Святогор сидел молча, жутко хрустели ветви в огромной пасти коня. Конь сорвал верхушки еще двух деревьев, словно траву, на людей пахнуло влажным дыханием, когда чудовищные зубы начали крушить и перетирать стволы.
– Сколько веков минуло, – проронил Святогор гулким голосом. – Или тысячи лет? Горы все такие же… Только по вам, измельчавшим, можно угадать, что много воды утекло…
Мрак закричал во весь голос:
– Святогор! На твоих людей надвинулся чужой народ! Скоро не останется и тех, кто всемером соломину…
Святогор хранил молчание, слышен был лишь странный непрерывный хруст. Огромный конь, пользуясь остановкой, выдрал с корнем последнее дерево, жевал, устало прикрыв глаза.
– Прихлопнуть бы как мух, – пророкотали наконец над головами невров раскаты грома. – Ведь не держит мать сыра земля… Аль не ведаете? Из Леса вышли, что ли?.. Эх, все оставшиеся годы отдал бы, чтобы денек хоть промчаться по чистому полю, помериться силой с супротивником…
Его тяжелый вздох услышали, казалось, даже на Авзацких горах и острове Буяне. Мрак уронил голову, ощутив себя чуть ли не впервые в жизни виноватым. Таргитая отпустил страх, он смотрел на исполина с жалостью. Как тяжело, должно быть, если не с кем словом перемолвиться!
Голова и грудь Святогора скрылись в наплывающих облаках. Из белого тумана прогрохотали слова, полные муки:
– Нет на земле мне дела… Леса корчевал, но деревья для меня – трава… Горы ворочал, но кому надобно? Эх, найти бы тягу земную… Я бы в землю кольцо вогнал, привязал бы к нему цепь железную, притянул бы небо к земле, смешал бы с землей, как было в моей молодости!.. Истратил бы малость своей непомерной силушки. Да и вы увидели бы другой мир… Настоящий! Еще молодой.
Конь тихо всхрапнул. Мрака отшвырнуло, он перевернулся через голову, успел ухватиться за край трещины. Огромные, как тысячелетние деревья, ноги коня шелохнулись. Камни подпрыгнули, сорвались в пропасть, внизу загремели лавины, набирая силу, грохоча, сметая все на пути. На втором шаге треснула под копытом каменная плита. Выбрызнула вода, вынесла грязь, камешки, затем тихо побежала ровная и чистая как слеза струйка.
Святогор тяжело повернулся, его чистые страдальческие глаза нашли Мрака.
– Поговорите с Горынычем. Помоложе меня на тысчонку лет, помельче… Да и драчливее по молодости. Его земля еще держит.
– Горыныч? Это Змей? – закричал Мрак.
Святогор вслушался, приложив огромную ладонь к уху. Его мясистое лицо недовольно искривилось:
– Все, кто живет в Горах, – Горынычи. Можете звать его Горыней.
– А где он?
– Здесь, в Горах… Видите трехглавую гору, словно из древней Славии?.. С правого бока – пещера. Если не на охоте… не за дровами…
Конь медленно уносил богатыря, бухая копытами с кузницу размером. Земля вздрагивала, каменная гора трещала, разбегались трещины.
Мрак заорал вдогонку, срывая голос:
– Какая гора?.. Какая Славия?
– Эх, короткоживущие… – прогрохотало снова из наплывающих облаков. Теперь тучи шли ниже, Святогора скрыло в белом до пояса. – Не помните, не знаете… Древняя Славия… Огромная страна среди окиян-моря, в середке трехглавая гора, моряки примечали издали… Затопило всего десять тысяч лет тому, а уже, как вижу, не помнят… В одну ночь затопило. Уцелели лишь те, кто, как я, в тот день отлучился в другие страны…
Конь понес дальше, Святогор опустил голову, тут же позабыв о мелких людишках. Гора вздрагивала, а камни подпрыгивали, когда тяжелое копыто со стуком било в землю. От скал откалывались целые глыбы, оставляя красные следы, словно отделялись от плоти, с грохотом летели в пропасть. За конем Святогора каменное плато осталось в глубоких трещинах, с глыбами торчком, вздыбленными скалами, где раньше было ровное место…
Мрак покачал головой, глядя вслед исполину. Потом зло набросился на изгоев:
– А где вы были? Языки в задницы повтягивало?
Таргитай умоляюще прижал ладони к груди, глаза были чистые, честные, Олег сказал виновато:
– Я занемел, Мрак… Я ведь трус, ты знаешь. Язык отнялся. Да и заговори я, все равно ничего путного не посоветовал бы. В голове с перепугу все перемешалось.
Мрак с досадой отмахнулся:
– Кому нужны твои советы! Ваши глотки – другое дело. Я на год вперед наорался, уже хриплю.
Таргитай пообещал с дрожью в голосе:
– Если Горыныч… или Горыня хоть чуть поменьше, я буду с тобой докрикиваться вместе.
– Ладно… Волхв, он сказал о трехглавой горе. Ты читал о такой?
– Трехглавая гора, – выговорил Олег все еще неустоявшимся голосом, – ты будешь смеяться, но в самом деле читал… о ней несколько раз… Трехглавая гора, трезубец… Погоди, дай отойти от этого страха, все вспомню. Или хошь, посмотрю сейчас?
– В другой раз, – буркнул Мрак. – У тебя пальцы трясутся, не отыщешь. А сейчас к той горе. Да побыстрее, а то здесь темнеет быстро.
Таргитай со страхом глядел вслед исчезнувшему всаднику, откуда еще доносился гул, грохот.
– Малость передохнуть бы… У меня ноги трясутся, упаду в пропасть.
– Подумаешь, ноги, – отмахнулся Мрак. – Вон Олег весь трясется, но глядит соколом. Верно, Олег? Отдохнем, когда чего-нибудь добьемся. А со Святогором… так, почесали языки.
Он тащил их через гребни скал, россыпи гигантских валунов, что сдвигались с места при любом сотрясении воздуха, заставлял подниматься по веревке, прыгать через широченные пропасти. Тени от Гор удлинялись, в воздухе потянуло вечерней свежестью.
Трехглавая гора приближалась, но Мрак орал, заставлял бежать, прыгать, и Таргитай в панике думал, что вот-вот глазомер подведет оборотня, а ширина расщелины окажется такой, что одолеть ее удалось бы лишь в два прыжка…
Внезапно над ними прогремело:
– Здр-р-р-равствуйте!
Эхо заметалось от стены к стене. Таргитай завис на кончиках пальцев. Рядом пронесся громадный камень, обдав его ветром, и Таргитай сорвался следом. Он летел вдоль стены розового камня, а со дна пропасти злорадно поднялись остроклювые камни.
Вдруг нечто огромное перехватило его, как падающий орех. Бока сдавило, Таргитай, уже закрывший в страхе глаза, теперь распахнул их во всю ширь, но перед глазами замелькала стена розового камня.
Его поставило ногами на твердое, ладонь – это оказалась великанская ладонь! – разжалась. Таргитай шагнул навстречу белым как мел Олегу и Мраку. Мрак схватил его за плечи, с силой прижал к своей груди. Сердце оборотня стучало, как молот в кузнице. Ребра Таргитая затрещали, он задохнулся, выпучив глаза.
– Ты… что ты… – выдохнул Мрак. – Чур бы тебя… Вон Олег уже…
Страшный голос над их головами повторил:
– Здр-р-р-р-равствуйте…
Таргитай с трудом выдрался из железных рук Мрака. То, что выглядело гранитной скалой, оказалось великаном. Горыня сидел неподвижно, темный, как камень, грузный, на его груди курчавились длинные волосы. Руки свисали с коленей, одна лежала ладонью вверх рядом с неврами. Таргитай покосился на чудовищную ладонь, пальцы – что бревна. Как только не раздавили? Мрак и то вон ребра помял…
– Добр-р-р-ро жаловать… – проговорил Горыня, двигая губами с явным усилием. – Исполать гостям… Давно не видел людей… давно не глаголил…
Он был обнажен до пояса, портки из медвежьих шкур, что выглядели лоскутами, ступни босые, темные, мозолистая подошва толще дубовой коры. Меж колен стояла торчком, упершись в землю, огромная дубина из столетнего дуба. Голова Горыни блестела, чисто выбритая, с макушки свисал клок длинных волос, небрежно завернутый за ухо.
Олег покосился на друзей. Только он, читавший книгу, знал значение этой пряди. Народ, в который Род вдохнул душу и дал солнечную кровь, заключил союз с этим главным богом и поклялся следовать его заветам. В знак союза с богом они носили клок волос на макушке, чтобы во время огненного потопа, где сгорят все нечистые народы, Род вытащил своих за волосы.
Мрак потрясенно уставился на серьгу в левом ухе Горыни. Из желтого металла, небольшая для Горыни, размером с колесо. В серьге ярко сверкает изумруд с голову быка.
