Явился и Блоттон, в дохе и шапке.

– Как дела? – спросил он. – Странное дело! Венера ближе к Солнцу, чем Земля, и тем не менее мы мерзнем. Говорили, что тела на Венере весят несколько меньше, чем на Земле, а я чувствую тяжесть и усталость во всем теле…

– Это потому, что ваше тело избаловано в пути невесомостью. Мышцы ослабели. Ничего, окрепнут! Усталость же, вероятно, от недостатка кислорода. Ганс, пойдите осмотрите печи и прибавьте кислорода… но будьте экономны! – тихо прибавил Цандер.

Пинч преувеличил: температура больше не понижалась, но и не повысилась, хотя печи были исправны. Ганс приоткрыл кран нового кислородного баллона, затем надел шубу и шапку. «От смертоносных газов, если удастся открыть иллюминатор, спастись невозможно, но от холода – можно и должно». И вернулся к Цандеру и Винклеру.

– Запаса кислорода осталось на пять-шесть часов, – сказал он. – За это время нам необходимо выйти во что бы то ни стало.

Работа была трудная. Час проходил за часом, но ни одна оконная рама не поддавалась.

Постепенно пассажиры начали понимать всю серьезность положения. Этому немало способствовал и Пинч. Он сеял панику, рисуя ужасы предстоящего удушья и замерзания. Винклер, случайно проходивший мимо кают-компании и слышавший эти паникерские речи, вызвал Пинча в коридор, ни слова не говоря, сгреб за шиворот, отвел в каюту и запер. Но семя было брошено и давало плоды. Делькро и Эллен истерически плакали, мужчины беспорядочно кричали, обвиняя во всем Цандера и большевиков. Текер бросался от пациентки к пациентке со спиртом, валерьянкой, бромом.

– Вы мужчины! Вы должны что-то предпринять, – шипела леди Хинтон, лишившаяся голоса.

Начались беспорядочные споры. Наконец решили. Барон, епископ и Блоттон, предводительствуемые Сторме-ром, двинулись к каюте, где в это время работали Цандер, Винклер и Ганс.

Лица депутатов не предвещали ничего хорошего. В такие минуты самые крепкие головы теряют рассудок и способны на безумные поступки. У каждого из депутатов мог быть припрятан револьвер. Эгоизм этих людей не остановился бы перед уничтожением других, чтобы за их счет прожить самим хотя бы несколько лишних часов.

Ганс в одну минуту понял все это и вдруг пронзительно свистнул.

Из коридора послышались торопливые шаги. Депутаты повернулись и увидали позади себя двух человек, о которых почти позабыли: китайца и Мэри. Жак и Мэри переглянулись с Гансом и стояли молча, как бы ожидая только сигнала. Участники полета разделились на две враждующие партии, два лагеря. Пять против пяти! Но армия Стормера была зажата в тиски и в случае столкновения принуждена была бы действовать на два фронта. Хуже всего было то, что Стормеру не удалось захватить «врага» врасплох. Ганс спокойно улыбался и мерно помахивал уже знакомым Стормеру тяжелым молотом.

– Что вам угодно, господа? – резко спросил Цандер – Будьте кратки. Имейте в виду, что каждая минута задержки нашей работы может стоить вам жизни.

– В таком случае отложим этот разговор до другого раза, когда вы будете менее заняты, – напыщенно произнес Стормер и повернул свое войско.

– Подождите. Я предлагаю всем разойтись по своим каютам. Мы сейчас будем работать в кают-компании, и ее необходимо очистить, – сказал Ганс. – Мэри, Жак, проводите пассажиров.

Спутники Стормера переглянулись. После их капитуляции победители диктуют условия: роспуск армии. Приходилось подчиниться и этому. Стормер повернулся и с преувеличенной любезностью поклонился Гансу. Но глаза Стормера красноречиво говорили: «Мы еще посчитаемся».

Когда все ушли, Винклер рассмеялся и, хлопнув Ганса по плечу, сказал:

– А со свистом – это неплохо организовал. Предусмотрительно.

– И насчет кают-компании тоже хорошо придумано, – прибавил Цандер. – Изоляция пассажиров сейчас необходима. Они плохо действуют друг на друга, находясь вместе.

– Одного я уже изолировал – Пинча, – сказал Винклер.

– То-то я удивился, что Стормер явился без своего оруженосца! – заметил Ганс.

– Однако жаль, что Стормер не произнес своей речи. Интересно все-таки, какой ультиматум они хотели предложить нам. Идем в кают-компанию.

Она уже была очищена. Пассажиры расползлись по своим норам.

– У меня есть одно предложение, – сказал Ганс. – Если бы нам даже удалось отвинтить раму иллюминатора, мы встретились бы с другим препятствием: внешние защитные ставни над стеклами уж, наверно, оплавились в пазах, и их не отодвинуть. Толщина щитов невелика. У нас есть запасные щиты и стекла. И я предлагаю разбить стекло иллюминатора и просверлить отверстие в ставне. Таким путем мы не причиним больших повреждений ракете и выйдем наружу.

План был принят, и все принялись за работу. Не без труда разбили изнутри толстое, прочное стекло.

Со щитом пришлось повозиться еще больше. Нужно было по всей окружности иллюминатора просверлить множество дыр.

По примеру Ганса Цандер и Винклер оделись потеплее, закрыли герметическую дверь в коридор и начали сверлить.

С момента посадки на Венеру прошло уже несколько часов. Быть может, из-за недостатка кислорода о еде никто не думал. Но усталость чувствовалась все сильнее. Кружилась голова, шумело в ушах, беспорядочно работала мысль.

У пассажиров после недавнего возбуждения наступила реакция. Все сидели сонные, как осенние мухи. Головы склонялись на плечо, руки поднимались и опускались вяло и безжизненно. Всеми овладела апатия… Лучше других чувствовали себя в своей каюте жена доктора Текера с ребенком: Ганс успел поставить в ее комнате баллон из «неприкосновенных запасов». Здесь дышалось легче. Текер возился с пациентами.

А в кают-компании скрежетало сверло, приводимое в движение электричеством. Внезапно сверло провалилось. Первая дыра. Ганс вынул сверло, приложил к отверстию нос, потянул воздух. Цандер и Винклер, затаив дыхание, наблюдали.

– Ну что? – не вытерпел Цандер.

– Не чувствую. Более плотный и теплый воздух кают-компании выходит наружу. Для вентиляции надо сделать по крайней мере две дыры. Пока чувствуется, что внешний воздух холодный и как будто серой попахивает, – доложил Ганс.

Когда просверлили вторую дыру, все почувствовали, как потянула ледяная воздушная струя, насыщенная серными парами. Ганс, Винклер и Цандер вдыхали этот воздух, с волнением поглядывая друг на друга. Воздух был неприятный, но никто не почувствовал себя плохо.

Ганс вдруг подошел и закрыл кран кислородного баллона.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Винклер.

– Затем, что мы дышим смешанным воздухом. Надо получить чистую венерианскую атмосферу.

С каждой новой дырой в каюте становилось холоднее и все больше пахло серой.

Дыхание становилось все более учащенным, голова кружилась.

– Кислород, безусловно, есть, но его маловато, – сказал Цандер. – Однако из этого еще не следует делать заключения, что таков весь состав атмосферы. Возможно, что мы опустились на горную вершину.

Тревожно зазвонил электрический звонок. Винклер поспешил открыть дверь. Вошла взволнованная Мэри.

– Стормер бушует, – сказала она. – Ходит по каютам и кричит, что вы заперлись, чтобы открыть форточку только для себя, а пассажиров удушить.

– Вот идиот! – воскликнул Ганс – Ведь с ними были ты, Мэри, и Жак. Не хотели же мы и вас удушить. Кто его выпустил?

– Доктор настоял, чтобы открыли каюту. Он хотел осмотреть Стормера, а тот вышел. Почему у вас так серой пахнет?

– Венера душится такими духами, – отвечал Ганс.

Вбежал Текер:

– Кислороду! Дайте скорее кислороду! Пассажиры задыхаются. Леди… – он вдруг сильно закашлялся – Что это за газ?

– Распорядитесь, доктор, чтобы все скорее надели противогазы, – сказал Цандер. – Вы, Мэри и Жак, займитесь этим делом. Принесите и нам противогазы, Мэри.

Винклер просверлил последние дыры. Ганс вооружился тяжелым молотом.