Но Пекка не могла отделаться от ощущения, что, если ей удастся докопаться до корней в своих теоретических изысканиях, новой моделью бронепопонок для бегемотов результат не ограничится. Чародейка скривила губы. Этого она тоже не могла доказать. А без доказательств все остальное – пустые раздумья.

Пекка осознала внезапно, что зубы ее стучат. Это кое-что доказывало – что она большая дура. Это же надо было так глубоко задуматься над вопросами теории волшебства, чтобы замерзнуть мало не до смерти! Поднявшись, она набрала в совок угля и заново разожгла печку в углу кабинета.

Комната едва успела прогреться чуть-чуть, когда в дверь постучали. Грубо возвращенная к реальности, Пекка хлопнула себя ладонью по лбу.

– Лейно меня убьет! – воскликнула она, вскакивая на ноги.

И действительно, ее муж стоял за дверью. Бить жену Лейно не стал – такое поведение пристало бы ункерлантцу или альгарвейцу (хотя последний, без сомнения, наденет перчатки, прежде чем бить женщину), – ограничившись куусаманским аналогом – суровым взглядом.

– Ты забыла, что у твоей сестры сегодня прием? – поинтересовался он.

– Ага, – призналась Пекка, понадеявшись, что муж без слов поймет, как ей стыдно. – Не выношу, когда начинаю вести себя, словно рассеянный чародей из анекдота! Но раз уж ты вспомнил, я уверена, что мы не опоздаем. Дай только накидку возьму.

Умиротворенный Лейно почти не бурчал, пока они шли по городку каянского городского колледжа и добирались становым караваном до ближайшей к их дому остановки. Сугробы не мешали двигаться вагонам. Для настоящих буранов время еще не пришло. Глубокой зимой с юга порою наносило столько снега, что заносы достигали крыш караванных вагончиков.

Поднимаясь по крутому склону к дому Элимаки, чтобы забрать Уто, Пекка старалась не вспоминать, что бураны скоро начнутся.

– Слава силам горним, наконец-то! – воскликнула Элимаки, когда они с Лейно появились на пороге.

Лейно расхохотался.

– Не надо быть чародеем, чтобы предсказать – тебе и сегодня хотелось запихнуть нашего сына и наследника в упокойник?

– Ну, вообще-то да, – созналась сестра Пекки и добавила, защищаясь: – Очень тяжело прибираться в доме, когда под ногами путается мальчишка.

– Не тяжело, – поправила Пекка, – а невозможно. Пойдем домой, Уто. – Элимаки испустила невольный вздох облегчения. Чародейка обернулась к сыну: – Что такого ты натворил сегодня?

– Ничего! – Уто, как обычно, был сама невинность. Пекку, как обычно, его представление не убедило. Лейно – тоже, однако явное его веселье не вселяло в мальчишку должной дисциплины.

Чародеи отвели сына домой, накормили соленой колбасой из дичины – его любимой – и уложили в постель. Когда Уто засыпал, его не могло разбудить и боевое ядро. Мальчишка мог натворить немало шкод, но можно было не опасаться, что он поднимется посреди ночи и устроит тарарам. Дом Пекки окружали защитные чары – покупные, установленные Лейно и ее собственные – так что чародейка не опасалась оставлять спящего Уто в одиночестве. Если что-нибудь и случится, они с Лейно узнают об этом сразу же и вернутся через несколько минут. Но ничего дурного Пекка не ожидала. Куусамане были в общем и целом мирным, законопослушным народом.

Пока Лейно снимал рубаху и штаны, Пекка вылезла из немаркого шерстяного платья, в котором посещала городской колледж Каяни. Куусамане, не будучи потомками альгарвейцев или кауниан, носили что им вздумается и не превращали юбки и штаны в политические заявления. Пекка выбрала на этот вечер длинную юбку из оленьей замши и белую кофту с высоким воротом, расшитую многокрасочными фантастическими зверями: костюм из давнего прошлого Куусамо. Лейно оделся почти так же, только его юбка едва достигала колен, а под нее он надел шерстяные поножи. Ботинки у обоих были, впрочем, современные.

– Пойдем? – предложил Лейно.

Пекка кивнула. Они даже не опоздают… сильно. А приходить совсем уж вовремя человеку, знакомому со светскими приличиями, стыдно.

Олавин, муж Элимаки, был коренаст и широкоплеч. Один из ведущих банкиров Каяни, он один зарабатывал больше, чем Пекка и Лейно вместе, но никогда не кичился богатством перед родичами, за что Пекка была ему искренне признательна.

– Очень рад, – заметил Олавин, когда с объятьями и рукопожатиями было покончено, – что вы смогли прийти к нам сегодня.

– Мы никогда не пропустили бы такое событие, – заверила его чародейка.

– Не то чтобы нам пришлось долго добираться, – с улыбкой добавил Лейно.

– Да уж! – Олавин рассмеялся. – Но я особенно рад, что вы смогли выбраться к нам сегодня. Я не уверен, поймите правильно, но надеюсь, что к нам может присоединиться князь Йоройнен. Если это случится, вам непременно следует встретиться с ним!

– Муж сестры моей, как ты прав! – Глаза Пекки вспыхнули. – Ты и впрямь взлетел высоко, если ожидаешь в гости одного из семи князей! Неудивительно, что Элимаки хотела выдрать нашего Уто.

– Не ожидаю. Надеюсь. – В некоторых областях Олавин мог быть педантичен, точно чародей-теоретик. – В банке я выяснил, что князь пробудет несколько дней в Каяни, и воспользовался случаем передать приглашение. Мы с ним уже встречались и вели некоторые дела, так что есть шанс, что князь мое приглашение примет.

– Я бы очень хотела с ним встретиться! – заявила Пекка.

Лейно согласно кивнул.

– Интересно будет узнать, как поступит Куусамо теперь, когда Лагоаш вступил в войну против Альгарве. – Он невесело хмыкнул. – Муж сестры супруги моей, не тревожься так! Я не собираюсь требовать от князя ответа! Если семеро не всегда могут решить, где им встречаться, они и в более важных вещах не сразу придут к согласию.

– Именно. – Олавин снова хохотнул. Он старательно создавал впечатление весельчака – возможно, потому, что о банкирах шла слава как о людях мрачных. – Ну, говорю вам, может, придет, а может, и нет. Так или иначе, народ собрался интересный – помимо вас, хочу сказать, – и угощения будет довольно.

– Я, – объявила Пекка, – не застенчивая. Не самая общительная женщина в мире, но вовсе не застенчивая!

Словно для того, чтобы доказать это, она проскользнула мимо зятя в гостиную. Лейно последовал за ней.

Пекка взяла кружку горячего пива с пряностями – в Куусамо холодные напитки как-то не прижились – и тарелку грибов, фаршированных крабами. Муж ее предпочел глинтвейн из альгарвейского вина и отварные креветки в водорослях с горчичным соусом.

Одни приглашенные были родственниками Пекки и Элимаки, другие – родней Олавина; присутствовали соседи, банкиры, купцы и мастера, имевшие дело с банком Олавина. Говорили обо всем: от воспитания детей до заморских вин (климат Куусамо мало годился для благородной лозы – и даже для самой скверной) и войны с Дьёндьёшем.

– Если кто хочет знать, – заявлял один из кузенов Олавина, явно уверенный, что его мнение интересно всем присутствующим, – нам бы следовало закончить поскорее свару с дёнками и готовиться вступить в бой на дерлавайском континенте.

– На чьей стороне? – спросил кто-то.

На взгляд Пекки, вопрос был разумный. Теперь, когда Лагоаш вступил в войну, Куусамо могло бы ударить в спину соседям по острову и отбить потерянное столетия назад. Но в этом случае Альгарве, скорей всего, победит на континенте и станет единовластной владычицей восточного Дерлавая. Со времен Каунианской империи это не удавалось ни одной державе. Пекка не была уверена, что оно не к лучшему.

У банкирского родича сомнений не было. Кузен Олавина, судя по всему, не сомневался ни в чем – особенно в собственной мудрости.

– На стороне короля Мезенцио, конечно, – заявил он. – Такие люди не каждый день приходят в свет. Нам самим нужен вождь настолько энергичный, настолько увлеченный будущим…

Пекка тут же подумала о конунге Свеммеле и о том, что тот сотворил в Ункерланте – и с Ункерлантом. Но прежде чем чародейка успела помянуть излишне эффективного монарха, Олавин дал кузену еще более эффективный отпор, возгласив: