– Ты понравилась ему, – сухо заметил Тристан.

Женевьева бросила на него быстрый взгляд.

– А почему бы и нет? – парировала она.

Она заметила, как Тристан пожал плечами и, не обращая на него внимания, почесала коню подбородок.

– Привет, малыш! – мягко сказала она и снова глянула на Тристана.

– Как его зовут?

– Пирожок.

– Пирожок, – повторила Женевьева, – Господи, он такой огромный и совсем ручной!

– Как щенок, – ответил Тристан.

– И он скачет во время сражения, когда вокруг звучат выстрелы, клубится' пороховой дым, лязгают мечи, – пробормотала она.

– Как и все, кто сражаются. Миледи, те, кто лицом к лицу встречается с огнем пушек, на самом деле самые ручные из всех. Пирожок хорошо обучен и никогда не проявлял непокорности.

– Я не думала об этом под таким углом.

– Ну, что ж, хорошо. А теперь мы отправляемся обратно. И не пытайся сбежать от меня во время пути, Женевьева, в лесу полным полно диких зверей, а волков гораздо больше, чем даже ты могла себе представить.

– Я удивлена твоей заботой.

– Я бы не хотел, чтобы моя военная добыча была покалечена.

Женевьева не ответила, Пирожок же выбрал этот момент, чтобы, фыркнув, снова тянуться к ней мордой. «Ты лжец!» – подумала она. Пирожок – самая ласковая лошадь, которую ей до сих пор доводилось встречать, а конюшни ее отца никогда не пустовали.

Тристан пошел между деревьев, и Женевьева последовала за ним. Когда они вышли на тропу, она увидела, что не смогла бы рассмотреть в темноте. Стены монастыря возвышались с правой стороны дороги, не далее чем в полумиле от того места, где она вчера сошла с тропы. Она была так близко к свободе, что могла прикоснуться к ней, ощутить ее запах, почувствовать ее…

Может быть, она никогда больше не будет так близко.

– Ты, наверное, натерла ноги? – спросил Тристан.

Женевьева кивнула.

– Тогда ты поедешь верхом, а я пойду рядом.

Женевьева покорно ожидала, когда он поднимет ее, обхватив за талию, и подсадит в седло, потом взяла поводья и поехала вслед за Тристаном, который пошел вперед.

Но вот она низко наклонилась к шее животного и что-то прошептала ему на ухо, затем сразу же резко натянула повод с правой стороны и сжала пятками бока коня.

Хорошо выученный конь немедленно развернулся, для своих размеров он был весьма проворным, и резво скакнул вперед, чуть не сбросив с себя Женевьеву, которой чудом удалось удержаться в седле. И в следующее мгновение Пирожок перешел в легкий галоп, плавный и красивый.

Женевьева пригнулась, и, не выпуская поводьев, вцепилась в гриву, ветер свистел в ее ушах, волосы развевались за спиной, а глаза слезились от потока встречного воздуха. Но никогда ей не было так хорошо, как в эти мгновения, когда ей казалось, что она летит к свободе.

Под копытами коня взметались комья дерна, деревья проносились мимо. Но вот всадница поднялась на вершину холма и перевалила через нее. Она уже видела монастырь, его высокие стены, низкую ограду вокруг садов. Святые сестры заботливо возделывали землю в саду, похожие на птиц в своих черных одеждах и крылатых колпаках. Женевьева видела их, она почти была у цели и, конечно, же монахини тоже увидели ее…

Женевьева не услышала свиста.

Но зато его услышал Пирожок. Он тут же остановился, развернулся на месте и сбросил с себя своего незадачливого седока. Женевьева перевернулась в воздухе и долго-долго падала. Наконец она ударилась о землю и перед ее глазами замелькали целые созвездия, а в ушах послышался мелодичный звон.

Но, почувствовав, как вздрагивает под ней земля, Женевьева тут же встряхнулась. Несколько мгновений она думала, что ей нужно откатиться в сторону, чтобы ее не растоптала лошадь, но затем поняла, что это не стук копыт, ибо Пирожок стоял над ней совершенно спокойно.

Звук, отдававшийся в приложенном к земле ухе, был ничем иным как шагами. Застонав, она приподнялась и увидела, что в ее сторону, подобно какому-нибудь античному древнегреческому атлету, бежит Тристан. Женевьева быстро вскочила на ноги, решив во что бы то ни стало преодолеть оставшееся до монастыря расстояние. «Монахини видели ее! Они прикрывали ладонями глаза от солнца и смотрели на нее».

Женевьева побежала. Дистанция между ней и Тристаном, и между ней и стенами, кажется, была одинаковая. Может быть она и не успеет перебраться за стену, но ее ли она даже только добежит до нее, то Тристан не осмелится оттащить ее назад. Во всяком случае, не в присутствии множества монахинь.

Она едва дышала. Натруженные ноги все сильнее болели, как будто в подошвы впивались стальные раскаленные иглы. Но беглянка не обращала на боль внимания. Женевьева видела недоверчивое выражение лица одной из юных послушниц, ловила удивленные взгляды других… еще чуть-чуть и, казалось, она перелетит через стену…

Внезапно Женевьева и вправду взлетела, но полетела не в сторону монастыря. Она ощутила внезапный, сильный толчок в спину и плашмя рухнула на землю. Опомнившись, Женевьева попыталась извернуться и встать, но ей не давал этого сделать многокилограммовый груз, придавивший, как каменная плита.

Она попыталась перевернуться на спину, что ей удалось не сразу, и, задыхаясь, посмотрела в глаза Тристану. Выражение его лица было мрачным, губы полураскрыты, а глаза темными и блестящими.

– Господи милосердный! – раздался голос одной из сестер, подошедшей вплотную к ограде и смотревшей на них во все глаза.

Женевьева ощутила прилив радости. Она уже была готова возликовать и рассмеяться, но вовремя спохватилась, и обрадовалась, что не сделала этого, ибо прочитала во взгляде Тристана, что у него есть какой-то собственный план.

– Женевьева, жизнь моя, любовь моя! Я же предупреждал тебя, чтобы ты поосторожнее обращалась с Пирожком, дорогая! – воскликнул он.

Затем Тристан приблизил к ней лицо и поцеловал.

Женевьева попыталась воспротивиться, извиваясь и корчась, и мотая головой, но Тристан крепко держал ее за волосы с правой стороны, а вес его тела был столь значителен, что она не могла даже толком вздохнуть. Несколько долгих секунд она думала не столько о том, чтобы освободиться, сколько о том, чтобы остаться в живых, ибо уже почти задыхалась.

– О, Господи! – в шоке пробормотала одна из монахинь.

Тристан освободил Женевьеву как раз тогда, когда девушка уже была готова распрощаться с жизнью. Она отчаянно раскрывала рот и никак не могла отдышаться, для того, чтобы сказать хоть слово. Тристан же быстро поднялся, взял Женевьеву на руки и легко поклонился святым сестрам.

– Добрый день! Прошу вас, простите меня, да благословит нас всех Господь! – и плотоядно улыбнулся. – Молодожены, понимаете ли…

В ответ раздалось приглушенное хихиканье, но Женевьева уже обрела способность говорить.

– Молодожены, мои…

Остальное потонуло в невнятном бормотании. Тристан подарил Женевьеве еще один удушающий поцелуй. Она могла видеть, как он галантно помахал монахиням на прощание рукой.

К ее разочарованию, они помахали в ответ. Кое-кто из молодых сестер смотрел им вслед с нескрываемым восторгом и завистью, остальные же укоризненно качали головами.

И через несколько минут все обитательницы монастыря вернулись к своим занятиям.

Тристан стремительно подошел к коню и бесцеремонно шлепнул Женевьеву в седло. Та было собралась закричать, позвать на помощь, но и тут Тристан опередил ее, бесцеремонно зажав ее рот ладонью.

– Одно только слово, единственное слово, и клянусь всеми святыми, у тебя вдобавок к мозолям на пятках появятся мозоли на заднице, и никакие святые сестры тебе не помогут, клянусь!

Более изможденная, нежели напуганная его угрозой, и прекрасно понимая, что вряд ли ее крики будут услышаны, Женевьева покорилась неизбежности. Она склонила голову к необъятной шее Пирожка и попыталась восстановить дыхание.

Неожиданно Тристан крепко схватил ее за талию и приподнял, чтобы подвинуть, Женевьева чуть не свалилась на другую сторону, но он вовремя поддержал ее и, не выпуская поводьев из рук, вставил ногу в левое стремя и уселся на коня позади нее. Пирожок взмахнул хвостом и с места пошел легкой рысью, а затем и галопом.