…У трапа Виктор, пару раз притопнув, машинально отряхнул от снега «берцы».

Настоящие американские «маттерхорны», не китайскую или там турецкую подделку. Прочные, очень удобные и столь же дорогие, но своих денег стоящие – с нескользящей подошвой и особыми металлическими вставками, чтобы не подвернуть ногу на диких тропинках и буреломах.

Уже через минуту он откинулся в кресле, отхлебнул из фляги и по примеру соседей закурил. Неужели домой?.. Хорошо, черт возьми!

В салоне Ан-72 он ничем не выделялся среди устроившихся здесь офицеров. Тот же камуфляж средней потертости, та же ушанка, такое же обветренное лицо.

Одним словом – свой.

Да, собственно, Виктор уже и стал для них своим.

Теперь каких-то пара часов, и он будет в Кубинке. Оттуда армейская попутка докинет до Москвы, а там, «согласно купленным билетам», «Сапсан» и родной Питер.

Сегодня вечером он таки окажется дома, в старой уютной квартире на Лиговке, и наконец-то сможет помыться и отдохнуть по-человечески.

Впервые за два с лишним месяца.

«Ты да я, да я да ты – летим с войны!» – насвистел под нос мотивчик Ивана Демьяна.

А что может быть лучше, чем возвращаться с войны целым и невредимым?

Еще раз отхлебнул из горлышка.

Не местная паленая водка, которой эти края обеспечивают всю Россию (и ближнему зарубежью достается), а настоящий «черноэтикеточный» «Джонни Уокер». Сбереженная еще с момента приезда бутылка, последняя. Остальные распиты на блокпостах и в блиндажах с прапорщиками, капитанами, полковниками да с прочим военным людом. Репортажи да сюжеты добываются не только головой, но и печенкой…

Оглянулся в хвост «аэробуса», где, развалившись в узком кресле, храпел Петька Мотрин – оператор его маленькой съемочной группы. Его так и привезли на аэродром. Успел, паразит, нажраться с десантурой в Ханкале. Давно б выгнали алконавта, так какой нормальный будет мотаться в командировки по разным задницам мира вроде Либерии или Пакистана? Да и оператором Петр был, что называется, от бога.

Рузин еще раз отхлебнул виски и передал флягу с вожделением смотревшему на нее соседу, молодому капитану-«пушкарю». Мы ж здесь вроде как все свои. Пусть парень выпьет за его удачу. Не каждому так везет на войне.

Вот к третьему члену их команды, Максу Аверину, она повернулась задом. Лежит в госпитале, подорвавшись в рейде с разведгруппой на фугасе, и встанет с койки не раньше, чем через месяц.

Да и для кого беречь элитный напиток? Уж точно не для Петьки – тот так насосался паленой водяры, что до Питера не протрезвеет. Эк храпит!

Немолодой небритый пилот, высунувшись в салон, попросил пристегнуть ремни.

Под гул турбин они взлетели, тяжело разбежавшись, и за иллюминатором, покачнувшись, уплыла вниз заснеженная земля Кавказа.

По салону разнесся водочный запах – нетерпеливые офицеры распечатали пронесенные с собой на борт бутылки.

– Друг, у тебя еще вискаря нету? – обратился к нему сосед-артиллерист, с огорчением изучавший осушенную флягу.

Он вежливо покачал головой и уставился в иллюминатор.

Хм, однако ж…

Виктор сперва даже не сообразил, что это за яркая стремительная точка несется в их сторону с земли. А потом вдруг понял…

– Мать… ё-моё!!! – взвыл над ухом сиреной капитан.

Ан-72 резко пошел вниз, хлопнула в хвосте тепловая ловушка – экипаж пытался уклониться от ПЗРК. Рузин ощутил, как тело вмиг превратилось в какой-то непонятный студень. То ли виновата была невесомость, ибо самолет почти ушел в пике, то ли страх. Точнее, СТРАХ!

Он не раз и не два видел сбитые самолеты и вертолеты. Не далее как три недели назад снимал место гибели вот так же сбитого Ил-76. Просто спекшаяся до кирпичной твердости земля, а на ней кое-где из-под пепельных обломков торчат обугленные кости, обгорелое тряпье и сизые от огня стволы – то, что осталось от еще недавно полных жизни людей. Семьдесят человек как корова языком… И неотвязчивый, снящийся потом по ночам запах «жаркого», перебивавший ароматы сгоревшего пластика и топлива.

Вот сейчас взрыв ПЗРК разворотит фюзеляж, и подбитый самолет, содрогнувшись и волоча за собой шлейф дыма, рухнет вниз.

Боеголовка лопнула со звуком исполинской петарды в какой-то паре метров от их «борта». Осколки с легкостью прошили дюраль, внутреннюю обшивку, спинки кресел, человеческие тела… Фюзеляж в корме вмиг превратился в решето. Пшикнула декомпрессия, пошли паутиной блистеры иллюминаторов, заорали раненые… Погас свет… Потом с грохотом слетел поврежденный запор, и отвалилась кормовая аппарель…

Виктор увидел в проеме грузового люка темнеющее зимнее небо с бриллиантами звезд и подумал, что это, наверное, последнее, что он видит в жизни… Несколько человек в ужасе вскочили, словно собираясь куда-то бежать, и тяга пронесшегося по салону воздушного потока унесла их наружу, вниз… И тут из нарукавного кармашка, где лежала недавно купленная «Нокиа», раздалась мелодичная трель… Машинально Виктор протянул руку к трубке, про себя поразившись нелепости ситуации. Через считаные секунды самолет рухнет камнем вниз в ореоле коптящего пламени, а он собирается отвечать на звонок…

Виктор Рузин открыл глаза.

Лежавшая на тумбочке рядом с финским диваном новенькая «Лумиа 930» мелодично посвистывала. На дисплее дорогого гаджета высвечивалось время – 07:30. За окном тускло-серым разгорался рассвет, скудный петербургский рассвет обычного летнего дня.

Начинался новый день. Предстояло ехать на работу, являться пред пресветлые очи шефа, писать очередные статьи, планировать очередные репортажи. Тут отпуск на носу, но начальство считает, что отпуск отпуском, а работа должна быть сделана. И никого не интересуют ни личные проблемы лучшего обозревателя едва ли не лучшего медиа-холдинга города, ни его испорченные нервы, ни то, что ему все это слегка осточертело.

Сон еще этот, воспоминание о том, что случилось с Виктором полгода назад в крайнюю командировку на юг. Тогда мастерство пилотов позволило-таки посадить неповоротливый транспортник на заснеженное поле. Потом говорили, что шансов было сильно меньше, чем один к ста. А больше всего повезло Петьке, он даже не проснулся, в себя пришел лишь в Ростове-на-Дону, куда их вывезли «вертушками».

Ну да ладно, пора одеваться-собираться.

Через пятнадцать минут свежий и в меру благоухающий дорогим парфюмом Виктор поймал такси (его собственный «Шевроле» был второй день в ремонте). Еще через сорок пять минут он уже расплатился «пятихаткой» с водилой, молчаливым восточным человеком, на беджике которого было обозначено имя – не то Самир, не то Багир какой-то там оглы, и направился к шестиэтажному зданию, занимаемому его конторой.

Предъявил бойцу охраны на входе какой-то пропуск, и лишь войдя в лифт, понял, что показывал парню членский билет «Петербургского стрелкового клуба».

Впрочем, его отец как-то месяц проходил в свой номерной НИИ по папиросной коробке. Хоть что-то в России неизменно – извечные разгильдяйство и пофигизм.

Вот и третий этаж, где квартирует его редакция спецпроектов.

– Ты, …ло!! Ты что думаешь, буй зеленый, ты такой особенный! – донесся из-за ближайшей двери яростный женский вопль. – Чего хлебало растопырил? Ты что думаешь, самый умный, да? Не долби мне мозги!! Еще раз сунешь наш материал в редакцию светской хроники этой выдре крашеной, хрен с корнем оторву и съесть заставлю с кетчупом! Понял?!

Виктор остановился послушать.