Мне, впрочем, не хотелось бы, чтобы у читателей создавалось впечатление, будто теория множественных набросков Деннета оказалась совершенно уж несостоятельной. Некоторые ее части до — прежнему выглядят весьма убедительно. К примеру, удачным представляются деннетовские объяснения механизмов порождения речи или алгоритмов принятия решений. Он пытался показать, что традиционные картины, предполагающие существование генерирующего осмысленную речь и выносящего решения Я, не соответствуют реальной феноменологии процессов подбора слов и воления и гораздо лучше объясняются с позиций теории множественных набросков. В самом деле, речь формируется, скорее, не сверху, из мифического Я, а снизу, из множества протонарративных конкурентных процессов — именно поэтому слова и фразы обычно как бы выныривают на нас, возникают из каких‑то глубин. Так же и с принимаемыми решениями. Интересно выглядит и тезис Деннета о том, что единое Я, иллюзия которого существует у людей, есть лишь абстрактный «центр нарративной гравитации». В реальности, полагает он, в этой связи можно говорить только о системе, или «петле», мониторинга[79], с одной стороны, и динамических фокусах мозговой активности — с другой: если некий набросок выдвинулся на первый план (или оказался назначен на своего рода «капитанскую» должность виртуальной машиной[80]), то именно он становится временным пристанищем нашей «самости». Но она быстро соскальзывает в другое место, и т. д.
В общем, трудно спорить с тем, что представление о едином Я как устойчивом центре осмысления и воления перегружено проблематичными теоретическими допущениями. Деннет мастерски снимает эти спекулятивные напластования. Вопрос лишь в том, не заходит ли он слишком далеко. Прежде всего неясно, как он может допускать существование в мозге системы мониторинга и при этом отрицать, что в нем имеется место, куда сходятся те информационные потоки, которые мы так или иначе осознаем. Возможная реплика такова: система мониторинга существует, однако она сугубо материальна, в ней нет ментального наблюдателя. Допустим, но откуда это известно? Деннет дает ответ и на этот вопрос, но что это за ответ? Вспомним канву его рассуждений: поскольку в мозге нет места, «где все сходится воедино», в нем нет Зрителя и Сцены, где разыгрываются ментальные Представления. А значит, не существует и самих ментальных представлений, квалиа, а есть только мозг как физический орган с мириадами параллельных процессов обработки информации. В частности, мозг обрабатывает информацию о собственной активности. Результаты такой обработки называют интроспективными отчетами. Специфика работы человеческого мозга такова, что в этих отчетах неизбежно появляются слова о потоке сознания, о Я, о состояниях, которые кажутся чем‑то качественно отличным от физических процессов в мозге (так как система мониторинга не имеет доступа к низкоуровневым «демонам», генерирующим подобные состояния). Такие суждения понятны, но их не надо принимать за чистую монету, и уж тем более превращать их в какие‑то вечные истины.
Вдумавшись в эти конструкции, мы увидим, что они содержат противоречие: система мониторинга, куда стекается вся осознаваемая информация, не включает в себя наблюдающее Я, так как Я не существует, а не существует оно потому, что оно могло бы существовать лишь при наличии в мозге места, куда стекается вся информация, а такого места не существует. Избежать противоречия можно попробовать, сказав, что система мониторинга не может играть роль стационарного Картезианского театра: это нечто подвижное. Но это не помогает, так как подвижным может быть и Я. Даже если в мозге нет фиксированного центра схождения информационных потоков, из этого еще не следует, что в нем нет динамического центра, а значит, и динамического Зрителя. Такого Зрителя допускает и сам Деннет, но, обратим внимание, уже после того, как он сделал онтологические выводы о несуществовании квалитативных ментальных состояний. Т. е. он рассуждает так: нет фиксированного центра — нет Театра, нет Театра — нет Зрителя, нет Зрителя — нет ментальных Представлений, нет ментальных представлений или состояний — есть только физические процессы, причем некоторые из них могут осуществлять мониторинг за другими процессами, взявшими на время власть в мозге, и в результате этого мониторинга порождать иллюзию Зрителя (т. е. совокупность вербальных отчетов о «привилегированных» состояниях), а затем и теорию неизменного Зрителя.
Это настоящий паралогизм: из отсутствия фиксированного центра не следует отсутствие Зрителя — а лишь прикованного к одному месту Зрителя, напоминающего узника платоновской пещеры, и стационарной Сцены. Это дополнение существенно, так как отсутствие стационарной Сцены, в отличие от отсутствия Сцены как таковой, не допускает однозначной онтологической интерпретации. Если Сцены нет вообще, то, конечно, не существует и ментальных Представлений, ква — лиа, В противном же случае нет достаточных оснований опустошать мозг от квалитативных состояний я фактически объявлять людей «зомби», пусть и такими, которые даже и не подозревают об этом. А Деннет делает подобный шаг: «Возможны ли зомби? Они не только возможны» они действительны. Все мы зомби»[81]. В других местах он именует людей «зим — бо» — это особая разновидность зомби с продвинутыми механизмами самомониторинга[82].
Тема зомби так популярна, что нельзя на время не задержаться на ней. Иногда можно услышать мнение, что зомби в огромном количестве населили философские тексты благодаря усилиям Д. Чалмерса. Но хотя он и в самом деле приложил руку к раскрутке этих странных героев, само понятие зомби как лишенного сознания существа, являющегося, однако, точной физической и поведенческой репликой человека, обсуждается давно. Еще Декарт касался этой темы — разумеется, не употребляя слова «зомби». Однако он считал, что человеческое тело не способно само по себе, без участия души, продуцировать поведение, характерное для людей, в частности продуцировать речь. В XVIII веке ситуация изменилась, и, к примеру, Хр. Вольф в своей «Метафизике» доказывал, что, несмотря на внешнюю нелепость понятия бессознательных физических копий людей, они могли бы существовать. В XX веке эта тема была акцентирована в 1974 г. р. Кирком, который и ввел термин «зомби» в широкий философский оборот[83]. Д. Чалмерс считает, впрочем, что терминологическая новация Кирка оставалась практически незамеченной до появления его собственных работ в середине 90–х гг. Однако это мнение нельзя принять. В самом деле, достаточно взглянуть на обсуждение проблемы зомби в «Объясненном сознании» Деннета. Примечательно, что в этой книге, вышедшей, напомним, в 1991 г., ее автор говорит о термине «зомби» как о чем‑то хорошо известном и даже заявляет об «общем согласии среди философов» в том, что «зомби являются или были бы такими людьми, которые демонстрируют совершенно естественное, сопровождаемое вниманием и речью, живое поведение, но при этом в действительности полностью лишены сознания, будучи чем‑то вроде автоматов»[84].
Деннет, впрочем, вовсе не считает, что понятие зомби может принести реальную пользу в философских дискуссиях. Напротив, оно, скорее, запутывает их. Дело в том, полагает он, что это понятие основано на иллюзии в той мере, в какой оно контрастируется с понятием человека. В действительности между людьми и «философскими зомби», дефиниция которых была дана выше, вообще нет различий. Ведь сознания, которого якобы лишены зомби, просто не существует, а в том смысле, в каком оно существует, зомби обладают им. Именно поэтому при желании всех людей можно назвать зомби.
Итак, Деннет настаивал и настаивает на том, что между людьми и зомби не существует реального различия. Вера в такое различие, утверждал он в статье «Интуиция зомби» (2001), перепечатанной в сборнике «Сладкие грезы»[85], основывается исключительно на традиции и, скорее всего, будет устранена в течение ближайшего столетия. Впрочем, сама порочная традиция обособления сознания, как он полагает, имеет глубокие корни, и это означает, что полного ее исчезновения ожидать не приходится: «она не сохранится в своей нынешней, токсичной форме, но устоит в качестве менее опасной мутации, все еще психологически мощной, но утратившей влияние»[86]. Подобно тому как люди научились противостоять видимости вращения Солнца вокруг Земли, они привыкнут и к мысли об иллюзорности существования сознания как особой реальности: «По — прежнему кажется, — будут, по мнению Деннета, изрекать они, — что эти механистические теории сознания оставляют что- то за бортом, но, разумеется, это иллюзия. В действительности они объясняют все, что требуется объяснить относительно сознания»[87].
