Ольга не могла покинуть вечеринку и оставить Сергея одного. Даже любовные признания Морозова померкли из-за терзающего ее беспокойства.

Господин Герц возбужденно следил за Марией Варламовной, утопая в эротических фантазиях. Усмиренное было желание снова разгорелось.

Руслан Талеев танцевал с Тамарой Ивановной, собираясь таким образом вызвать ответную ревность у Маши. Лучше бы вместо Зориной в его объятиях оказалась дама помоложе и покрасивее, но выбирать не приходилось.

Андрей Чернышев увлек Симанскую к окну. В стекла мело; тысячи, мириады снежинок опускались с неба на землю, на деревья, на крыши домов.

– Маша, – с дрожью в голосе сказал Чернышев. – Маша… неужели между нами все кончено?

– Давно, – слишком спокойно, равнодушно произнесла она, мельком бросая взгляд на Талеева и Зорину.

– Но я же… я вернулся в Костров из-за тебя! Не смог забыть то, что… наши встречи, клятвы… Помнишь ту весну? Черемуху, под которой мы целовались?

– Я не клялась, – покачала головой Мария Варламовна.

– Но ты не прогоняла меня, а напротив, поощряла… к безумствам, клятвам… ты упивалась властью надо мной! Ты…

– Это скучно, Андрюша, – перебила она. – Время любви прошло. Я не обманывала тебя, но сейчас я ничего не чувствую. – Мария Варламовна приложила руку к сердцу. – Здесь все угасло.

– Из-за него? – зло сверкнул глазами Чернышев. – Из-за этого Талеева, да?

– Не знаю… Чего ты хочешь?

– Я должен понять! Почему ты строишь глазки этому щенку Вершинину? И даже Герцу? Тебе нравится стравливать мужчин, любоваться, как они кидаются друг на друга? Это опасная игра, Маша!

– Но ведь надо же как-то развлекаться.

– Так ты… – Андрей задохнулся от возмущения, кровь ударила ему в лицо. – Ты доиграешься! Сука!

Необъяснимо, как это слово долетело до Вершинина, но он побагровел, вскочил и бросился к Чернышеву. Они сцепились. После мгновенного шока Талеев и Морозов бросились разнимать дерущихся. Затрещала и оборвалась малиновая штора, что-то упало, покатилось, разбилось…

Господин Герц хлопал глазами, тщетно пытаясь подняться с мягкого кресла, в котором глубоко утонул его упитанный зад. Ольга испуганно вскрикнула. Зорина плотоядно наблюдала за поединком, пряча улыбку. Вот так так! Это славный спектакль – гладиаторский бой костровского разлива. А причиной всему – Мария Варламовна. Наконец-то она получит по заслугам!

– Это все метель! – развела руками Тамара Ивановна. – Стихия оказывает негативное влияние на психику людей. Они теряют контроль над собой.

Мария Варламовна подошла к столу, налила себе воды, выпила. Драка между Чернышевым и Вершининым возмутила ее, вывела из равновесия. Что они позволяют себе? Особенно Андрей. Разве не они сами, все, все, хотели ее внимания? Разве хотя бы одному из них она обещала руку и сердце? Наоборот! Это они пытались вырвать у нее признания в чувствах, которых она не испытывала, заставить клясться в том, чего не существовало. Она не лукавила – проникаясь к ним симпатией, принимала их ухаживания. А когда охладевала, всегда честно заявляла об этом. Разве ее вина, что она любила их всех, но не той любовью, которой они ожидали?

Между тем Руслан усмирил майора Чернышева, а Морозов скрутил руки Вершинину, заклиная его одуматься.

– Ты поднял руку на старшего по званию! – шипел он на ухо Сергею. – Понимаешь, чем это грозит?

– Сережа, ради бога! – заплакала Ольга. – Прекрати! Ты пьян… Идем на улицу, остынешь, протрезвеешь.

Вершинин дал ей увести себя во двор. А Тамара Ивановна подошла к Симанской, обняла ее за плечи, притворно вздохнула.

– Умеете вы раскалить мужчин, Машенька, этого у вас не отнимешь, – елейным голоском пропела она. – Особый любовный талант! Поделитесь хоть маленькой толикой с нами, обыкновенными женщинами.

Господин Герц не сводил глаз с Марии Варламовны, продолжая разгадывать загадку ее привлекательности. Это началось еще со школьной скамьи, когда он смотрел на Машу и не находил в ней ни одной особой черты – ни потрясающей фигуры, ни классической красоты лица, ни развязных манер. Многие девчонки были хорошенькими, напропалую кокетничали, зазывно смеялись – но только не Маша. Она вела себя… никак. Ничем не стараясь выделиться, поразить воображение.

– Отпусти его, – громко сказала госпожа Симанская Руслану.

– Как скажешь.

Чернышев злобно дернулся, вырвал руку из стального захвата Талеева.

– Прости… – брукнул он, не глядя на Марию Варламовну. – Сам не знаю, что на меня нашло.

– Я не сержусь, – улыбнулась она. – Хотите, господа, я вам спою? Старинную песню… которой вы никогда раньше не слышали? Андрей! Ты должен помириться с Сережей. Обещаешь?

Чернышев подавленно кивнул. В конце концов, он был не прав, оскорбил женщину… нехорошо получилось.

Притихшие и расстроенные, вернулись со двора Сергей и Ольга Вершинины, внесли в гостиную свежий, холодный запах снега.

– Мир? – подошел к молодому офицеру Чернышев. – Я вел себя неподобающе, признаю. А ты молодец!

Вершинин нехотя подал ему руку.

Господин Герц вместе с креслом придвинулся поближе, весь превратившись в слух. Он не знал, что Маша умеет петь!

Тамара Ивановна жеманно уселась на стул, поджала губы. Этот номер не входил в ее программу. Симанская соглашалась петь исключительно редко, и в данном случае она просто пыталась таким образом разрядить обстановку.

Мария Варламовна открыла пианино, зажгла свечи и попросила погасить люстру.

Зазвучало музыкальное вступление… немного печальное, полное скрытого томления.

Как будто в обыкновенную гостиную обыкновенного костровского дома вошло что-то любовно-магическое, неуловимое и неосязаемое, колдовское… вложенное в простые слова, несущие смутный, туманный смысл…

Затих последний звук песни, но все еще длилось очарование незатейливых слов, старинной мелодии и дивного, сильного сопрано Марии Варламовны. Нельзя было определить, что произвело большее впечатление – сама песня, голос или чувства, им выраженные. После паузы на исполнительницу обрушился шквал аплодисментов.

– Никогда не слышал ничего подобного, – пробормотал господин Герц, силясь подняться, чтобы подойти и поцеловать Симанской руку.

– Странная песня! – воскликнул Чернышев, который успел опрокинуть пару рюмок водки. – Одна любовь не умирает… Неплохо сказано.

Руслан Талеев был поражен.

– Почему ты раньше никогда не пела? – удивленно спросил он. – У тебя оперный голос. Ты могла бы стать…

– Провести жизнь на сцене? – перебила его Мария Варламовна. – Нет уж, увольте.

– Вы, Машенька, любую невинную вечеринку способны превратить в драму! – с нарочитым пафосом произнесла Зорина. – Вам для этого даже сцена не нужна. Браво!