— Очень приятно. Ольга Андреевна, а как зовут вашу дочку, уж очень просматривается фамильное сходство.
Тут тетка засмеялась, прекрасно понимая по моему голосу, что я не лукавлю. Графиня сейчас была на своем поле, поэтому просто наслаждалась игрой, видимо, привыкла в свое время крутить мужиками.
— Осташев, Осташев. Ну вы точно сын своего отца, такой же прямолинейный и непосредственный. Это моя внучка, Мария Константиновна, приехала из провинции погостить и выйти в свет.
Я не выдержал и тоже отпустил шпильку из своего арсенала:
— О как. Видимо, молодость и красота это наша фамильная черта.
Опять был награжден внимательным взглядом. Но все хорошее заканчивается рано или поздно. Подбежал Любкин и коротко доложил:
— Александр Павлович!
Я повернулся к нему.
— Ну что?
— Не получится. Уж слишком сильно ударился. Надо к лекарям везти.
— Хорошо, едем.
Я повернулся к графине и ее внучке.
— Сударыни, прошу прощения. Разрешите откланяться, сами понимаете — служба.
— Езжайте, подполковник, и не забудьте, когда будет возможность, загляните в гости.
Закинув Махерсона, как бревно, в карету, мы рванули с места и понеслись куда-то. Не зная города, я не мог даже сообразить, куда мы движемся, тем более Вашкевич настоятельно рекомендовал не мелькать в окнах. Но если честно, то и смотреть было не на что: рядом неслись вскачь не менее двух десятков конных жандармов и полицейских, которые плотным кольцом окружили карету.
«Лучше б так императора защищали…» — раздраженно думал про себя, разглядывая эту картину всеобщего рвения.
Что было потом, помню не очень хорошо. Несмотря на конкретную тряску, я умудрился заснуть — сказались усталость и недосып последних нескольких дней. Нас поселили в каком-то дворце, но от проведения следственных действий отстранили — после освобождения наследника многие сановники и должностные лица, особенно те, кто советовал отдать на растерзание никому не известного капитана Осташева, проявили необычную энергичность в деле раскрытия столь чудовищного заговора.
На время мы оказались отрезанными от реальных событий, складывалось такое впечатление, что нашу группу специально выводили в тень. А генерал Дубельт старательно наблюдал за всеми метаморфозами и четко фиксировал всех и вся, кто хоть как-то мог иметь отношение к недавним событиям.
В некоторой степени меня обижало такое положение вещей, но тут уже не было выхода. Одно было обидно, что со всеми этими шпионскими играми и антитеррористическими штурмовками мы пропустили окно в наше время, а там ребята точно подготовили новую партию груза, да и, судя по некоторым Димкиным оговоркам, он там нашел неплохого спеца по Кавказу.
Мы так просидели четыре дня, которые можно было охарактеризовать как домашний арест, но все закончилось несколько необычно. Вместо привычного капитана Вашкевича, который теперь был прикреплен к нам на постоянной основе, но при этом еще не введен в курс дела о нашем реальном происхождении, на пороге комнаты появился наследник собственной персоной. После перенесенных испытаний, он был бледен, но тем не менее бодр и энергичен и чем-то напоминал маленький ядерный свежезаряженный реактор. Моих спутников Любкина и Рыжкова отвели в другое помещение, чтоб мы смогли пообщаться с наследником без свидетелей.
— Добрый день, Александр Павлович.
— Здравия желаю, ваше императорское высочество.
Он хохотнул.
— Давайте без титулов. Думаете, я не вижу, как вы буквально выдавливаете из себя титулы.
— Все равно, со стороны будет смотреться не очень красиво.
— Тут согласен. Вы необычный человек, и кому-то другому я не смог бы простить такое нарушение протокола…
«Ой, не нравится мне такое начало. Если уж наследник приперся, да без генерала Дубельта, то тут намечается что-то грандиозное, и нас, а точнее меня, хотят использовать в качестве наживки. Значит, сейчас будут зацеловывать. Странно: наследник в качестве вербовщика и непосредственного начальника. Это больше похоже на фантастику, нежели на реальное развитие ситуации. Будем дальше слушать».
— Ваше императорское высочество. Я не мальчик, у меня была возможность прокачать ситуацию…
Цесаревич с интересом уставился на меня. В его усталых глазах появились веселые искорки. Он скрестил руки на груди, как бы давая понять, что готов слушать.
— Александр Павлович, было бы очень интересно услышать ваши умозаключения. Не скрою, выводы потомков частенько оскорбительны, действия шокирующи, а результаты ошеломительные.
— Вы решили замкнуть нашу деятельность на себя?
— Вам не откажешь в прозорливости.
— Это элементарно. Информация, идущая от нас, да и те возможности, которые вы получите, используя новинки из будущего, в данной ситуации очень важны. Когда даже ближайшие сподвижники и государственные деятели оказались в той или иной мере запятнаны связью с противником, оставлять такой груз в чужих руках будет большой глупостью. Разобраться в заговоре вам могут помочь только новинки, которые мы принесли с собой. Но это ведь не только железяки, это еще методики обучения и подготовки, накопленный опыт спецслужб начала двадцать первого века, специфические знания, которые именно сейчас вам так необходимы. Мы, то есть пришельцы из будущего, завязаны именно на вас. В нашем мире мы изгои, только потому, что еще сохранили определенные понятия о мужской дружбе, офицерской чести и, главное, испытываем природное отторжение иностранных ценностей, откуда бы они ни навязывались. Мы видели и знаем, чем это все может закончиться. И у нас еще есть огромнейший плюс, который вам нравится больше всего.
Цесаревича этот разговор немного забавлял — все-таки он был хозяином положения. Я этого не забывал.
— Говорите.
— Мы не связаны ни с одной из финансовых структур этого мира и не являемся креатурами никаких политических фигур. Образно говоря — сила, направление которой полностью соответствует направлению движения России, и тот, кто нас будет использовать, получит максимальные преференции в ближайшем будущем, а при правильном подходе и на долгосрочную перспективу.
— Эка завернули. Проще говоря, вы хотите, чтобы государь император стал вашим покровителем.
— Образно говоря — да. Но как мне видится, это желание обоюдное, и государь император теперь очень хочет, чтобы наша деятельность находилась бы под строгим контролем человека, который пользуется у него максимальным доверием, а на эту роль подходите только вы, ваше императорское высочество. Ведь не зря генерал Дубельт с некоторых пор стал избегать контактов с нами.
Александр Николаевич замолчал и с ироническим интересом рассматривал меня, как некое заморское существо. Затем опять усмехнулся чему-то своему и, хохотнув, высказался:
— Я рад, Александр Павлович, что мы понимаем друг друга и вам не нужно объяснять прописные истины.
— И какое нас ждет будущее?
— Неделю назад мы с батюшкой склонялись к тому, чтобы ограничить ваши контакты с миром, но теперь ситуация изменилась. Попытка вас отодвинуть на задний план и показать всем «героев гвардейцев» не увенчалась успехом — кто-то усиленно и мастерски подогревает интерес к вашей персоне. Участие сына генерала Осташева в последних событиях обсуждается на всех приемах, да и иностранные посланники активно ищут контакты и с генералом Осташевым и лично с вами.
— Уходим в подполье и делаем вид, что ничего не было?
— Хорошее выражение, но, к сожалению, не все так просто.
— Вы хотите использовать меня как живца?
— Надо найти и наказать организатора.
— А Махерсон?
— Это тоже вам придется взять под свой контроль.
— Неужели и в Петропавловской крепости достали? И как он умер?
— Повесился. Но, по всему видать, помогли ему.
Лицо цесаревича немного скривилось и, учитывая его природную сдержанность, это говорило о максимальной степени раздражения.
«Так вот почему Дубельта отстранили. Император снова решил разыграть карту путешественников из будущего и хочет посмотреть, насколько мы управляемы и насколько нас можно прогнозируемо использовать в будущих раскладах. С одной стороны, это хорошо — остается меньше начальников, но и расклады усложняются. Реально господа Романовы подставляют меня прямо под удар. Именно меня, а не всю компанию попаданцев. Стоп. Блин. Или я чего-то не понимаю, или…»