Марим интересовала Барродаха в последнюю очередь.

Кок был груб, связист с серебристыми глазами вежлив, но ни один из них не сказал Барродаху того, что ему было желательно. Они охотно говорили о Рифтхавене и о своей ненависти к Хриму, а также выражали готовность поделиться своими ограниченными впечатлениями об Аресе — за некоторое вознаграждение, разумеется.

Хуже всех оказался мальчишка с вросшей в руку келлийской лентой. Он нес что-то о картинах, звуках и запахах — и Барродах, отчаявшись выловить хоть крупицу логики из его речей, отправил его с Ларом обратно.

Воровку Марим он оставил напоследок — в ее досье не было ничего интересного. Последние несколько дней вся команда доводила его (он был в этом уверен), занимаясь продолжительной и шумной сексуальной гимнастикой поблизости от его датчика, и больше всех старалась Марим.

Растущая интенсивность панархистских рейдов, набеги скучающего Эсабиана на компьютер (червяк Ферразина был недостаточно скор, чтобы оповещать о них Барродаха в реальном времени) и предполагаемые козни Моррийона чуть было не побудили Барродаха поручить допрос Марим кому-нибудь из своих доверенных лиц. Но он передумал, движимый глубоким убеждением, что малейшее упущение в чем бы то ни было может стоить ему жизни. Окончательным же доводом послужило злорадное желание досадить Моррийону.

Барродах включил датчик, когда Ларгиор явился в рифтерскую каюту.

— На этот раз сенц-ло Барродах вызывает Марим, — объявил Лар. Он говорил ровным, приветливым тоном, и Барродах не доверял ему ни на грош.

Марим, в отличие от Ларгиора, соблюдать условности не желала.

— Этот говнюк вообще не спит, что ли?

— Сейчас почти у всей станции рекреационное время.

— Ну, этому партнеров и за деньги не найти, — вставил томный связист, вызвав дружный смех.

— От меня он тоже ничего не дождется, — заверила Марим. — Чтобы я да с таким уродцем?

Барродах услышал, как чмокнула дверь, — значит, Ларгиор с Марим вышли. Нечувствительный к оскорблениям, он послушал еще немного — вдруг темпатка что-нибудь скажет? Она это делала очень редко — то ли она все время спит, то ли у нее свой тайничок с наркотиками. Остальные болтали о пустяках, и Барродах взял себе на заметку спросить Лисантера о физиологических показателях Вийи.

В конце концов темпатка все-таки подала голос, велев всем заткнуться и дать ей поспать, — завтра у нее очередной тест. Барродах нахмурился, в который раз вспоминая странный разговор между ней и Анарисом в Тронном Зале. Эта Вийя гораздо опаснее, чем он думал, и не только из-за своих выдающихся темпатических способностей. Должарианка родом, она много лет провела вдали от своей планеты, в точности как Анарис, и научилась у панархистов искусству притворяться. И единственное, что может помешать ей стакнуться с Анарисом против него, Барродаха, — это награда, которую она потребовала. Эту награду может ей дать только Эсабиан, если она активирует станцию, — а тогда Эсабиан получит в руки кнут, который обеспечит ему власть над всеми и каждым.

«И мне тоже», — подумал Барродах с угрюмой улыбкой, слыша, как чавкнула дверь приемной.

Марим вошла одна — маленькая, ростом со среднего бори, с копной желтых кудряшек, проницательным взглядом и нахальной усмешкой.

— Ваш капитан уже назначила плату за свои услуги, — сказал Барродах. — Тебе я хочу сообщить, что каждый, абсолютно каждый человек, который служит нам, будет вознагражден. Как тебе должно быть известно, средства у нас есть.

Упоминание о деньгах было его стандартным приемом в беседах с рифтерами — и сейчас он впервые уловил в ком-то из этой команды проблеск интереса.

Это не бросалось в глаза, и недоверие к нему по-прежнему побуждало ее напускать на себя браваду, но Барродах выдерживал смертельную гонку Катеннаха только потому, что научился читать мелкие физические признаки, о которых его собеседники сами порой не подозревали.

— Ничего мне такого не известно, — развалившись на стуле, заявила она.

«Если бы я предполагал обратное, я послал бы тебя на умовыжималку», — подумал со злостью Барродах, раздраженный ее явно искусственным зевком.

— Награда дается не только за информацию, но и за работу, — сказал он. — Это видно на примере твоего капитана.

Марим облизнула губы розовым язычком и повторила:

— За работу?

— Да. Вот ты, скажем, что умеешь делать?

— Могу занять практически любое кресло на мостике любого корабля в размерах эсминца. В навигации я, правда, не очень — не так, как Ивард, и пилот я тоже средний. Но двигатели, связь и, само собой, контроль повреждений — это да. — Она сморщила нос и поерзала на стуле. Барродаху стало не по себе — может, у нее паразиты какие-нибудь или чесотка. — Но не думаю, что могла бы заниматься контролем повреждений в этой вашей конторе — фиг его знает, какие тут повреждения могут быть.

Опять она ерзает!

И вдруг до ошеломленного Барродаха дошло, что это она его так завлекает!

Его разобрал такой смех, что он никак не мог остановиться, а ее отвалившаяся челюсть довела его чуть ли не до колик; он не мог припомнить, чтобы хоть кто-то делал ему такие авансы. Ей, видно, никто еще не отказывал!

Он попытался овладеть собой, сознавая, что находится на грани истерики. Непривычное сочувствие к Лисантеру, который давился точно так же, когда он рассказал ему о страхе нижних чинов перед туалетами, помогло Барродаху свести спазмы к нормальному смеху, а смех — к несколько учащенному дыханию.

Марим казалась не менее раздраженной, чем, вероятно, сам Барродах в глазах Лисантера.

— Станцию мы контролируем сами, — сказал он, втягивая в себя воздух и успокаивая колебания своей диафрагмы. — Но ведь ты хотела бы, чтобы тебе позволили выходить из каюты?

Гнев в ее голубых глазах уступил настороженному интересу.

— Как ты, может быть, знаешь, мы работаем сверхурочно, готовясь передать станцию в руки господина Эсабиана. Наши работники очень нуждаются в отдыхе, но у меня не хватает времени его организовать. Если бы кто-то взялся наладить их досуг, мы сочли бы это ценной услугой.

— И только-то? Игры и все такое? Без стукачества?

«Без него нельзя, — подумал Барродах, одновременно качая головой в знак того, что ничего такого не требует. — Но я подожду, когда ты сама придешь ко мне с этим». Он назвал ей рекреационные часы и вызвал Лара, чтобы проводить ее обратно. Выходя, она ухмылялась во весь рот. «И ты придешь, — подумал Барродах, — придешь, если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в людях».

Загудел коммуникатор.

— Таллис Й'Мармор на прямой связи, по распоряжению флагмана.

Барродах встрепенулся. Что могло случиться, если Ювяшжт разрешил прямой контакт?

Ответ он получил очень скоро.

— Ты хорошо сделал, что доложил об этом, капитан, — сказал он под конец. — Я этого не забуду. — Его обещание не слишком обрадовало Таллиса, да бори и не ожидал, что обрадует. Тот предан им не более чем любой другой рифтер: только страх держит их в повиновении.

Барродах перекачал информацию Таллиса на свой блокнот. Надо немедленно доложить Эсабиану. Возможно, все к лучшему — надо же чем-то уравновесить демонстрацию, запланированную Лисантером.

Почти веселый, несмотря на страх, никогда его не покидавший, Барродах отключил пульт и вышел.

Не часто кому-либо удается наблюдать своими глазами этапы борьбы за престол — и Моррийона при этом не будет!

Дымок из курильницы поднимался прямо вверх в неподвижном воздухе, и в помещении висел тяжелый кисло-сладкий запах. Анарис, следя за прозрачными струйками, поднял глаза вверх и встретился с пустыми глазницами дедова черепа над фамильным алтарем.

Со времени своего назначения наследником Анарис больше ни разу не преклонял перед ним колен. Не дошли ли до отца слухи о том, как он вызывал дух Уртигена на «Кулаке Должара», над Артелионом?