Мы больше суток ехали до Тулы, на ночевку остановившись на том же постоялом дворе, где недавно ночевали. На следующий день мы увидели прибытие крупного отряда полиции во главе с достаточно солидным дядькой, который, видимо, двигался в усадьбу Кириченко для проведения следственных действий и чтоб принять лавры победителя бандитов или прикрыть свой зад, изображая активную причастность к событиям. Подозвав одного из наших сопровождающих, я коротко приказал:

— Дальше мы едем сами. Вашему начальству про нас ни слова, если что, скажете, были люди в плену, освободили, отпустили, все вопросы к ротмистру из столицы. Про меня вообще ни слова, понятно? Сам, братец, пойми, негоже, если тут и мой департамент приплетут. Думаю, победителей и без меня тут хватит.

Полицейский, худощавый мужчина лет тридцати пяти, с выгоревшими на солнце густыми усами, коротко кивнул, согласившись без всяких глупых вопросов. Видимо, после всех событий мой авторитет был очень высок.

— Будет сделано, ваше превосходительство.

— Вот и хорошо. Удачи, братец.

— И вам, ваше благородие.

Хотел уже уходить, но чуть повернулся и добавил:

— А все равно лихо вы их, душегубов…

Тут я решил распустить перья и высказался со всем апломбом:

— Душегубы, это так, мелочь. Наша задача — уничтожать командный состав неприятеля во время войны, особая команда пластунов.

Всё, занавес. Мужик прочувствовал момент, козырнул и скрылся, прихватив напарника.

Коляска была в нашем полном распоряжении, поэтому я решил даже на таком этапе начать ставить маркеры и создавать петли для поисковых команд, которые могут пойти по следу.

Оставив моих друзей-попаданцев в гостинице, дополнительно вручив Кривошееву ТТ и оговорив пароли, если пришлю кого-то из своих людей, уехал в Тулу, где должны были еще крутиться Еремей с Тимохой, выполнявшие поручение генерала Осташева. К вечеру я остановился уже в городе на постоялом дворе. Уже по приезду на лестнице буквально нос к носу столкнулся с Тимохой, который с важным видом куда-то несся. Увидев меня, он попытался остановиться, но я его оттолкнул и накричал, что он деревенщина и пусть не смеет толкать московского дворянина. Все экспромтом, но кто его знает, иногда из-за таких мелочей и нелепых случайных встреч палились целые разведсети.

Парень оказался смышленый и все понял, поэтому с ним поговорить я смог только вечером, когда ко мне в дверь осторожно постучались, и, тихо скрипнув дверью, Тимоха буквально просочился в комнату, которую снял на сутки.

— Доброй ночи, Александр Павлович.

— Привет и тебе, Тимофей. Как тут дела идут?

— Батька все разузнал и собирались уезжать, когда пришло письмо от его превосходительства Павла Никаноровича, и стали ждать известий от вас.

— Правильно. Если б разминулись, мне было бы трудно…

Мы проговорили часа полтора, и за это время смышленый парнишка вывалил целый ворох интересной информации. Основная — наконец-то поймали и перебили банду грабителей, вожаком которой оказался бывший офицер гвардии. Было настоящее побоище, и погибли офицер жандармерии и много полицейских, все в городе ждут новостей. Ну дальше в том же духе…

Прикупив крестьянскую одежду и одевшись самым простым и грязным босяком, Тимоха на следующее утро на телеге, нанятой Еремеем, получившим через Тимоху мои указания, отправился на постоялый двор, где квартировали выходцы из 41-го года. Там они переоделись и, никем не узнанные, выехали в губернию под видом мужа и жены. Проехав так километров десять, они остановились, слезли и отпустили телегу обратно. Заранее проинструктированный Тимоха помог Кривошееву пройти метров тридцать в лес и затаиться до вечера.

Все это время я находился невдалеке вместе с Еремеем и контролировал каждый шаг попаданцев. Выждав до вечера и не обнаружив погони, я вышел к ним в привычном камуфляже. Хм. Столько радости и облегчения при моем появлении я давненько не видел.

Погрузившись в повозку, мы уже спокойно выехали прямым путем в имение генерала Осташева, правда, иногда останавливались и, спрятавшись в лесу, проверялись на наличие «хвоста». С моей стороны это выглядело глупо, но я не хотел рисковать и проверялся как только мог.

На очередном привале, когда после небольшого перекуса мы расположились под раскидистым дубом, а Еремей и Тимоха удалились к повозке, Кривошеев наконец-то решил серьезно поговорить.

— Товарищ капитан, можно вопрос?

Жуя булочку и запивая ее неплохим квасом, я кивнул, давая возможность продолжать.

— Как вас называть?

Наташа тут же подтянулась, оставаясь пока молчаливой слушательницей, а я залюбовался ее ямочками на щеках.

— Как и раньше — Александр Павлович.

— Это ваше настоящее имя?

— Почти. То, что Санькой раньше называли — это могу гарантировать. Но это так, к слову, что реально спросить хотел?

Он собрался и задал вопрос, который волновал, наверно, их обоих.

— Как там в будущем? И почему вы сказали, что нам повезло?

— В будущем не очень. А насчет того, что вам повезло… Где вы до этого служили?

Он назвал воинскую часть, дивизию, армию, но я в этом плохо разбирался и, после наводящих вопросов, понял, что они служили в механизированном корпусе, который был разбит на белостокском выступе в июне сорок первого.

Мне было жаль их, и я им вкратце рассказал историю Второй мировой войны, про трагедию Красной Армии 41-го года, про «котлы» и миллионы смертей, про план «Ост», концлагеря, про Севастополь, Кавказ, Курскую дугу, Сталинград и взятие Берлина. Я сам так увлекся рассказом, что не обратил внимания на слезы на щеках Наташи, крепко сжатые кулаки и стиснутые зубы старлея, не заметил Тимоху, который незаметно присел невдалеке и с огромным интересом слушал историю будущего.

— А что дальше было?

— Дальше?

Я начал дальше рассказывать, дошел до перестройки и событий девяносто первого года. Какое-то гадливое чувство возникло от всего этого, снова переживал события той истории развала страны, свидетелем которой я стал. Наташа, женская интуиция которой работала, как самый надежный детектор лжи, спросила:

— А что у вас случилось, Александр Павлович?

— С чего ты это взяла?

— Ну, мы должны были погибнуть, германцы нас тогда загнали в болото, может, и у вас что-то подобное было?

— Хм. Умная девочка. Да, у меня тоже история.

— Расскажете?

— Почему бы и нет, мы и так в одной лодке и уже никуда друг от друга не денемся.

Выдержав паузу, я быстро, четко, как на докладе начальнику управления, вывалил:

— У меня татарские подонки изнасиловали и убили жену. Их потом поймали, но они откупились. Я офицер, и мои друзья тоже. Мы их выловили и наказали, наказали и тех, кто пришел их освобождать…

Смотря на мое выражение лица, и Станкевич, и Кривошеев не стали задавать глупых вопросов, как мы наказали, тут было и так понятно.

— Мои друзья вывезли сына за границу, а я не успел, и мне на хвост село спецподразделение полиции. Во время погони моя машина сорвалась в пропасть, в результате я здесь.

Мы помолчали.

— Что будет дальше, Александр Павлович?

— А что дальше? Через год будет Крымская война, где погибнет много русских, и я считаю — наш долг все это изменить. Ведь вы хотели бы спасти Нахимова, Корнилова, увидеть знаменитого врача Пирогова?

Тут голос снова подала Наташа:

— А чем мы сможем помочь?

— Ну вы, Наташа, медик, даже если и санинструктор, значит, в некоторых вопросах, то что касается оказания немедленной медицинской помощи раненым, можете дать фору многим местным эскулапам. Знакомая вам система распределения раненых будет формироваться и опробываться именно на этой будущей войне. А вы, товарищ старший лейтенант, ведь артиллерист? Так ведь? Устройство пушки-то знаете? Ну вот и займетесь конструированием с последующим опробованием на супостатах, тем более человек, к которому мы едем, генерал артиллерии.

Я их заставил задуматься. Но у них и у меня заметно поднялось настроение, и всю оставшуюся дорогу мы преодолели уже в достаточно оптимистическом расположении духа.