Учреждения Низкопрыгии делятся на две великие категории, а именно на законные и на подменяющие. Первые служат великому основному принципу, а вторые — великому питающему принципу. Первые соответственно ограничены конституцией, иначе называемой Великой Национальной Аллегорией, а последние ограничены только практикой. В одном случае мы имеем посылку, в другом — вывод; один случай — это только гипотеза, а другой — только следствие. Оба великих политических ориентира, оба общественных мнения, обрубленные хвосты, круговращение, большое и малое колеса — все это только логические следствия, и я не собираюсь говорить о них в настоящем кратком очерке, посвященном исключительно основному закону государства, то есть Великой и Священной Национальной Аллегории.

Уже упоминалось, что первоначально Низкопрыгия была отпрыском Высокопрыгии. Политическое разделение их произошло в прошлом поколении, когда низкопрыгийцы публично отреклись от Высокопрыгии и всего, что с нею связано, как новообращенный в церкви отрекается от дьявола и всех козней его. Это отречение, иногда также называемое «обличением», пришлось больше по вкусу самой Низкопрыгии, чем Высокопрыгии, и привело к длительной и кровопролитной войне. Однако низкопрыгийцы после ожесточенной борьбы отстояли свое твердое решение порвать с Высокопрыгией. Дальнейшее покажет, насколько они были правы.

Еще до начала враждебных действий патриотизм и жажда независимости были настолько сильны, что граждане Низкопрыгии, хотя и плохо обеспеченные изделиями собственной промышленности, гордо отказались ввозить изделия своей старой родины — хотя бы одну булавку, предпочитая наготу подчинению. Более того, они торжественно провозгласили, что их почтенная родительница была им вовсе не доброй, заботливой и снисходительной матерью, как ей надлежало быть, а жадной, жестокой и деспотичной мачехой. Следует помнить, что такое настроение относится к тому времени, когда обе страны были еще юридически объединены, имели одного главу, носили одежду и, по необходимости, имели множество общих интересов.

После счастливого исхода войны все это в корне изменилось. Низкопрыгия показала нос Высокопрыгии и объявила о своем намерении отныне вести свои дела по-своему. Желая осуществить это намерение как можно более эффективно, а заодно швырнуть грязью в лицо своей бывшей мачехе, Низкопрыгия постановила, что ее государственное устройство будет очень близким к государственному устройству Высокопрыгии, но вместе с тем будет настолько отличаться от него в лучшую сторону, что при сравнении недостатки этого последнего будут видны даже самому поверхностному наблюдателю. Как это патриотическое решение было претворено в жизнь, я сейчас и собираюсь показать.

В Высокопрыгии долгое время господствовала старинная теория, что всякая политическая власть — от бога, хотя на каком основании эта теория могла господствовать где бы то ни было, мне совершенно непонятно, поскольку участие дьявола в этом деле гораздо более очевидно. Однако jus divinum[20] оставалось руководящим принципом общественного строя Высокопрыгии, пока аристократия не прибрала jus к рукам, предоставив divinum собственному промыслу. В ту эпоху и родилась современная конституция. Всякий знает, что палка, поставленная на землю, обязательно упадет, если ее конец не врыть в землю. Две палки устоят ничуть не лучше, даже если связать их верхние концы. Но три палки образуют устойчивый треножник. Эта простая изящная идея и легла в основу государственного устройства Высокопрыгии. Обществу там были приданы три моральные подпорки, и у одной из них был помещен король, чтобы не дать ей соскользнуть, так как это единственная опасность, грозящая такой системе, у второй — аристократия, а у третьей — народ. На верхушку этого треножника была водружена государственная машина. В теории все это выглядело превосходнейшим изобретением, но практика, как всегда бывает, подвергла его существенным изменениям. Король, единолично распоряжаясь своей палкой, доставлял тьму хлопот двум другим группам палкодержателей. Дабы не нарушать теорию, которая считалась незыблемой и священной, аристократия, уже из собственных соображений платившая кое-кому из держателей народной палки, обеспечивая ей устойчивость, теперь принялась выискивать средства к тому, чтобы и королевская палка сохраняла более постоянное и надежное положение. Вот тут-то, когда обнаружилось, что король не в состоянии удерживать свой конец великого общественного устройства там, где он поклялся его держать, аристократия и объявила торжественно, что король, очевидно, забыл, где находится конституционная ямка для его палки, и что он безвозвратно утратил память (решение, ставшее отдаленной причиной недавних злоключений капитана Пока). Как только король был конституционно лишен памяти, нетрудно было отнять у него и все остальные способности, а затем было вынесено гуманное решение — впрочем, единственно возможное по отношению к столь физически обездоленному существу — что он не способен ошибаться. При дальнейшем проведении в жизнь этой идеи на основе тех же гуманнейших и христианнейших принципов вскоре во избежание противоречий было решено, что король вообще ничего делать не будет, и его старший двоюродный брат был провозглашен его законным заместителем. Через некоторое время трон был скрыт за пурпурной завесой. Поскольку, однако, могло случиться, что и кузен в свою очередь начнет расшатывать палку и нарушит равновесие треножника, две остальные группы палкодержателей решили далее, что, хотя его величество имеет неоспоримое конституционное право определять, кто должен быть его старшим кузеном, сами они имеют столь же несомненное конституционное право определять, кто им не должен быть. В конце концов был достигнут компромисс. Король, который, как и всякий другой, находил, что сладость власти гораздо приятнее ее горечи, согласился взобраться на верхушку треножника так, чтобы создалось впечатление, будто он сидит верхом на государственной машине, и, принимая там почести, есть и пить в свое удовольствие, пока другие решают, кому по мере сил трудиться у подножия. Такова вкратце история, и таково было государственное устройство Высокопрыгии в то время, когда я имел честь посетить эту страну.

Жители Низкопрыгии были полны решимости доказать, что все это в корне неправильно. Прежде всего они постановили, что должно существовать только одно великое общественное бревно, а для того, чтобы оно стояло вполне устойчиво, они обязали каждого гражданина подпирать его у основания. Сама идея треножника была им по душе, но, вместо того, чтобы установить его на манер Высокопрыгии, они перевернули его вверх ногами и прикрепили к верхушке своего бревна. На конце каждой палки треножника они посадили деятелей, ответственных за управление государственной машиной, и позаботились о том, чтобы периодически посылать наверх новых деятелей. Рассуждали они так: если в Высокопрыгии одна из палок соскользнет со своего места — а скорее всего она может соскользнуть в мокрую погоду, когда король, знать и народ начнут барахтаться в грязи, толкая друг друга, — то и вся государственная машина обрушится или, в лучшем случае, настолько перекосится, что никогда больше не будет действовать так, как вначале. Куда же это годится? Вот у нас, если один из деятелей наверху напутает и свалится, он сломает только свою собственную шею. Более того, он непременно упадет среди нас, и если он при этом уцелеет, мы можем либо поймать его и снова забросить на прежнее место, либо послать наверх кого-нибудь получше, кто заменит его на остающийся срок. Низкопрыгийцы считают к тому же, что одному бревну, когда его поддерживают все граждане, гораздо труднее соскользнуть в сторону, чем трем бревнам, поддерживаемым тремя силами неопределенной, чтобы не сказать неравной, величины.

Такова практически сущность Национальных Аллегорий Высокопрыгии и Низкопрыгии. Я говорю «аллегорий», поскольку оба правительства, по-видимому, считают их самым совершенным средством выражения своих отличительных национальных чувств. Пожалуй, было бы лучше, если бы с этих пор все конституции писались в таком же аллегорическом духе — тогда бы они, несомненно, стали бы более ясными, понятными и священными, чем при современном стремлении толковать все буквально.