Стрела рассекла тьму и вонзилась в правый глаз корвирда. Чудовище вздыбилось на задних лапах и заревело от боли, брызгая ядом во все стороны. Новые стрелы вылетели из-за деревьев в подставленное брюхо твари, но отскочили от чешуи, не причинив ей вреда.

   Разъяренный корвирд, вращая уцелевшим глазом, рухнул на все лапы и понесся по тропе прямо на Элвина. Его тело на бегу извивалось по-змеиному, а лапы стрекотали громче целой стаи цикад. В корвирда полетело несколько стрел, но чешую не пробила ни одна. Элвин отшатнулся, срывая с плеча мушкет. Он слышал крики, чувствовал, как его тянут за руку, но все его внимание поглотил кошмар, который несся на него куда быстрее, чем мог бежать он сам. Между ними оставалось фута четыре, и монстр разинул пасть, целясь в его беззащитные ноги.

   — Убирайся обратно в огненную бездну и не оскверняй более землю своим присутствием! — вскричал Инкермон, выступив вперед и заслонив собой юношу.

   В руке он, точно щит, держал белую книжечку.

   Неизвестно, кто удивился сильнее, Элвин или корвирд. Чудовище отступило на несколько шагов. Зубы блестели от яда.

   — Прочь, говорю я! — повторил Инкермон. Глаза у него выпучились, с губ летели брызги. — Адова тварь, ты самим своим существованием оскорбляешь все благое и достойное на этом свете! Твоя хозяйка-колдунья согрешила против всего, что есть праведного и чистого! Убирайся же вон, откуда пришла, и не тревожь нас более!

   Корвирд секунду как будто поразмыслил над этим, а потом ринулся на Инкермона.

   Два мушкета грохнули прямо за спиной у Элвина. Уши заложило, вокруг заклубился едкий дым. Две пули достигли цели. Мгновение спустя дым развеялся, и юноша увидел перед собой корвирда: в шее у него зияла громадная дыра, в спине — другая, две лапы с левой стороны висели неподвижно. В зубах чудище держало белую книжечку Инкермона, а сам проповедник проворно карабкался на дерево.

   Корвирд взвыл, выплюнул книжечку и снова ринулся в наступление.

   Элвин приготовился огреть его мушкетом, как дубиной, но тут раздался знакомый гулкий звон тетивы, и две черные стрелы просвистели мимо, пробили голову корвирда повыше челюстей и вошли глубоко в мозг чудища. Голова рухнула на землю, но лапы и тело продолжали беспорядочно двигаться. В конце концов корвирд свернулся неровным кольцом.

   Чайи бесстрашно подошла к трупу и обнажила тонкий меч. В тишине слабым шепотом зазвучал древний и мудрый голос. Поначалу он вселил в Элвина ощущение покоя и теплоты, но постепенно сделался могучим и опасным. Наконец голос превратился в рев — Чайи отрубила чудовищу хвост одним плавным взмахом. Потом она подставила клинок лунному свету и принялась внимательно его разглядывать. Убедившись в отсутствии следов на лезвии, эльфийка погладила меч, убрала его в ножны — и голос тотчас умолк. Элвин похлопал себя по уху и посмотрел на корвирда. Ноги чудовища перестали дергаться, и оно лежало совершенно неподвижно. Воцарилась тишина, только тихо шипел яд, разъедая листья стоящих вокруг деревьев.

   Чайи что-то сказала, и несколько эльфов направились к этим деревьям и принялись бережно накладывать на поврежденные листья тот самый мох, которым они врачевали солдатские раны.

   Йимт протиснулся мимо Элвина, ухватил сидящего на дереве Инкермона за свисающий край каэрны, бесцеремонно сдернул его на землю и подошел к трупу корвирда, полюбоваться на результаты своего выстрела.

   — Пожалуй, обошлись бы и одной стрелой, да уж больно близко он подобрался, мне как-то не по себе сделалось.

   Он нагнулся выдернуть стрелы, но Иркила предостерегающе подняла руку. На тропу выступил Тиул, тот эльф, которого Иркила называла «потерянным». Его лук был натянут, на тетиве лежала стрела.

   — Сейчас опасно их вынимать, — объяснила эльфийка.

   Она перешла на эльфийский и сказала что-то Тиулу, который скользнул вперед и стал прямо над трупом. Из листьев, служивших эльфу одеждой, вынырнула белочка и вспрыгнула на тушу корвирда. Она обежала тело, словно что-то разыскивала, наконец остановилась и села в том месте, где полагалось быть позвоночнику. Села и уверенно постучала лапкой. Тиул спустил тетиву, и стрела вошла глубоко в тело чудовища в каком-то дюйме от невозмутимой зверушки.

   — Равновесие восстановлено, вынимай гнусные стрелы.

   Иркила смахнула что-то с глаз и отвернулась.

   Йимт приподнял бровь, однако же кивнул и принялся вытаскивать стрелы, прихватив их концы краем каэрны, дабы защитить руки. Элвин отвернулся: Йимт задрал каэрну куда выше, чем дозволяли приличия.

   — Застряли, заразы! — прокряхтел гном.

   — Они укоренились, — сказала Чайи, встав рядом с Тиулом, неподвижно застывшим над тушей.

   Белка повертела мордочкой, прыгнула на Тиула и исчезла среди листьев.

   Чайи указала на наконечники стрел, торчащие из головы корвирда. Они проросли мерзкого вида волокнами, уходившими в труп, а оттуда в землю.

   Чайи с Иркилой завели свой магический напев, и Элвин вновь ощутил чужеродность, как тогда, на поляне, когда вспыхнуло ледяное пламя. Однако на сей раз все выглядело не настолько жутко, и через некоторое время Йимт смог свободно выдернуть свои стрелы — державшие их корни исчезли. Вместо этого начали прорастать две эльфийские стрелы, торчавшие из чудища. Коричневые древки замерцали слабым светом, а из-под оперения пробились молодые листочки — ярко-зеленые, с золотистой каймой.

   — Растите большими и сильными, малыши, и очистите это место от скверны, — сказала Чайи, благословляя деревца-стрелы, стремительно поглощавшие плоть корвирда.

   Потом эльфийка сделала солдатам знак идти дальше, и Элвин оторвал взгляд от трупа. Он обратил внимание, что Тиул остался стоять на месте, не сводя глаз с превращающихся в деревья стрел.

   — Госпожа Рыжая Сова, а деревьям не вредно расти на трупе этой твари?

   Эльфийка шла по тропе вместе с ними, и от этого юноша чувствовал себя несколько спокойнее.

   — Зло или добро, все зависит от духа, Элвин из империи. Это существо — такая же жертва Ее силы, как дети этого места, пострадавшие от нее. — Чайи обвела рукой деревья вокруг. — Она зарывается глубже самых глубоких корней, куда глубже, чем велит мудрость, и приносит из глубин наружу тварей, коим не должно существовать. Долго мы препятствовали этому, ограничив Ее владения горой и Лесом на Горе, однако оказались чересчур снисходительны и, к своему стыду, позволили опасности разрастись.

   — Но вы же можете Ее остановить, верно? Ведь ваша магия добрая, а добро всегда сильнее зла, разве нет?

   Чайи остановилась и посмотрела на юношу в упор.

   — Сейчас многое висит на волоске, Элвин из империи, и я не стану нарушать равновесие, утверждая то, чего не знаю.

   И пошла дальше, мягко взяв его под руку, чтобы ему легче шагалось. Элвин снова ощутил знакомый ропот жизни. Там, где ее ладонь коснулась его локтя, словно проскочила искра, но Чайи не обратила на это внимания.

   — Эльфы Недремлющей стражи всеми силами стремятся помешать Ей распространить свою власть на эту или другую землю. Ты, наверное, не сознаешь этого, но Тиул Горный Родник пожертвовал очень многим, отдав двоих детей своей рик фаурре, Встающего Солнца, ради исцеления этого места. Он будет скорбеть об этом в течение многих лун и, боюсь, уйдет от нас еще дальше…

   — Иркила говорила, что он дииова грусс, один из потерянных. Это как?

   Чайи на миг опустила голову, потом подняла ее и посмотрела на Элвина.

   — Время от времени, чрезвычайно редко, на лугу новорожденных рождается серебристый волчий дуб. Могущество таких дубов очень велико, гораздо больше, чем у их братьев и сестер. И случается так, что избранный им эльф теряется в чистоте своего сердца, в своем понимании естественного порядка. Когда такое происходит, избранный забывает, как быть эльфом, и становится вместо этого диким созданием, далеким от нас.

   — Так вышло и с Темной Владычицей? — спросил Элвин.

   Чайи остановилась и сильнее стиснула его локоть.