Двадцать фунтов, подумал он, поскольку именно такова была глубина пропасти в этом месте. Достаточно много, чтобы тот, от кого отвернулась удача, расшиб себе голову. И достаточно мало, чтобы счастливчик упал на дно живым, пусть и сильно побитым.

Может, пассажир был удачливей возницы?

Григор поставил фонарь рядом с перевернутым экипажем, открыл дверцы, которые сейчас поднимались вверх, словно люк в подпол, и заглянул внутрь. Свет фонаря отразился от осколков разбитого стекла, этот же свет вырвал из темноты лицо путника. Мужчина был без сознания, темные волосы слиплись от крови, левая рука вывернулась под неестественным углом, но он, несомненно, был жив. Юноша нахмурился. Не при виде поднимающейся в неровном дыхании груди раненого, но при виде второй фигуры, лежащей в тени. Он опустил лампу ниже, склонившись внутрь экипажа. Второй мужчина был точно так же одет, с точно такими же черными волосами, точно таким же образом связанными на затылке. Григор почувствовал укол беспокойства. Что, черт побери, происходит?

— Кто-то выжил? — крикнул сверху Симон де Лимейрак, но парень решил его проигнорировать. Позже он объяснит, что не услышал вопроса из-за шума дождя.

Он заколебался, а потом спрыгнул в экипаж. Стекло захрустело под ногами, фонарь качнулся в руках, бросая отблески на стенки, оббитые мягким плюшем. Эти стенки, похоже, спасли от смерти первого путника, а может, и второго.

Григор склонился, схватил за плечо лежавшего в тени человека и, не чинясь, перевернул на спину. Стук ливня в стенки экипажа заглушил проклятие, сорвавшееся с губ юноши.

Оба странника были не только одинаково одеты. Лица их походили одно на другое как две капли воды.

Оба вытянутых из пропасти мужчины лежали в двух запертых на ключ комнатах замка Лимейрак. Обоих уже успел осмотреть вызванный из городка доктор, закончивший учебу лет сорок тому и все еще веривший в силу астрологии. На сей раз составить гороскоп было невозможно, поэтому старичок лишь покивал седой головой, что-то бормоча, а потом заявил, что оба пациента будут жить — одному достаточно вправить вывихнутую руку, а второму, по мнению медика, срочно требовалось положить на грудь мазь из козьих какашек. Виконт де Лимейрак поблагодарил за совет, вправить руку попросил слугу из тех, что были посильнее, а рецепт козьей мази благоразумно бросил в камин.

Приближалась полночь, когда семья де Лимейрак собралась в часовне на традиционную семейную молитву. Виконт отчитал «Отче наш», а после попросил Черную Беренгарию помочь лежавшим без сознания гостям. Четверка светловолосых детей вторила ему тихим шепотом, светловолосая жена глядела на эту сцену с ласковой гордой улыбкой — независимо от того, что за зло таилось вокруг, ее семья была в безопасности и оставалась любящей и доброй.

Когда они закончили, виконт встал, по-отцовски поцеловал в лоб младшеньких, а близнецам кивнул. Григор хотел что-то сказать, но мужчина поднял руку.

— Нет смысла переживать наперед, — сказал. — Надеюсь, утром все прояснится. Пора ложиться, ты не думаешь, моя дорогая?

Это не был вопрос, и жена прекрасно об этом знала. Она встала со скамеечки, чтобы отправиться за мужем. Четверо молодых де Лимейраков остались одни. Лозанетта встала, с благодарственной улыбкой приняв помощь Жоана, Григор еще некоторое время смотрел на распятие, а потом перекрестился и повернулся к родственникам.

Три пары глаз смотрели на него обвиняюще. В случае Лозанетты это был лишь ласковый упрек, зато двое братьев были почти в ярости.

— Тебе нужно было это делать? Правда нужно? — спросил Андре. — Из-за тебя…

Девушка подняла руку жестом, удивительно похожим на отцовский.

— Прошу, давайте сейчас не спорить, — сказала. — Отец прав, нет нужды переживать наперед.

— Ты не понимаешь, сестричка, — Андре покачал головой. — Мы должны принять какое-то решение.

— Отчего же? — Лозанетта по очереди поглядела братьям в лицо. — Кто-то из вас знает, что происходит в замке?

Андре стиснул губы и покачал головой, Григор фыркнул, а потом пожал плечами. Жоан лишь тряхнул волосами.

— Сами видите, — девушка сладко улыбнулась. — Нам не о чем переживать.

Лежащий в кровати мужчина вот уже пару десятков секунд как очнулся, но глаза не открыл. Не мог вспомнить ни своего имени, ни фамилии, не знал, где находится. Но инстинкт подсказывал, что будет лучше, если он по возможности сперва сориентируется в происходящем, а уж потом даст понять, что пришел в себя.

Доменик Жордан — так его звали. Имя и фамилия приплыли к нему из темноты вместе с воспоминаниями о скучном путешествии и о барабанящем в крышу экипажа дожде. Куда он ехал?

В замок Лимейрак, подсказала темнота, — но он все еще не мог вспомнить, зачем направлялся в это место. В его воспоминаниях зияли дыры, голова болела, словно вчера вечером он выпил слишком много крепкого вина. Но Доменик Жордан с абсолютной уверенностью помнил, что напиваться он не привык. Даже в недавние студенческие времена редко когда выпивал больше чем несколько бокалов. И знал он о себе еще одно: терпеть не мог чувство бессилия, того, что жизнь его полностью зависит от других. Потому он лежал в теплой постели, неглубоко (ибо каждый вздох вызывал боль) дышал, слушал потрескивающий недалеко огонь и с трудом справлялся с раздражением.

Рядом кто-то встал и, волоча ноги, подошел к камину, чтобы подбросить дров. Должно быть, пламя выстрелило высоко, поскольку Жордан почувствовал на щеках жар. Осторожно приоткрыл веки. У огня сидел седоволосый мужчина — слуга, если судить по одежде. Потом старик повернулся, и его полуслепые водянистые глаза встретились с темными глазами человека в постели. Они минуту смотрели друг на друга, а потом слуга поднялся и удивительно быстро для своего возраста оказался у двери. Открыл ее и вышел, закрыв с другой стороны.

Скрежет ключа в замке моментально превратил раздражение во что-то опасно близкое к страху. Жордан попытался сесть. Ему удалось, хотя и ценой тошнотворного приступа боли, охватившего весь его правый бок. Сломаны ребра, убедился в том, что уже подозревал раньше, а потом шевельнул стопами — слава богу, по крайней мере, ноги были целы. Но вставать он так и не решился, лишь осмотрелся вокруг. Он лежал в небольшой комнатке, полной тяжелой, старосветской мебели из горной сосны. Сквозь узкое окошко было видно затянутое тучами небо, на столике рядом с постелью стояла глиняная кружка с разбавленным водою вином. Жордан напился и ждал. В этой ситуации ему не оставалось ничего другого.

Минутой позже в замке снова заскрежетал ключ, и в комнату вошел светловолосый мужчина. Он обладал орлиным носом, высоким лбом и красиво очерченными губами — чертами, несомненно, аристократическими, но не женственными, как часто бывает с подобного рода персонами. От пришельца исходила мощная и простая мужская сила, та, что формируется в огне битв, на охотах или — в крайнем случае — за пиршественными столами, но никогда среди книг. Жордану не было нужды задумываться, чтобы угадать: на этот раз он имеет дело с хозяином замка. От внимания его не ускользнули и пистолет за поясом вошедшего, и рука, что находилась от этого пистолета в опасной близости.

— Вы проснулись, — сказал виконт де Лимейрак, а Жордан именно в этот момент вспомнил его имя: Симон. — Вы знаете, кто вы?

— Доменик Жордан.

Виконт легко, почти незаметно сжал губы, а рука его еще ближе придвинулась к пистолету, чтобы все же отодвинуться, будто он понял, что раненый мужчина в постели не представляет никакой угрозы.

— Вы уверены?

Вопрос прозвучал абсурдно, и при других обстоятельствах Жордан, скорее всего, обронил бы ироничное замечание. Но сейчас ему вовсе не хотелось шутить. Что-то здесь было весьма не в порядке.

— Несомненно.

— Другой говорит то же самое… — пробормотал де Лимейрак.

— Другой? — Жордан приподнял брови.

— Вы знаете, что случилось? Вы помните грозу и падающий в пропасть экипаж?