Я обрадовалась:

– Вот и прекрасно, сразу сделаешь нам рекламу.

– А можно я скажу, что говорю с Хмелевской? Тогда сразу поверят.

– Так и быть, скажи, чего уж там.

– Пока, Иоанна.

После этого я проверила по своей записной книжке, что важное предстоит мне сделать завтра, убедилась, что ничего особенного, и с удовольствием уселась за компьютер.

Где-то в двенадцатом часу я уже собралась ложиться спать, когда забренчал домофон. Кто же это так поздно?

– Я это, – отозвалась Марта каким-то хриплым, словно простуженным, голосом, когда я подняла трубку. – Впусти меня, ради бога.

Конечно же, я её впустила и зажгла ей свет на лестнице и в парадном. Сердце кольнули нехорошие предчувствия.

Марта вошла молча. Езус-Мария, в каком виде! Зарёванная, с красным носом, опухшими глазами, размазанным макияжем. И рухнула на тахту. Без лишних слов я поставила перед ней рюмку коньяка, бокал с виски, банку пива и бутылку минеральной воды. Подумав, махнула на себя рукой – худею ведь! – и добавила ещё непочатую бутылку холодного сухого вина. Ничего, смешаю себе шприцер, алкоголя в нем кот наплакал, а все же приятно.

Марта окинула все это изобилие безрадостным взором, но, однако, призналась гнусавым голосом, шмыгнув носом:

– Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

Выбрала бокал с виски и разразилась рыданиями.

Тут уж я сочла своим долгом предупредить:

– Реветь ты, конечно, можешь, дело твоё, но не советую. Очень коже вредит, и когда-нибудь, лет через двадцать, ты горько пожалеешь о каждой слезинке, пролитой в молодости. Из двух зол уж лучше упейся.

– Я же за рулём…

– Не беда, вызовем такси. Опять Доминик?

Несчастная так стиснула зубы, что чудом не откусила кусок бокала из толстого хрусталя.

– Он, подлец, он, мерзавец! – И слезы опять не дали ей говорить.

А потом её прорвало и потоком хлынули слова. Возможно, в своём гневе Марта несколько переусердствовала. На мой взгляд, определение «зачуханный скорпион» к Доминику не очень подходило, а также моральный облик его предков до пятого колена не имел никакого отношения к создавшейся ситуации. Но Марте полегчало, а это главное. Слезы высохли, их сменила безудержная ярость. Нетрудно было догадаться, что именно опять отколол проклятый Доминик…

Договорившись о встрече, она помчалась к нему радостная и счастливая, её с краями переполняли нежные чувства, а он… а он встретил её как последний мерзавец. Закатил ей такую истерику… да нет, даже слово «истерика» не передаст всех оттенков того, что он выкидывал: кликушество депрессивного маньяка, угрозы отпетого подонка, выбирающего самые бранные и обидные для женщины слова… Короче, морально её смешал с грязью, размазал по стенке, а потом и физически пинками прогнал прочь! А все из-за того, что она по дороге – ведь припарковалась на Центральном – заглянула в казино на каких-то жалких два часика!

– Что ж, нельзя совместить несовместимое, – философски заметила я. – Выбирай, или Доминик, или казино.

– И выбирать нечего, я с этим истериком больше не желаю иметь ничего общего! – яростно вскричала Мартуся. – Казино не извивается по полу и не стучит по нему лбом, не сморкается мне в декольте, не поворачивается ко мне задом, чтобы передом выть аки гроб повапленный!

У меня непроизвольно вырвалось:

– Капитализм нам передом улыбается, а задом измывается.

– Что?.. – не поняла Марта.

– Так, ничего, вспомнился популярный лозунг нашего недавнего прошлого, все равно не поймёшь. Хотелось бы слышать, как воет гроб повапленный.

Похоже, гроб вкупе с капитализмом целительно подействовали на девушку. Глаза приобрели осмысленное выражение, а голова – способность соображать. Уже внимательно оглядев столик, заставленный напитками, она попросила ещё виски, «чтобы уж не смешивать». Бушующая ярость сменилась обычной мрачной отрешённостью.

– И какая нелёгкая дёрнула меня влюбиться в него? – пробурчала она, поднося к губам бокал.

Очень негуманно бить лежачего, но я не смогла удержаться и ненавязчиво напомнила:

– А ведь кто-то ещё вроде намекал на желание выйти за него замуж.

– Я намекала? – вскинулась Марта. – За Доминика замуж?! Да ни в жизнь! Это он пару раз заговаривал. Да ведь пустой трёп, только и всего. Дескать, разведётся и тому подобное, однако у меня ещё хватило ума не поддерживать эту тему. Хотя… эх, да что там скрывать! Если бы любил меня по-настоящему, как нормальный человек, возможно, я бы и сваляла дурака.

– В таком случае должна радоваться разрыву. Выходит, он уберёг тебя от ошибки. Бога благодари за ниспосланное счастье.

– Ну, знаешь. Случалось мне в жизни испытывать и большее счастье! Но ты права – нет худа без добра. Теперь я так злюсь, так злюсь… Знаешь, даже у меня вряд ли хватит выдержки ежедневно переживать такое. Я тебе не говорила, позавчера он тоже… Позвонил среди ночи и потребовал, чтобы немедленно мчалась к нему, без меня он задыхается, вот-вот испустит дух. Я, как последняя идиотка, помчалась к любимому, знаешь, в ту однокомнатную, что он снимает на Вейской. Пьяный был вдрызг и рыдал, как старый крокодил. А рыдать ему гораздо сподручнее в моих объятиях. Комфортабельнее, так и сказал. И все остальное свершалось тоже под аккомпанемент рыданий, представляешь?

Говорить я ничего не стала, но молчала выразительно и осуждающе. Мне казалось, в данном случае слова излишни, достаточно самой атмосферы. Лично я не могла представить для Мартуси горшей судьбы, чем брак с Домиником, но не сомневалась – захоти он, и влюблённая дурочка не раздумывая выскочит за него. Одна надежда на жену Доминика, та вовсе не стремилась к разводу, её вполне устраивало раздельное проживание с супругом. И что такое особенное Марта узрела в своём Доминике? Хотя, как известно, любовь зла…

Атмосфера сделала своё дело, Марта почти успокоилась и начала соображать, доказательством чего явилось её заявление:

– Из двух зол я бы предпочла труп. Пусть даже и такой трудный.

Я вздохнула с облегчением, хотя и понимала, что, если завтра Доминик преобразится в пламенного любовника, моя Мартуся не выдержит и сдастся. Наперёд зная, что это не надолго, что за взрывом страсти последует очередная депрессия и её опять втопчут в грязь. И она опять возненавидит Доминика, опять будет клясться – навсегда с ним порвала. И так без конца. А в итоге заработает хроническое нервное расстройство. Нет уж, не позволю! И не просто из симпатии к девушке, но и учитывая наш совместный сценарий. Ясно ведь, в процессе работы хотелось бы иметь дело с творчески мыслящим человеком, а не с какой-то рабыней любви. Счастье ещё, что по своему характеру Марта никак не годилась на роль униженной и оскорблённой любовницы.

– О том, что я была в казино «Форума», ему кто-то донёс, – вдруг вспомнила Марта. – Какой-то кретин узнал меня, несмотря на парик. Все, решено: бросаю его. Хотя это он меня уже бросил… ну да все равно. И очень тебя прошу: если увидишь, как моя рука потянется звонить ему, – отруби её!

– Тогда бы мне пришлось бегать за тобой с топором по всему городу.

И в своём воображении увидела яркую картину: вот я на машине гоняюсь за Мартой, топор лежит рядом на сиденье. Марта останавливает свою машину и выскакивает, я останавливаю свою и тоже выскакиваю, схватив топор. Вот она вытаскивает сотовый, а я замахиваюсь топором. От остро отточенной стали во все стороны летят солнечные блики…

Картина показалась мне достойной того, чтобы выразить её в словах. А поскольку на своё воображение Марта тоже не могла пожаловаться, то добавила несколько колоритных деталей, я подкинула парочку сопутствующих обстоятельств, обстоятельства и детали вдруг стали сами собой размножаться с невероятной быстротой. Как эти… как их… кролики? Тараканы? Ну что там ещё размножается со страшной скоростью? Неважно, главное, на их фоне Доминик съёжился, побледнел, потерял всякое значение…

– Какая жалость, что он нам так и не пригодился, – вздохнула я.