Мальчишки отбегали свои десять кругов и без лишних споров принялись отжиматься, когда вдали раздался еле слышный хлопок.

Геральт не двинулся с места, только лениво, как будто бы случайно дотронулся до рукояти меча за спиной и на короткое мгновение повернул голову в ту сторону, откуда раздался звук перемещения. Северус должен был увидеть и что-то предпринять, наложить заклинания. Сам он продолжал тренировать детей. Те закончили разминку и наконец получили в руки вожделенные деревянные болванки.

Гарри сделал смешной замах, Драко фыркнул и рубанул воздух, Рон тоже хотел было показать свое умение, но Геральт остановил его и сказал:

— Вы урон наносить врагам собрались или себе исключительно?

Мальчики быстро опустили деревяшки. Драко важно сказал:

— Я, между прочим, два года занимался фехтованием на шпагах.

— Оно и видно, — заметил Геральт, — то-то ты сразу махать руками, как ветряная мельница, начал.

Выбросив из головы мысли о поимке журналистки — все равно от него сейчас ничего не требуется, — он с головой погрузился в занятие. Конечно, по-хорошему, мечей бы этим детям пока давать не нужно, но он понимал, что их основной интерес как раз и заключается в том, чтобы подержать в руке пусть и ненастоящее, но оружие, поэтому начал со стоек и простых связок «удар-блок». Толку мало, но привыкнуть к весу деревяшки хватит.

Наконец, через два часа он объявил занятие оконченным.

— Жалко, что мало, — недовольно заметил Рон, но ему ответил Драко:

— Завтра утром узнаешь, как тебе «мало», когда встать с кровати не сможешь.

— Верно, — кивнул Геральт, и Драко заулыбался, довольный похвалой. Была у него такая забавная черта — его хлебом не корми, только похвали лишний раз.

— Все, идите в замок, — велел Геральт, и трое — Рон, Драко и Гермиона, — послушно пошли, помахав ему на прощанье.

Гарри остался.

— Тебе специальное приглашение? — уточнил Геральт. — Или дорогу забыл?

Мальчик опустил глаза в землю, вздохнул и произнес:

— Я с вами посоветоваться хотел, если можно.

Сейчас было совершенно не до Гарри с его проблемами, но прогонять его было жалко, поэтому Геральт кивнул на поваленное дерево чуть в стороне, сел сам и дождался, пока мальчик разместится рядом, а потом сказал:

— Выкладывай.

— Сэр, я… Не уверен, что с таким вопросом можно вас доставать. И можно ли вам его задавать…

Он мучительно покраснел.

— Если ты убить кого-то планируешь, то почему бы и нет. Очень даже можно.

— Я не… — Гарри осекся и тихо фыркнул. Понял, что это была шутка. — Я о другом, сэр. Я бы правда не хотел вас этим тревожить. Это личный вопрос, но…

— Но больше тебе его задать некому. Хватит воду лить, говори, — подбодрил его Геральт. Не то чтобы он имел большой опыт в наставлении и утешении, но подозревал, что речь идет о том, что волнует мужчин любого возраста — о женщинах.

Не ошибся.

Запинаясь и едва выговаривая слова, он рассказал, что в конце первого месяца зимы состоится бал, в котором он, Гарри, обязан участвовать как чемпион турнира. Отказаться нельзя, а пригласить девочку, которая нравится (да любую девочку), стыдно и страшно.

«Мне б твои проблемы», — с улыбкой подумал Геральт, но обещал что-нибудь придумать.

Успокоенный, Гарри направился в замок. Из-за деревьев вышел Северус, и по его лицу было ясно — план провалился с треском.

Территорию леса вокруг пресловутой опушки Геральт осмотрел досконально, по веточке. Он нашел, в каком месте Рита Скитер (скорее всего, следы туфель на каблуках и острых запах духов принадлежали именно ей) пересекла границу защитных чар школы, проследил ее путь почти до самый поляны, но что произошло с ней дальше оставалось загадкой. Рита просто исчезла. Не подпрыгнула, не взлетела (запах остался бы), а просто испарилась.

— Если в следующем «Пророке» будет твоя фотография, — мрачно заметил Северус по пути обратно к замку, — значит, она сумела нас провести.

Геральт задумчиво кивнул. Из его опыта следовало, что люди не исчезают бесследно, они куда-то деваются. Их сжирают утопцы, уносят виверны, они теряются в чаще… Не важно, главное, что от них всегда остается след. От Риты следа не было.

На следующий день статьи о Геральте в газете не было. Не появилась она и через два дня, и через неделю. Геральт отнесся к этому с философским спокойствием — на ситуацию сейчас он никак не мог повлиять, а потому предпочитал заниматься более полезными делами, например, попытаться классифицировать лорда-монстра.

Северус же, напротив, нервничал.

— То, что она ничего не написала, — сказал он через несколько дней после неудачной охоты на Риту, — значит либо что ты ей неинтересен, либо наоборот, слишком интересен. И нам не понравится, если она начнет раскапывать, откуда ты взялся.

Надо сказать, Северус вообще в последнее время был дерганый и еще более вспыльчивый, чем обычно. Он носился по школе, подтверждая свою мрачную репутацию, запугивал, как мог, детей, пытался едкими комментариями испортить аппетит соседям по столу и то и дело, когда никто не видел, хватался за левое предплечье: татуировка двигалась, дергалась и нарывала без конца. В один из вечеров, когда он ворвался в комнату Геральта без стука и упал в любимое кресло, терпению ведьмака пришел конец.

— Северус, — сказал он, поднимая голову от свитка с описанием весьма неприятного ритуала разделения души, — ты дымишься. Сделай с собой что-нибудь. В бордель сходи, в конце концов.

Северус зыркнул на него злобным взглядом и, цапнув себе первую книгу из стопки Геральта, прошипел:

— За кого ты меня принимаешь?

Геральт только пожал плечами, а Северус, получив прекрасную тему для злости, продолжил:

— Я не знаю, как это принято у вас, но у нас подобное… действо считается грязным. Общество падших женщин унизительно.

— Ты не знаком с моим другом Лютиком. Он убедил бы тебя, что общество любой симпатичной женщины прекрасно, а уж куда она упала — ее личная забота, — ответил Геральт серьезно, хотя уголки его губ дрогнули от тщательно сдерживаемого смеха.

— Я себя слишком уважаю для этого, — заявил Северус надменно, скривился так, словно унюхал дерьмо беса, и погрузился в книгу. Геральт пожал плечами: он совет дал, а уж слушать или нет — личное дело Северуса. Хотя, говоря откровенно, то самое заведение он и сам не отказался бы посетить, но увы — денег пока не было.

Правда, несколько дней назад его вызвал к себе Дамблдор и вручил небольшой мешочек с монетами, как он сказал, «на текущие расходы». Геральт мешочек взял, но позднее с помощью Северуса выяснил, что получил весьма скромную сумму, которой действительно хватило бы только на мелкие расходы.

Разумеется, Северус советом не воспользовался, но, по крайней мере, взял себя в руки и снова стал приятным собеседником и партнером по гвинту. Хотя поиграть удавалось нечасто — дела школы, занятия с детьми и лорд отнимали все свободное время.

К счастью, спустя неделю-полторы после памятной публикации учителя и ученики стали относиться к Геральту так же, как и до нее, и перестали осложнять ему жизнь.

Зато снова объявился Гарри. Грустный, расстроенный, но полный решимости кому-то что-то доказать. И очень надеющийся получить посильную помощь Геральта в деле приглашения девушки на бал. Нельзя сказать, чтобы Геральт был образцом для подражания в вопросах куртуазности и этикета, но, чтобы помочь мальчику, он вспомнил многочисленные придирки Йеннифер, которые она облачала в изысканные оскорбления — и про куртку, в которой он в канаве спал, и про кого-то там видавшие сапоги, и про двусмысленные комплименты. От себя добавил, что чем дольше парень будет ждать, тем меньше останется шансов, что понравившаяся ему девушка будет свободной. Кажется, советы помогли — во всяком случае, выражение вселенской скорби на его лице сменилось щенячьим восторгом, и личные вопросы он перестал задавать.

В целом, почти до самого праздника середины зимы все было спокойно, и Геральт начал уставать от тихих будней волшебной школы. Как ни ценил он уют и тепло, сытную еду и приятное общество, еще больше он любил расстилающуюся под копытами очередной Плотвы дорогу, звон монет в кармане, короткие беседы с местными жителями и заказы, требующие от него силы, ловкости и ума. Трисс все не открывала ему обратный портал, и Геральт всерьез начинал раздумывать о том, чтобы побыстрее разобраться с проблемами школы, покинуть ее гостеприимные стены и пуститься в путь — неважно, куда.