– О! – слезы душили ее, она зашаталась и почувствовала, как ее подхватили сильные руки Тристана. – Я ненавижу тебя, и Эдвину и Томаса, и Джона, вы не имели права, вы не…

Женевьева замолчала, почувствовав нечто новое, как будто кончик ножа прикоснулся к низу ее живота.

– Ох, – вскрикнула она испуганно, ибо в следующее мгновение ей показалось, что изнутри ее тела низвергались потоки воды. И Женевьева осознала, что ее ребенок вот-вот появится на свет. Все смотрели на нее, она видела их лица сквозь туман, застилавший глаза…

– Тристан! – она чувствовала, что сейчас упадет, она нуждалась в нем.

Он подхватил ее, прежде чем комната погрузилась во мрак.

– Господи! – Женевьева слушала бормотание епископа, что это вполне законный брак и обряд завершен как раз вовремя.

– Ты должна расслабиться, Женевьева, – сказала Эдвина. – Ребенок рождается постепенно, – она промокнула капельки пота со лба племянницы и заглянула в ее глаза, полные мольбы.

Женевьева в первый момент испугалась, что родит своего ребенка прямо на полу в часовне, но с тех пор прошло несколько часов. С тех пор, как Тристан принес ее сюда, в самую теплую гостевую спальню в доме епископа. Он сидел рядом с нею, их пальцы так тесно переплелись, что Женевьева едва не вскрикнула от боли, с такой силой он сжимал их. Но она не хотела, чтобы он уходил, ей хотелось вцепиться в него, чтобы он оставался рядом.

Но вошла сухая высокая седовласая женщина со строгими глазами, которую епископ называл Кэти, очень уверенная в себе, решительная и быстро очистила комнату от мужчин, в том числе и от Тристана. Женевьева осталась лежать ничем не прикрытая на голых простынях, от холода ее защищала лишь короткая рубашка. Кэти, усмехнувшись, сказала, что она была старшей в семье, где было двенадцать детей, и принимала роды в течение долгих лет. Женевьева тряслась от холода и страха, неотрывно смотрела на нее. Дрожащими губами она прошептала:

– Он не умрет? – и судорожно сглотнув, добавила: – Мне еще не подошел срок, я не доносила последний месяц.

– Я ничего не могу гарантировать Вам, миледи, все в руках Господа, но незачем думать, что вы уже потеряли ваше дитя!

Все это было несколько часов назад. Или дней? Временами подступала боль и Женевьева кричала и ругалась. Затем пришли две служанки, которым было приказано сменить простыни, и она сдерживалась изо всех сил, чтобы сохранить достоинство.

Но это оказалось невозможно, когда она почувствовала, как в ее спину словно вонзаются стальные лезвия, а живот стягивает, как бы стальными полосами. Женевьева не хотела кричать и поэтому она плотно сжала зубы, застонала. И сказала, обращаясь к Эдвине.

– О, я никогда больше не сделаю этого снова! Я никогда не позволю себе познать его, чтобы не оказаться больше в таком положении! Эдвина, как ты могла, испытав однажды этот кошмар, снова выйти замуж?

Ее тетка рассмеялась.

– Ты пройдешь через это, Женевьева, и вскоре обо всем забудешь.

– Если Вы разик-другой крикнете, то это облегчит ваши страдания, не сдерживайтесь. Я знаю, что он скоро родится, – ласково промолвила Кэти.

Женевьева глянула на нее с надеждой, но в этот момент ее снова охватил приступ жесточайшей боли, и она не удержалась и вскрикнула, слезы градом посыпались из ее глаз. Она вцепилась пальцами в обмотанные простынями прикроватные столбы.

– Миледи, теперь вам следует тужиться изо всех сил! – сказала старая женщина. – Задержите дыхание, чуть приподнимитесь и потерпите немного.

Женевьева попыталась привстать, но не выдержала и откинулась назад, тяжело дыша.

– Еще разок.

Женевьева попыталась кивнуть.

– Он живой?

– Верьте.

– Эдвина! – Женевьева схватила свою тетку за руку, – никогда больше я не пойду на это. Если Тристан еще раз попробует прикоснуться ко мне, то я разорву его на мелкие части!

– Ты только что стала его женой, Женевьева!

– Нет!

– Это правда, миледи, – подтвердила Кэти. – И ваш ребенок родится законным наследником.

И снова к ней подступила боль. Женевьева пыталась держаться, пыталась слушать то, что ей говорят Эдвина и Кэти, но не смогла. Она чувствовала, как пот струится по ее телу, и в то же время ей было холодно. Она впервые по-настоящему закричала высоко и протяжно.

Тристан уже в сотый раз мерил шагами обеденный зал, под стягами славной фамилии епископа. Он рассматривал развешенное на стенах оружие, и, казалось, изучил каждую заклепку на латах, каждый штрих гравировки на мечах, каждую деталь богатого орнамента на ножках. Джон, стоявший у камина, посмотрел на Томаса, а Томас глянул на епископа, и тот начал говорить что-то утешительное, но Тристан со стоном перебил его, подошел к очагу и, взъерошив волосы пальцами, уставился в огонь.

– Это наступило слишком рано и если что-то случится…

– Тристан, прекрати винить себя!

– А кого мне больше винить? Кто приволок ее сюда и кто едва не задушил, закрывая ей рот.

– Сын мой, – начал епископ, молитвенно сложив руки у груди. – Вы соединились перед Всемогущим Господом, Божеству не задают вопросов.

Тристан с криком стукнул кулаком по стене.

– Где же был Бог во время трагедии в Бэдфорд Хит, и где он теперь? Какой большой грех совершил Тристан, что Господь позволил убить Лизетту и ее неродившееся дитя, а теперь готов лишить его Женевьевы и… Это я во всем виноват, – выдохнул он и обессиленно рухнул в кресло.

Джон поднес Тристану подогретого вина в бокале венецианского стекла, тот машинально отхлебнул.

– Ты женился на ней, – мягко сказал Джон. – Это была единственно правильная вещь, которую следовало сделать.

– Конечно, конечно!

Не в силах усидеть на одном месте, он резко поднялся и стал снова расхаживать по комнате, держа в руках бокал. Затем одним глотком осушил его, и поставил на стол. Тристан скрестил руки на груди и, приостановившись сказал:

– Мне следовало жениться на ней сразу, как только я узнал. Я люблю ее, всегда любил! Любил! Ведь Женевьева была искренна, когда говорила, что ни за что не выйдет за меня замуж, а я все-таки привел ее сюда и силой притащил к венцу. Господи! Смилуйся, не дай умереть этой женщине и нашему ребенку.

«Если только Женевьева останется после этого жива, я клянусь, что никогда не стану ее ни к чему принуждать», – с отчаянием шептал он про себя.

И вот раздался высокий крик, полный боли и отчаяния.

Тристан немедленно подбежал к двери, Джон попытался остановить его, но он оттолкнул его, преодолев лестницу в несколько огромных прыжков, оказался около двери, за которой находилась Женевьева.

Он ворвался внутрь. И сразу же увидел ее, она лежала белая, как полотно, локоны золотистых волос обрамляли ее бледные щеки, пряди, падавшие на лоб, были влажными от пота. Кэти убирала ее волосы со лба. Тристан увидел ее тело, распростертое на кровати среди растекшегося кроваво-красного пятна.

Стон, полный муки, сорвался с его губ, он упал на колени.

– Лорд Тристан, вам следует подождать. Потерпите немного, сейчас мы вымоем вашу жену и ребенка…

– Что? – он уставился на Кэти.

Седая женщина со строгими, но добрыми глазами ободряюще прикоснулась к его плечу, готовая помочь ему встать на ноги.

– Милорд, с миледи все в порядке, она просто очень устала. Крошка просто очаровательна, а уж крикунья, каких свет не видывал.

Тристан резко вскочил.

– Она жива!

– Они обе живы, милорд!

Тристан внезапно почувствовал, как у него подкосились ноги, а в животе образовалась пустота. Перед глазами у него все закружилось и засверкало.

– Лорд Тристан, посмотрите на нее, она просто милашка! У нее такие же темные волосы, как ночь в сочельнике! – раздался голос Эдвины.

Ему сунули в руки какой-то сверток и наклонив голову, Тристан увидел среди пеленок собственную дочь. Девочка была не слишком тщательно вымыта, жидкие волосики прилипли к головке, но она была чудо как хороша! У нее были темные бровки, красненькое сморщенное личико, кроха сучила кулачками в воздухе, и неожиданно открыв большой рот, сердито закричала.