– Но ведь ваш доктор…

– Да, он корректирует дозу каждую неделю или раз в десять дней. Но ее никогда не хватает на весь промежуток времени до следующего приема. Доктор с этим строг – он, видите ли, не хочет оказаться моим невольным убийцей и предоставляет эту роль волку.

Она посмотрела на меня сурово; затем ее лицо несколько смягчилось.

– Таблетки всегда под рукой, видите? И стакан воды. Стоит мне захотеть, и я в любое время положу конец мучениям. Только не вздумайте меня жалеть. Я сама избрала этот путь, потому что мне нужно продержаться подольше и еще кое-что сделать.

Я кивнула и сказала:

– Хорошо.

– Ну так давайте продолжим. На чем мы остановились?

– Жена доктора. Лежит в комнате. Удар скрипкой, – вкратце напомнила я.

И мы продолжили.

Чарли не привык решать проблемы.

Проблем этих у него было предостаточно – дырявая крыша, лопнувшие оконные стекла, дохлые голуби в мансарде и так далее, – однако он ими пренебрегал. Или не замечал вовсе, будучи далек от реальной жизни. Если дождевая вода через дыры в крыше заливала одну комнату, он просто перебирался в другую, благо дом был достаточно просторен. Возможно, при его неповоротливом уме Чарли толком не уяснил, что люди должны периодически предпринимать некоторые усилия для того, чтобы поддерживать свои жилища в порядке. С другой стороны, разрушение было как раз во вкусе Чарли. Среди разрухи он чувствовал себя в своей стихии.

Но даже для Чарли безжизненное тело докторской жены в его доме являлось проблемой, которой он не мог пренебречь. Куда ни шло, если бы здесь умер кто-нибудь из своих… Но посторонний – это уже другой коленкор. Что-то нужно было делать, но что именно? Чарли пребывал в растерянности, молча глядя на докторшу, когда та вдруг застонала и поднесла руку к своей разбитой голове. Хотя Чарли и был туповат, он понял, что это означало. Неприятностей теперь было не избежать.

Миссиз отправила Джона-копуна за доктором, и тот не замедлил с прибытием. Какое-то время казалось, что предчувствие надвигающейся катастрофы обмануло Чарли, – докторша почти не пострадала физически, да и полученное ею нервное потрясение было не столь уж сильным. Она отказалась от бренди, но выпила чашку чая и вскоре совершенно оправилась.

– Это была женщина, – сообщила она. – Женщина в белом.

– Глупости, – поспешно заявила Миссиз. – Здесь нет женщины в белом.

В глазах докторши блестели слезы обиды, но она твердо стояла на своем:

– Но я же сама видела, – это была женщина хрупкого сложения в белом платье. Она сидела в шезлонге, а потом вдруг поднялась и…

– Ты ее хорошо разглядела? – спросил доктор Модели.

– Нет, все случилось слишком быстро.

– Уверяю вас, это невозможно, – прервала ее Миссиз. Голос звучал сочувственно, но тон был категоричен. – В доме нет никаких женщин в белом. Вы, должно быть, увидели призрак.

Тут впервые подал голос Джон-копун:

– Говорят, здесь водится нечистая сила.

Присутствующие одновременно посмотрели на разбитую скрипку, валявшуюся посреди комнаты, а затем на шишку, что вздулась над виском миссис Модели, однако никто из них не успел высказаться по поводу призрачной версии происшедшего, поскольку в дверях появилась Изабелла. Стройная и гибкая, она была облачена в платье бледно-лимонного цвета; нечесаные волосы лежали как попало, прекрасные глаза Диковато блуждали по комнате.

– Похожа эта женщина на ту, что нанесла удар? – спросил доктор свою жену.

Миссис Модели сравнила Изабеллу с картинкой, запечатлевшей в ее памяти. Так ли уж велика разница между белым и бледно-лимонным цветами? Можно ли назвать сложение этой женщины хрупким? В какой степени удар скрипкой по голове может повлиять на восприятие действительности? Докторша была не уверена, однако вид ярких изумрудных глаз вызвал в ней какую-то ассоциацию с недавним происшествием, и она решилась:

– Да. Это та самая женщина.

Миссиз и Джон-копун старались не смотреть друг на друга.

С этого момента доктор позабыл о своей пострадавшей супруге и сосредоточился на Изабелле. Разглядывая ее пристально и дружелюбно, хотя и с некоторой тревогой, он задавал ей вопрос за вопросом. Если она отказывалась отвечать, доктор не настаивал, а ее немногие ответы – то игривые, то раздраженные, а то и вовсе бессмысленные – выслушивал с величайшим вниманием, одновременно делая пометки в своем блокноте. Взяв ее за кисть, чтобы измерить пульс, он заметил многочисленные шрамы от порезов на внутренней стороне ее предплечья.

– Она сделала это сама?

Миссиз неохотно признала: «Да», и доктор пожевал губами, что являлось признаком серьезной обеспокоенности.

– Могу я поговорить с вами наедине, сэр? – спросил он у Чарли.

Тот никак не прореагировал, однако доктор настойчиво взял его под руку и со словами: «Может, пройдем в библиотеку?» – вывел из комнаты.

Оставшиеся в гостиной Миссиз и супруга доктора ждали, делая вид, что не прислушиваются к голосам, доносившимся из библиотеки. Собственно, оттуда доносился лишь один голос, негромкий и спокойный. Когда этот голос умолк, раздалось «Нет!» и еще раз «Нет!» – то были резкие выкрики Чарли, а затем вновь заговорил доктор. Они отсутствовали довольно долго, и односложные протесты Чарли повторялись еще не раз, прежде чем дверь отворилась и доктор вошел в гостиную. Вид у него был серьезный и взволнованный. Из-за его спины донесся вопль отчаяния и бессилия, на что доктор лишь поморщился и прикрыл за собой дверь.

– Ее нужно отвезти в психиатрическую лечебницу, – сообщил он Миссиз. – Транспорт я обеспечу. В два часа вас устроит?

Ошеломленная Миссиз молча кивнула, и доктор с женой отбыли.

В два часа пополудни трое людей явились в их дом, вывели Изабеллу и посадили ее в четырехместный экипаж. Она безропотно им подчинилась, заняла указанное ей место и даже не попыталась выглянуть из окошка, когда лошади затрусили по аллее к воротам усадьбы.

Близняшки, не проявляя никакого интереса к происходящему, рисовали носками туфель круги на садовой дорожке.

Чарли стоял на крыльце, провожая взглядом удалявшийся экипаж. Он походил на ребенка, у которого отняли любимую игрушку и который не мог – пока еще не мог – поверить в свершившуюся несправедливость.

Из холла за ним следили Миссиз и Джон-копун, с тревогой дожидаясь, когда суть происшедшего окончательно дойдет до его сознания.

Экипаж выехал за ворота и исчез из виду. Чарли продолжал смотреть на распахнутые створки ворот; прошло три, четыре, пять секунд. Чарли широко открыл рот. Этот рот перекашивался и подергивался, демонстрируя трепещущий язык, влажную красноту глотки и струйки слюны, протянувшиеся поперек темной ротовой полости. Мы замерли, готовясь услышать жуткий звук, который вот-вот должен был вырваться из этой конвульсивно вибрирующей глотки, но звук все никак не мог дозреть. На протяжении еще нескольких секунд он накапливался внутри Чарли, пока не переполнил все его тело. И тогда Чарли рухнул на колени, и звук нашел выход наружу. Однако это был не чудовищный рев, которого можно было ожидать, а какой-то нелепый утробный всхлип.

Девочки отвлеклись от своего занятия, коротко взглянули На Чарли, но уже через секунду продолжили рисование кругов. Джон-копун скрипнул зубами и пошел в сад, к своей Повседневной работе. Ему здесь делать было нечего. Миссиз приблизилась к Чарли, положила руку ему на плечо и начала успокаивать, прося вернуться в дом, но он оставался глух к ее словам и только сопел и шмыгал носом, как обиженный мальчишка. Вот и все.