А делать-то мне теперь что? Он ушёл, яхта плывёт, я лежу голая в каюте — расслабленная, балдеющая и одновременно с тем, заморочившаяся тем, как он ко мне относится.

Вздыхаю, поворачиваюсь, приподнимаюсь на кровати, сажусь на краешек кровати со смятым постельным бельём. Трогаю пальцами спину. Липко. Мда.

Иду в душевую комнату, споласкиваюсь под тёплыми, чуть покалывающими кожу, струями воды. Насухо вытираюсь полотенцем, одеваюсь, обуваюсь и выхожу на палубу. Дверь просто прикрываю за собой.

Ковалевский, закинув ногу на ногу, сидит за столиком, курит и смотрит вдаль.

Подхожу к нему. Он поворачивается ко мне. Смотрит внимательно и строго. Такое впечатление, что этой недавней близости между нами — не было вовсе.

— Скоро будем на месте, — говорит он.

Киваю и спрашиваю:

— Я могу присесть?

— Да, конечно, — отвечает он.

Сажусь на стул, внимательно смотрю на него.

— Зачем вы это сделали?

— Что именно? — поднимает бровь он.

— Трахнули меня. И ушли.

Его глаза улыбаются. Но губы сохраняют невозмутимость.

— Вам не понравилось? — интересуется он.

Я смущаюсь. Опускаю глаза.

— Понравилось, — и добавляю через пару секунд: — Очень.

Он молчит и я поднимаю на него взгляд. Он невозмутим. Смотрит вдаль. Затягивается, выпускает струйку едва заметного в солнечном свете дыма, тушит сигариллу в пепельнице. И ничего не говорит.

— Так зачем? — снова спрашиваю я. — Для того, чтобы фотки получились реалистичными, да?

Он переводит взгляд на меня. Пристально смотрит в глаза. И выдержать это взгляд непросто, но я справляюсь. Просто жду, что он скажет.

— Вы очень сексуальная женщина, Милана. Очень. И ваша страстность, ваша женственность и ваша сексапильность — это то, что вам не удаётся скрыть. Я хотел убедиться в том, что прав. Убедился. А то, что это поможет сделать хорошие фотки — просто приятный бонус.

— А ушли зачем? — переварив услышанное, спрашиваю я.

— Затем, чтобы покурить.

— Но это же невежливо, Валерий.

Он ухмыляется, будто я сказала что-то смешное.

— Милана, я вижу, что вы — женщина с характером, — говорит он. — Но давайте мы расставим точки над "i".

— Давайте, — соглашаюсь я.

— Вы здесь потому, что я хочу вернуть колье. Я сказал вам, что трахну вас. И что вам понравится. Слово сдержал. Так?

— Да… — нехотя отвечаю я.

— Между нами нет отношений. У меня ни с кем их нет. Я — один, как перст. Мне никто не нужен. Вы сыграете свою роль, и я от вас отстану. Решу вашу проблему с угловным преследованием — и поддерживать отношения с вами больше не буду. Мне нужно вернуть колье. Оно — память.

— О том, что вы были живым? — спрашиваю я.

— Да. Об этом.

— Потому что любили?

— Да, потому что любил.

— И вы с тех пор ни в кого не влюблялись?

— Ни в кого.

Осмысливаю услышанное. Он постоянно ставит меня в тупик.

— Почему? — спрашиваю я.

— Потому что не хочу.

— А разве это происходит по желанию? Я полагала, что это происходит само собой…

— Да, вы правы. Обычно так и происходит. Но если не хочешь, то… не происходит.

— А почему вы этого не хотите?

— Вы задаёте очень много личных вопросов, Милана.

— Вы мне интересны, — говорю я. — Правда интересны. Я впервые встречаю такого мужчину. Вы очень загадочный человек. И я вас не понимаю.

— А что конкретно вы хотите понять? И главное — зачем? Сыграйте свою роль и живите дальше, как жили.

— Я хочу понять, о чём вы действительно думаете.

— Зачем?

— Я не знаю… — честно признаюсь я. — Наверное, просто интересно.

— Не расценивайте хороший секс, как признание в желании отношений, ладно? — говорит он.

— Ладно, — тихо говорю я. — А как что мне его расценивать?

— Как секс.

— Почему вы такой закрытый? — не унимаюсь я. — Я не понимаю, как себя с вами вести. Вы же хотите фотосессию, правда? Хотите, чтобы я была правдоподобной. Но я не понимаю вас. И сейчас — больше, чем… чем до недавнего времени.

Он вздыхает, поворачивается ко мне в анфас, чуть наклоняется вперёд:

— У меня была любовь. Любимая девушка. Она умерла. Я умер вместе с ней. Бизнес и искусство — всё, что у меня есть. Людям вроде вас это вряд ли будет понятно.

— Вроде меня? — не понимаю я.

— Да, вроде вас. Эмансипированных женщин, которые ни к кому не привязываются.

— Почему вы так решили?

— Потому что я много о вас знаю.

— Но вы же тоже ни к кому не привязываетесь, — говорю я. — Почему же вы тогда говорите о моём поведении так, будто оно преступно.

— Оно не преступно. Но вы лезете мне в душу, стараясь при этом сохранить независимость. Ведёте себя, как беспринципный журналист.

— Простите, — тороплюсь ответить я. — Я не хотела вас обидеть.

— Вы не можете меня обидеть.

— Валерий, я… — осекаюсь, пытаясь сформулировать мысль, но она будто ускользает от меня. — Я… была предана… И имею право не привязываться…

— Как и я. Но по другим причинам.

— Хорошо, — вставая, говорю я. — Я вас поняла. Я могу прогуляться по палубе?

— Да, конечно, — отвечает он. — Если голодны — спуститесь на нижнюю палубу и вас накормят.

Я не голодна, но на нижнюю палубу спускаюсь. Просто, чтобы посмотрите поближе на воды спокойного океана. Солнце искрится в воде, слышится тихий рокот шум плывущего судна.

Ковалевский — сложный мужчина. Сложный человек. Но, во-многом потому, он мне и интересен. Только ли интересен, вот в чём вопрос? Прислушиваясь к себе, понимаю, что меня тянет к нему. Хочется убрать этот холод между нами, сократить дистанцию. А вот зачем мне это — понять пока не могу. Наверное, меня просто к нему влечёт, как женщину к мужчине. Чувство это для меня давно позабытое. Поэтому я немного растеряна.

Если представить себе, что я больше не в его власти, а просто живу в Москве так же, как и жила раньше… то… то, наверное, я буду искать информацию о нём. И даже, пожалуй, скучать… Странно. Правда странно. Он не ведёт себя, как ухажёр. Даже скорее будто порой сторонится меня. Но отчего-то у меня нет ощущения, что я ему безразлична. Странные отношения…

Он однозначно не ведёт себя со мной так, как мог бы. Не пользуется своей властью в той степени, которая могла бы причинить мне сильный дискомфорт. Просто временами подчёркивает, что я от него завишу. Видимо, чтобы я не зарывалась.

Неужели я ему нужна только для фоток?

Блин, что за вопрос?! Что я о себе возомнила вообще?! Лезут в голову какие-то глупости! У него женщин, наверняка, полным полно! Зачем ему художница какая-то, которой он ещё и не доверяет по сути! Такие люди, Ковалевский, в принципе ищут спутницу по каким-то отличным от мотивации обычных мужчин причинам. Зачем им отношения? Когда они могут получить то, что хотят по щелчку пальцев? Незачем. Что я в самом деле так размякла-то после этого секса?! Или после разговоров с ним? Или меня просто угнетает это его холодное отношение ко мне и я подсознательно стараюсь это изменить. В любом случае, у нас с ним ничего нет, кроме этой фотосессии, от результатов которой так много зависит для нас обоих.

И как только проблема будет решена, а я очень на это надеюсь, я вернусь в Москву и переключюсь на работу и… если понадобится — на других мужчин.

Пока я размышляю об этом всём, яхта берёт курс на какой-то большой остров, с богатой инфрастктурой на берегу: какие-то яхточки, катера, пристани, домики и пара пятиэтажных зданий из стекла и металла: судя по всему — гостиницы.

Спустя пару минут меня находит Иваныч. Я стою у края яхты, держась за перила. Он подходит и встаёт рядом.

— Скоро прибудем, — говорит он.

— Я поняла, — кивнув, говорю я.

— Пойдёмте ближе к трапу. Нам там ещё ехать надо будет. Но недолго.

— Хорошо, — отвечаю я.

Мы идём вдоль длинного ряда кают, каких-то лежаков, бассейна.

— Скажите, пожалуйста… — смущённо начинаю я.