– Ну что ж, – со вздохом покорилась она, – скажите Жюстине, чего бы вам хотелось, и, пожалуйста, заказывайте на двоих! От волнения разыгрывается аппетит, и я тоже проголодалась!
Четверть часа спустя в комнате был накрыт небольшой столик, и удивительные сотрапезники, расположившись за ним, принялись за паштет и шампанское. Картуш ел жадно, но при этом не переставал учтиво беседовать с хозяйкой дома. Похвалив паштет, он раскритиковал шампанское:
– У меня есть вино получше, это вас недостойно.
После того как с ужином было покончено, Жюстина устроила для Картуша постель в кабинете, смежном со спальней маршальши, и новые друзья расстались.
Утром Картуш распрощался с приютившей его на ночь хозяйкой.
– Я никогда не забуду вас, сударыня! – пообещал он, уходя.
– Да нет, конечно же, забудете! Вот для меня это, наверное, будет немного потруднее! Я знаю многих, кто извелся бы от ревности, знай они только, что я провела ночь с Картушем.
На следующий день маршальша де Буффле получила сотню бутылок шампанского, доставленного прямо из подвалов финансиста Пари-Дюверне. Оно и впрямь было намного лучше ее собственного.
И все же, пусть в этой истории Картушу удалось проявить хладнокровие и выглядеть красиво, он прекрасно понимал, что неудачи преследуют его не случайно, и понемногу утратил то самообладание, которое служило ему лучшей защитой. От неудач можно незаметно перейти к ошибкам, а ошибки могут оказаться смертельно опасными.
Однажды трактирщик, хозяин «Деревянного меча», сообщил ему о своем намерении покинуть шайку. Несмотря на то, что единогласно принятый устав давал ему право это сделать, разъяренный Картуш решил для устрашения прочих примерно его наказать. 4 августа 1721 года его дом ночью подвергся нападению, был разграблен и сожжен. Трактирщику, на его счастье, удалось бежать. Он поднял на ноги полицию, и Картуш в этом деле потерял пятнадцать человек – семь убитыми и восемь пленными. Среди последних был его дядя Тантон, давным-давно присоединившийся к шайке, соблазнившись рассказами о сказочной добыче, которую грабежи приносили его племяннику.
Однако в шайке был не только дядя Картуша, но и сын Тантона, доводившийся Картушу двоюродным братом. Пьеро был славным малым, немного простоватым, и обожал отца. Он терял рассудок, представляя его в руках лучников, потому что слишком хорошо понимал, чем ему это грозит. Вот тогда Картуш всерьез испугался. Не пойдет ли Пьеро ради того, чтобы вызволить Тантона, на то, чтобы выдать его самого, Картуша? Дождавшись темной ночи, он заманил двоюродного брата в пустынный уголок квартала Монпарнас, куда в те времена еще не добрался город, достал свой знаменитый английский пистолет и сказал не дрогнув:
– Прости, старина, мне очень жаль, но по-другому я поступить не могу.
Картуш без колебаний вышиб кузену мозги, а потом закопал тело под кучей навоза.
И все же, несмотря на все свои страхи, Картуш не желал признавать, что звезда его померкла. Для этого он был слишком горд. Он был вождем, которому повиновались по первому знаку, чьи приказания никогда не оспаривались. Достаточно было одного слова, малейшего подозрения, чтобы он убил ослушника или просто-напросто так его запугал, что вскоре страх охватил бы всю шайку, даже самых верных, таких, как Болье, друг Картуша, тщетно пытавшийся заставить его внять голосу разума.
– Предательство существует только в твоем представлении, Луи. Но рано или поздно ты добьешься того, что накликаешь его на самом деле. Твои люди в конце концов станут слишком тебя бояться.
– Они никогда не будут меня бояться достаточно сильно! Настоящего вождя должны слушаться беспрекословно.
Только одному человеку, одной женщине, может быть, удалось бы образумить Картуша. Но на этот счет приказания были жесткими: Мари-Антуанетта не должна иметь никакого отношения к деятельности шайки. Тому, кто посмеет нарушить ее спокойствие, придется иметь дело с Картушем. Впрочем, она оставалась в неведении насчет большей части преступлений, совершаемых ее мужем. Для нее он был вором, конечно, этого не оспоришь, но вором вроде того, каким описывали Робин Гуда: он отнимал у богатых лишнее и часть этих излишков раздавал беднякам.
Картушу это было известно, и он дорожил простодушной любовью своей молодой жены даже, наверное, больше, чем собственной безопасностью. Для нее он был самим господом богом и хотел им оставаться и дальше. Горе тому, кто омрачит прекрасный образ, который Мари-Антуанетта лелеяла в своем сердце.
Разумеется, он начисто позабыл и Жаннетон-Венеру, и ту страстную любовь, в которой было больше плотского влечения, чем духовного родства, но которая так долго их соединяла. Жаннетон по-прежнему состояла в его шайке и выполняла свои обязанности так же добросовестно, как и прежде. У нее всегда была для него наготове шутка, улыбка. Она даже позволяла ему сорвать поцелуй, когда Картушу вдруг приходила такая охота, примерно так же, как ему захотелось бы съесть яблоко или выпить стакан вина. Но в глубине души Жаннетон-Венера ждала своего часа: Дюшатле, ставший ее любовником, пообещал ей, что ждать осталось недолго.
Картуш утратил веру в себя. Он испугался, и вскоре, говорил Дюшатле, он бросит их и отправится вместе со своей белобрысой куклой искать счастья в других местах. Надо его остановить, и чем раньше – тем лучше.
Вот поэтому однажды вечером Жаннетон вместе со своим любовником оказалась в Шатле, у некоего Пакома.
– Каждый раз, – сказала она, – Картуш ночует в другом месте. Надо как-нибудь устроить так, чтобы наблюдать сразу за всеми его тайниками.
– Лучше бы, – возразил Паком, – устроить так, чтобы ты вовремя могла указать нам именно то логово, где он проводит ночь.
– Он часто приходит в кабачок под названием «Пистолет», – вмешался Дюшатле. – Но, само собой, не каждый вечер.
– Завтра он там будет, – неожиданно пообещала Жаннетон. – Мне он доверяет, и, если я назначу ему свидание, он придет. Вам остается только сделать свое дело.
Довольный Паком громко расхохотался.
– Если ты, девочка, со своей работой справишься, мы и подавно свою сделаем безупречно. И ты правильно сделала, что пришла. Не то вот этот плут, – он кивнул на Дюшатле, – давно познакомился бы с палачом. Мы за ним следили…
Жаннетон ничего не ответила, но ей все стало ясно. Значит, Дюшатле вовсе не ей хотел помочь, он толкнул ее на то, чтобы предать Картуша, спасая собственную шкуру? Что ж, пусть будет так. Картуш погибнет. Она все равно не может больше вынести мысли о том, что он жив и принадлежит другой. Жаннетон просто с ума сходила, стоило ей только вообразить Картуша в объятиях Мари-Антуанетты. Но и Дюшатле свое получит, он еще поплатится за это.
Все прошло так, как и рассчитывал Паком. Картуш без колебаний пришел в «Пистолет». Устроившись в той же комнате, что всегда, он ждал Жаннетон в обществе троих своих людей, коротая время за игрой в карты и попивая бургундское. Он и не подозревал, что к кабачку уже стягиваются огромные силы полиции. Около десяти часов явился Дюшатле в сопровождении Пакома.
– Я поднимусь наверх с друзьями, – сказал Дюшатле перепуганному хозяину. – Девушки есть?
Эта фраза была условным сигналом, о котором они договорились с Жаннетон.
– Да… да, есть, – невнятно пробормотал трактирщик. – В той комнате, где всегда.
После этого все произошло очень быстро. Дверь вышибли и, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, Картуша и трех его товарищей связали и выволокли из комнаты. Оказавшись за дверью и увидев Дюшатле, он все понял и плюнул ему в лицо. Но на этот раз разбойник попался, и крепко попался: его отвели в Гран-Шатле.[9]
Удивительная вещь – там по приказу регента для него был создан особый режим. Его вполне прилично кормили, и карцер, в котором он сидел, был чистым. Расследование его дела началось на следующий день, и с ним разговаривали весьма учтиво, показывая тем самым, с каким уважением к нему относятся.
9
Шатле– название двух крепостей в Париже. В первой из них, Гран-Шатле, помещался Парижский уголовный суд, вторая служила тюрьмой. Гран-Шатле разрушили в 1802 году.