. В признании бытия Божьего нет логической принудительности.}

^{30 Я позволяю себе думать, что "Критика практического разума" есть большая заслуга Канта, чем его "Критика чистого разума". Но религиозный рационализм Канта ослабил его глубокое учение о двойственности человеческой природы и о принадлежности человека к царству свободы.}

(В. Розанов один из величайших русских прозаических писателей, настоящий маг слова). [В.В. Розанов] пугает христиан, как старых, так и новых. Затрудняются отразить его удары, считают самым опасным противником Христа, как будто у Христа могут быть опасные противники, как будто делу Христову могут быть нанесены неотразимые удары. А Розанов враг не христианства только, не "исторического" христианства, а прежде всего самого Христа. Христианство не так для него отвратительно, все же христианство было компромиссом с "миром", в христианство проникло начало домостроительства, в стихии христианства образовался семейственный быт, христианство создало крепко-чувственный быт белого духовенства, христианство разрешило "варенье" кушать, детей плодить, восприняло в себя почти весь "мир". Христос для Розанова хуже христианства Христос беспощаден к миру, Христос страшен своим мироотрицанием. Христианство все же человечески податливо, снисходительно к слабостям, христианство в истории не поставило так остро Дилеммы "Христос или "мир", оно приняло немного Христа и немного мир. И Розанов совсем не так уж враждебен христианскому быту. Ко многому в этом быте он привержен, елейная его любовь к семье из этого быта вышла. Розанов враг Христа, и только отсутствие настоящего мужества заставляет его маскировать эту вражду и вводить в заблуждение добрых людей, которые продолжают думать, что Розанов требует лишь поправок к христианству, что цели его реформаторские, что он готов принять христианство, но с разводом, театрами и вареньем, с сладостями мира. Пора разрушить как то, что Розанов является реформатором христианства, так и то, что он страшный и непобедимый враг веры Христовой, более страшный, чем Ницше. Блестящий, чарующий литературный талант, смелость и чувственная конкретность в постановке вопросов, сильное мистическое чувство - все это поражает в Розанове, почти гипнотизирует при чтении его статей. Но не так страшен черт, как его малюют. Ясное философское и религиозное сознание без особенного труда может вскрыть путаницу в самой постановке розановской темы, и путаницу не случайную, не от умственной слабости Розанова проистекающую, а путаницу роковую, высшим смыслом посланную для целей, подобных розановским.

Тема Розанова, а в значительной степени и "Нового Пути", и прежних и новых "религиозно-философских собраний"<<1>> - Христос и мир, отношение между Христом и миром. Тема эта с необычайным талантом и блеском развита Розановым в статье "Об Иисусе Сладчайшем и о горьких плодах мира", и статью эту я, главным образом, буду иметь в виду в настоящей (статье) [ответе]. У Бога есть дитя - Христос и дитя - мир. Розанов видит непримиримую вражду этих двух детей Божьих. Для кого сладок Иисус, для того мир делается горек. В Христе мир прогорк. Те, что полюбили Иисуса, потеряли вкус к миру, все плоды мира стали горькими от сладости Иисуса. Все это написано удивительно красиво, ярко, смело и по первому впечатлению опасно. Нужно выбирать между Иисусом и миром, между двумя детьми Божьими. Нельзя соединить Иисуса с миром, нельзя разом их любить, нельзя чувствовать сладость Иисуса и сладость мира. Семья, наука, искусство, радость земной жизни - все горько или безвкусно для того, кто вкусил небесной сладости Иисуса. По чудесному выражению Розанова, Христос - моно-цветок, и что значат все цветы мира по сравнению с Ним. В "Подражании Христу" воспевается эта сладость Иисуса и горечь всех плодов мира. Да и "Исповедь" бл. Августина полна влюбленности в Христа и нелюбви к миру. Сам Розанов не любит ставить точек над i, он двусмыслен, никогда не делает решительных выводов, предоставляя это догадливости читателя. Но дилемма такова: если Иисус божествен, то мир демоничен, если мир божествен, то демоничен Иисус. Розанов прилепился к миру всем своим существом, влюбился в мир и во все мирское, чувствует божественность мира и сладость плодов его. Иисус Сладчайший стал для него демоничен, лик Христа - темен.

Розановская постановка вопроса производит очень сильное впечатление, все возражения со стороны апологетов христианства представляются жалкими и слабыми. Розанов говорит конкретно и на первый взгляд ясно, дает почувствовать всю остроту вопроса, он ошеломляет и гипнотизирует. Он грубоват, когда тащит монаха в "театр", но монах действительно представляется беспомощным. Лепет официальных защитников Церкви не убедителен, у всех остается впечатление, что Розанов показал, наглядно показал абсолютную противоположность между Христом и миром, абсолютную несоединимость сладости Христа со сладостью мира. Для Розанова Христос есть дух небытия, дух умаления всего в мире, а христианство - религия смерти, апология сладости смерти. Религия рождения и жизни должна объявить непримиримую войну Иисусу Сладчайшему, отравителю жизни, духу небытия, основателю религии смерти. Христос загипнотизировал человечество, внушил нелюбовь к бытию, любовь к небытию. Религия его одно лишь признала прекрасным - умирание и смерть, печаль и страдание. Очень талантливо пишет Розанов, очень красиво говорит, много верного говорит, но сама исходная его точка - ложна, сама его постановка вопроса - призрачна и путана.  Розанов - гениальный обыватель, и вопрос его в конце концов есть обывательский, мещанский, обыденный вопрос, но формулированный с блестящим талантом. Тем и поражает Розанов, что он говорит нечто близкое обывательскому сердцу, что вопрос о сладких и горьких плодах мира задевает мещанина этого мира, смущает официальное христианство, давно уже превратившееся в мещанство. Розановская семья, варенье, театры, сладости и радости благополучной жизни понятны и близки всему обывательскому царству, которое в этом и видит сущность "мира" и "мир" этот хотело бы спасти от гипноза Иисуса Сладчайшего. Для Розанова бытие есть быт, "мир" есть сладость бытовой жизни. Это очень глубоко, это - сила.