Однако шеф не торопится. То ли моментом наслаждается, то ли издевается, то ли все вместе взятое. Да, успев узнать его достаточно неплохо, все же склоняюсь к третьему варианту.

Хочется повернуться к нему лицом, хочется большего, но я, по-прежнему не открывая глаза, лишь прикусываю губу, понимая, что так точно проиграю. Стараюсь выровнять дыхание, которое, кажется, выдает все мои желания. Прислушиваюсь к себе и буквально через секунду понимаю, что это уже никакая не война.

Сама того не заметив, я успела перешагнуть грань, отделявшую игру от настоящих чувств.

И здесь больше нет проигравших и победителей. Здесь только мы.

Еще пару мгновений я медлю. Ощущение дыхания босса на моей шее немного сбивает — одновременно хочется и остаться в этом моменте, и не останавливаться на достигнутом, и когда жажда продолжения все-таки берет верх, я поворачиваюсь.

Смотрю в глаза и понимаю — ждал такого развития событий. Ждал, но, кажется, не был уверен.

Удивлен? Вряд ли.

Но совершенно точно доволен, и я не могу сдержать улыбку. Выходит она, правда, чертовски короткой — не давая возможности прийти в себя, шеф чуть наклоняется и накрывает мои губы своими.

Он целует меня не в первый раз, но сейчас все по-другому. Ощущения словно стали острее, ярче.

Теперь, когда не надо больше притворяться, когда не надо больше играть, когда можно быть собой, все воспринимается иначе.

Сдерживать себя нет никакого желания, и с моих губ срывается тихий стон, когда Сергей еще крепче прижимает меня к себе, скользя ладонями по моей спине.

Из меня исследователь ничуть не хуже, чем из босса. Я также не теряю времени даром. Вцепляюсь пальцами в воротничок его идеальной белой рубашки, на некоторое время задерживаюсь там, словно выбирая, куда двинуться дальше. Сперва обвиваю руками шею, но затем возвращаюсь к воротничку, а потом и вовсе перехожу к пуговицам.

Перехожу ровно в тот момент, когда шеф добирается до молнии на моем платье.

И нет, он совершенно точно не пытается ее застегнуть.

Я чувствую улыбку на его губах, когда мне все же удается побороть первую из пуговиц. По-моему, на это ушла целая вечность. И почему нельзя было придумать молнию для рубашек? Везде несправедливость!

Мое платье так уже давно держится лишь на честном слове. А нет, уже не держится.

Начинаю злиться. И на извергов, изобретших эти пуговицы, и на собственные руки, которые отказываются слушаться, и на босса. Мог бы и помочь, вообще то.

Не успеваю закончить гневную мысль, как понимаю, что приземляюсь на что-то мягкое.

Мягкое? В коридоре?

Открываю глаза, несколько раз моргаю, пытаясь вернуться в реальность. В конечном итоге у меня это получается, и сразу проясняются две вещи. Во-первых, мы уже в спальне. Во-вторых, с этими провалами в памяти однозначно нужно что-то делать. Врачу, что ли, показаться.

Как-нибудь потом делать, потому что, едва стоит столкнуться взглядом с Сергеем, который, хитро улыбаясь, нависает надо мной, как планы на далекое будущее со всякими там походами по врачам тут же улетучиваются.

Все позже, гораздо позже. А пока…

Пока заставляю босса перевернуться на спину и оказываюсь сверху. Он не сопротивляется. Еще бы.

Триумфально улыбаясь, расстегиваю пуговицу за пуговицей. Шеф не помогает, ждет, не сводя с меня взгляда. Уверена, происходящее доставляет ему немалое удовольствие.

Я едва успеваю почувствовать себя главной, как Сергей перехватывает инициативу. Одним ловким движением переворачивает меня на спину и вот уже нависает сверху.

Ладно, так тоже неплохо, по крайней мере с ремнем на брюках справиться куда проще, да и молния, как я уже успела понять, это куда лучше, чем пуговицы.

А дальше я совершенно перестаю себя контролировать. Дыхание сбивается, а движения становятся какими-то рваными.

Руки, цепляющиеся за простыни. Губы, жаждущие поцелуев.

Перед глазами лишь яркие вспышки, а в голове среди фейерверков из сотен, миллионов огней осознание того, насколько мне хорошо.

А потом мы лежим. Просто лежим в объятиях друг друга, наслаждаясь моментом, когда никуда не нужно спешить, когда можно ни о чем не думать, когда еще рано принимать какие-то решения, а можно просто получать удовольствие.

— Так и знал, что на ужин мы не попадем. — лениво говорит шеф, не переставая поглаживать мои волосы.

— Как самоуверенно. — фыркаю тоже лениво, даже не шевелюсь — уж слишком хорошо, чтобы пытаться изобразить недовольство.

— И номером можно было одним ограничиться. — дразня, вероятнее всего, с улыбкой, продолжает мужчина.

— Чертовски. Ужасно. Вопиюще самоуверенно. — не остаюсь в долгу я, правда теперь тоже улыбаюсь. Вон я сколько эпитетов подобрала, имею право.

— Я разве не прав?

Нет, ну это уже ни в какие ворота, даже голову поднимаю.

А улыбка то какая наглющая! Теперь бездействовать просто невозможно.

Пытаюсь выразить негодование — ущипнуть шефа. Однако быстро понимаю, что… Первое — меня совершенно точно не взяли бы сниматься в фильме про секретных агентов. Второе — Сергея бы совершенно точно приняли туда с распростертыми объятиями.

Он настолько быстро перехватывает мою руку и, несмотря на все мои возмущения, которые я изображаю аж целых несколько секунд, целует.

Прижимает ближе, давая понять, что одними поцелуями дело не закончится. А я…

А я, знаете ли, совершенно не против того, чтобы меня не взяли в фильм про секретных агентов.

Вера

Время до возвращения домой летит невообразимо быстро. Как будто кто-то нереально злой, потому что добрый человек на такой ужасный поступок просто не способен, нашел пультик и включил кнопку перемотки.

Будь моя воля, я бы забаррикадировалась в номере до самого вылета, настолько там было хорошо, но Сергей к просьбам и мольбам оказался совершенно равнодушен. Не то, чтобы я раньше подозревала его в великодушии, просто учитывая новые обстоятельства…

Эх, ладно.

Не смутили его и мои попытки заставить остаться в кровати силой — не так-то просто выползти оттуда, когда тебя держат всеми руками, ногами и при этом еще целуют.

Хотя, ладно, тут я, конечно, привираю. Смутили шефа мои попытки. Раза так два точно смутили, но в итоге все же пришлось капитулировать, принять душ и отправиться на завтрак, который по времени почему-то совпал с очень поздним обедом, перетекающим в ужин, а затем и на прогулку по городу.

Хельсинки мне понравился. Все понравилось. Например, как шеф совершенно естественно берет меня за руку. Или как вдруг останавливается посередине улицы, чтобы развернуть к себе лицом, одарить тем самым взглядом, от которого ноги не держат (хорошо, что руки босса держат), а затем поцеловать.

В общем, с уверенностью могу сказать, Хельсинки — город отличный. Приезжайте, не пожалеете.

До того момента, как мы оказываемся на борту самолета, все просто прекрасно, но стоит мне опуститься в кресло, как в голову тут же начинают лезть дурные мысли.

А что будет дальше? А как себя вести? А что делать? Что вообще все это значит и какие у нас теперь отношения?

Даже несмотря на то, что практически весь полет босс не выпускает моей руки, разговаривает, как ни в чем не бывало, я все равно умудряюсь себя накрутить, но так и не задаю ни единого из волнующих вопросов.

Очень зря не задаю, потому что по прилету это становится попросту невозможно сделать.

Не знаю, как Сергей еще не выбросил этот телефон. Лично я уже очень близка к тому, чтобы вырвать не затыкающийся аппарат из рук мужчины и уничтожить с особой жестокостью, не зная слов милость и пощада.

Стоит едва сесть в машину, как начинается бесконечная вереница звонков. Судя по ответам шефа — деловых, даже вставить пару фраз не удается.

Иногда мне вообще начинает казаться, что Сергей забыл о моем присутствии. Еще бы, у моего и без того воспаленного всякими переживаниями мозга было целых три часа в самолете, чтобы с десяток вариантов дальнейшего развития наших отношений придумать. Сможете угадать, у скольких из них был хороший финал?