Публикация подлинных речей и статей 17-го года давала Троцкому первоклассную возможность разрушить миф, согласно которому он всегда был заклятым врагом большевистской партии. И, поскольку главной его революционной заслугой был Октябрьский переворот, было вполне естественно использовать именно это.

Большое предисловие Троцкого вышло отдельной брошюрой. Это было не просто напоминание о его героической роли в 1917 году, это была последовательная атака на всех его противников, то есть на все нынешнее руководство. Подчеркивая свою роль в Октябрьском перевороте, Троцкий тем самым сводил на нет роль других руководителей партии. «Уроки Октября» представляли собой яростный выпад против Политбюро. Троцкий противопоставлял в нем подлинное революционное руководство — свое и Ленина — пассивности остальных партийных лидеров.

«Уроки Октября» вызвали взрыв истерических самооправданий со стороны партийного руководства. Именно тогда была выработана стандартная схема всех подобных кампаний: сначала тенденциозные обвинения, потом искажение фактов и наконец прямая фальсификация истории.

Для начала «так называемая выдающаяся» роль Троцкого была представлена в «правильном свете». Затем, по мере того как в контратаку включалось все больше авторов, началась прямая фабрикация необходимых «фактов». И тут всех перещеголял Сталин. Он выступил со своей собственной версией главного события, без всякого стеснения заявив, что переворот был совершен не Военно-Революционным Комитетом во главе с Троцким, а совершенно другим «центром», которым руководил не Троцкий, а именно он, Сталин. Ни один партийный сочинитель ни в одном из бесчисленных исторических очерков никогда еще не заходил так далеко. Никто из знающих людей поначалу не принимал эту выдумку всерьез; но постепенно она проникла во все книги и учебники, стала единственной официальной версией Октябрьского переворота, существующей в России и поныне.

Итак, контратака против Троцкого приобрела форму фальсификации истории, рассчитанной защитить тех, на кого он нападал. Сделать это оказалось так просто, что схема тут же была принята на вооружение всей советской историографией и остается по сей день ее главным методом.

Прежде всего партийная пропаганда противопоставила небольшевистское или даже антибольшевистское прошлое Троцкого так называемой генеральной линии партии. Понятие «генеральная линия», которое было изобретено Сталиным и утвердилось в двадцатые годы, стало основой основ всей большевистской ортодоксии. Это орудие позволяло любой правящей группировке интерпретировать теорию в своих собственных интересах. Марксизм настолько изобилует неоднозначными положениями, что любой вывод, не освященный своего рода ритуалом, неизменно приводил бы к бесконечным спорам. Складывавшаяся в то время официальная идеология принимала, как аксиому, что в любой данной ситуации имеется только одна правильная линия действий; следовательно, все иные автоматически являются ошибочными. Отсюда вытекало, что любое отклонение от генеральной линии — преступно. Понятие «генеральная линия» приобрело почти религиозный характер, подобно первородному греху: если человек — антибольшевик по природе, он уже ничем иным стать не может; даже если кажется, что он борется за правое дело, его «злобная натура» неминуемо должна себя проявить.

С помощью этого приема можно было представить давние разногласия Троцкого с Лениным как свидетельство его врожденной злонамеренности. Точно так же их споры после переворота можно было раздуть до неузнаваемости, чтобы доказать, что, даже став большевиком, Троцкий в действительности оставался чужеродным и враждебным партии элементом. Все это было сделано, разумеется, с целью показать, что на нынешних законных наследников Ленина он нападает точно так же, как некогда нападал на самого Ленина.

Эта грандиозная «идеологическая дискуссия» расширялась и углублялась, пока не дошла в конце концов до событий 1905–1906 годов. Постепенно в ней выкристаллизовался некий главный обвинительный пункт, который с тех пор стал неизменным ярлыком для Троцкого и всех, кого прозвали троцкистами. Этим пунктом была теория перманентной революции, — та самая, что до 1924 года считалась одной из официальных партийных аксиом, именно с ее помощью партия оправдывала Октябрьский переворот. Поскольку Ленин, принявший эту теорию только в 1917 году, неоднократно нападал на нее до этого, нетрудно было припомнить пару-другую таких нападок — начиная с 1906 года! — и тем самым показать, что теория Троцкого была порочна с самого начала. Перманентная революция была предана анафеме; ее объявили лживым суррогатом «правильной доктрины» — теории «социализма в отдельно взятой стране», которую выдвинул Сталин в ходе этой уникальной идеологической дискуссии осенью 1924 года. Еще и полугода не прошло с тех пор, как он, а с ним и вся партия, говорил прямо противоположное: попытка построить социализм в России может увенчаться успехом только в качестве прелюдии к мировой революции.

Было что-то чудовищное в этой мобилизации всех сил страны для уничтожения одного из ее создателей. Вот как описывает Троцкий то, что произошло вскоре после смерти Ленина:

«Как только закончилась тайная подготовка, кампания против троцкизма вспыхнула по сигналу «Правды» одновременно со всех сторон, на всех уровнях, во всех газетах и статьях, изо всех углов и закоулков. Это был по-своему грандиозный спектакль. Журналисты и ораторы бросили все и занимались только разоблачением троцкизма. Никто не понимал, что это значит. День за днем вытаскивались на свет все новые эпизоды из прошлого и полемические цитаты из ленинских статей двадцатилетней давности; их путали, искажали и переиначивали, но главное — преподносили так, будто все это произошло только вчера. Никто ничего не мог понять. Если все было действительно так, то Ленин не мог не знать об этом. Но ведь портреты Троцкого висели повсюду рядом с портретами Ленина. Тем не менее клевета низвергалась лавиной…»

И по своей цели, и по содержанию эта кампания принципиально отличалась от тех схоластических дискуссий, которые некогда глухой стеной отгораживали марксистов от всего мира. Убедившись в успехе прямой фальсификации, полностью пренебрегающей тем, что и в каком контексте Троцкий сказал на самом деле, партийная пропаганда поначалу создала вымышленный его образ, удовлетворяющий тактическим нуждам правящей группировки, чтобы потом преувеличить его до масштабов космических, придав ему попросту черты сатаны.

Дальние последствия «Уроков Октября» были для Троцкого роковыми; ближайшие — катастрофическими. Обнародовав свои несогласия с ленинскими учениками, он буквально шокировал тех набожных партийцев, которые свято верили, что их вожди всегда и во всем заодно. И вдобавок эти свирепые нападки были только на руку Сталину — его они, в силу обычной сталинской немногословности, почти не задевали, тогда как от образов Зиновьева и Каменева, этих речистых интеллектуалов, буквально камня на камне не осталось. По сравнению с ними Сталин все больше и больше становился архибольшевиком чистой воды.

Противопоставив себя основной массе старых большевиков, Троцкий, естественно, вынужден был взять под защиту все репрессированные к тому времени небольшевистские диссидентские элементы. Тем самым он облегчил своим противникам задачу изобразить его как центр притяжения всех врагов партии — и это в то самое время, когда вожди партии призывали к «единству любой ценой», единству, за которое и сам Троцкий прежде всего ратовал.

Троцкий все еще занимал видное положение: он был наркомвоенмором и, как могло казаться, держал в своих руках всю армию. Когда он за год до этого подал в отставку со всех своих постов, Сталин, Зиновьев и Каменев не приняли ее — тогда они еще не были настолько уверены в своих силах. Зато теперь они горели желанием окончательно от него избавиться. В 1924 году он потерял последнюю линию обороны — свой наркомат. К тому времени тройка накрыла своей сетью всех политкомиссаров армии, так что ей не составляло труда повести парторганизации военных частей в атаку на Троцкого; военные ячейки послушно осудили Троцкого за «Уроки Октября» и так же послушно проголосовали за снятие его с поста наркомвоенмора; то же самое повторилось в Военно-Революционном Комитете, председателем которого Троцкий был с момента его создания.