– Только понаслышке, а знакома не была.

– Я-то её знала, но уже прошло много лет, они с дядюшкой давно могли расстаться. Представьте себе, пани Иоанна, эта Целина когда-то даже приезжала ко мне.

– Езус-Мария, это ещё зачем? – изумилась я.

– Трудно сказать. Возможно, рассчитывала, что я возьмусь уговорить дядюшку жениться на ней. Распиналась о своей любви к нему, дескать, из-за него развелась, а дядюшка все никак не делает ей предложения…

Я удовлетворённо прокомментировала:

– То-то у меня осталось о ней воспоминание как о женщине очень недалёкой.

– Ещё какой недалёкой! – подхватила Кася. – Рассказывала, какого труда стоило ей развестись, несколько лет потратила на это, и вот теперь видит – мало надежды на новый брак. И в полном отчаянии просила меня как-то ей помочь, причём несла всякую чушь: то твердила о любви до гробовой доски, то, наоборот, грозила страшной местью. А главное, ей не терпелось увидеться с ним. Все старалась выведать, где же находится его лесное убежище.

– Надо же, неужели он ей так и не рассказал? – удивилась я.

– Выходит, не рассказал.

– А он там ещё живёт?

– Живёт, ему и в самом деле нужно такое жилище, где его никто не найдёт. Ведь «лесной домик», как деликатно выразилась пани, это просто-напросто полуразрушенная старая конюшня на опушке леса.

– А ты откуда знаешь?

– Была как-то, видела. Он провёл себе туда свет и воду, кое-как устроился. Но долгое время жил на даче пани Целины и даже держал там какие-то документы, знаете ведь, он накопил их в таком количестве, что не знал, где и прятать. Так вот, когда отношения между ними испортились, пани Целинка взяла да и прочитала кое-что из его архива.

Я не поверила своим ушам.

– И он её не задушил?

– Стало быть, не задушил, раз она после этого была у меня. И сдаётся, от этих документов она малость помешалась, лучше бы уж не читала. Сидела тогда у меня битых три часа и без конца поминала какую-то пташку, говорила об этой пташке «он», ещё про какую-то организованную им шайку бандитов, они, мол, держали на крючке многих высокопоставленных деятелей… Вы же помните, пани Иоанна, у дядюшки был такой пунктик…

– Ещё бы не помнить! Главным образом его интересовала партийная элита тех времён.

– Правильно. И органы. А теперь, как власть переменилась, занялся членами правительства и руководством наших бесчисленных партий. Вот только не знаю, кто занялся – дядюшка или эта пташка. У меня от Целининой болтовни все в голове перепуталось. К тому же я не очень разбираюсь в политике, мне это до лампочки, так что все равно ни одного имени не помню. Вот Ярузельского или Валенсу запомнила бы, но как раз о них речи не было, сплошные министры, их замы, депутаты сейма. Нет, вот скажите, разве человек в состоянии запомнить все эти фамилии, когда они меняются, почитай, каждый месяц? Мой Петрусь этим интересуется, а по мне, хоть бы их и вовсе не было. А она трещала так, что у меня голова стала пухнуть, и среди всех этих бесчисленных министров и депутатов почему-то путался дядюшка, который непременно должен на ней жениться. И чтобы я ей сказала, где его искать.

– Так ты сказала?

– Тогда не сказала, а потом дядюшка сам объявился, я ему рассказала о визите пани Целины. Думаю, он все же встретился с ней, хотя и не уверена, он же никогда ничего толком не скажет, ну да пани сама знает, какой он. Однако больше она ко мне не приходила, так что, наверное, все же они встретились. Но очень сомневаюсь, что он оставил свои документы у неё на даче после того, как она позволила себе прочесть их.

– А о чем тебя расспрашивал полицейский?

Кася удивилась:

– О дядюшке, о ком же ещё? Да, и о каком-то Константине Пташинском, и тут только я сообразила, что это та самая пташка, про которую мне прожужжала уши пани Целина. Уж признаюсь, я позвонила вам в основном из-за него. Понимаете, после ухода полицейского осталось такое чувство… ну, словом, не навредила я дядюшке? Пани в курсе того, что происходит?

– В общих чертах. Могу тебе сообщить, что недавно кто-то шлёпнул Пташинского и отсюда весь сыр-бор. Заодно шлёпнули ещё одного типа, Трупского…

– Боже! – вскричала Кася. – Стефанека Трупского убили!

– Можно и Стефанеком назвать, если так больше нравится.

– Знаете, ведь она и про него мне рассказывала. Просто через слово – Стефанек Трупский, Стефанек Трупский. Я так поняла, что этого Стефанека дядюшка нанял проследить за пташкой. Вообще-то он должен был заниматься каким-то Пылеком или Платиком, но, наверное, был у дядюшки на крючке и поэтому выполнял работу для него лично, следя за Пташинским. А больше я ничего не знаю.

Выслушав Касю, я с горечью заметила:

– И подумать только, моя дорогая, что я хотела перестать интересоваться политикой. Удивительно, как твой драгоценный дядюшка ещё жив. Да и пани Целинка, если на то пошло, ведь треплется, не закрывая рта, о чем не следует…

Кася попыталась защитить пани Целину:

– Нет, я думаю, она не всегда такая болтливая, просто у меня расслабилась. И знаете, что отмочила под конец? Что, если так и дальше пойдёт дело, она обо всем расскажет Кубяку. Загадочно выразилась, дескать, он у них ведёт бухгалтерию и прекрасно знает, кто перед кем в долгу. Вот этого я уж никак не могла понять.

Я тоже. Для меня Кубяк был совершенно незнакомой личностью, о чем я и сказала Касе.

После разговора с ней мне было о чем подумать.

И кое-что из услышанного пригодилось для сценария, так что, когда позвонила Мартуся, я предложила ознакомить её с новым сюжетным ходом, однако девушка заявила, что на слух плохо воспринимает мои выдумки, и предпочла ознакомиться с ними в письменном виде.

Пришлось отпечатать для неё полглавы из компьютера, едва поспела к её приходу.

Марта привезла специально сделанную для меня копию пожара и рассказала, что свои кассеты Цезарь Прекрасный забрал у неё ещё позапрошлой ночью. Как я и думала, после моего звонка незамедлительно помчался на Воронича, хотя тактично не стоял над душой Марты, даже не попёрся к ней в монтажную, а скромно поджидал у входа. Браво, какой пошёл у нас воспитанный полицейский, в прежние времена представитель органов правопорядка уж не церемонился бы, раздобывая вещдоки. Майор получил свой экземпляр, а тот факт, что это оказались рабочие записи, а не смонтированное впоследствии эффектное зрелище, его явно порадовал.

Мартин отчёт я выслушала вполуха: мне не терпелось поскорей приступить к обсуждению новых моих наработок.

– Садись и будь внимательна, – сурово потребовала я. – В нужных местах делай поправки или технические дополнения. Вот тебе тезисы по пунктам, а вот странички с фрагментами уже готовых сцен. Сейчас на мониторе прокручу целиком новую главу, так что сразу проверяй по всем трём источникам.

Марта послушно попыталась разложить перед собой оба экземпляра, жалобно причитая:

– Муха я, что ли? Это у неё глаза со всех сторон головы, а у меня всего два.

Я была неумолима:

– Кончай с насекомыми и слушай. Значит, так. Я несколько изменила общую концепцию. Ящер Збинь держит для своих нужд Плуцека, официально он на телевидении его заместитель, в действительности тайный советник, личность омерзительная, злобный, завистливый шантажист, знай подзуживает и науськивает начальство. Надо отдать ему справедливость – умен, науськивает на кого надо. А необходимую информацию ему поставляет Красавчик Котя…

– Стоп! Разбежалась! – остановила меня Марта. – Ведь мы же собирались поменять имена и фамилии, обозвать как-то по-другому.

– Я не забыла, но это сделаем позже, пока я в творческом настроении, раскручиваю сюжет с теми именами, какие подвернулись. Ты не перебивай, а слушай. Итак, Котя собирает и поставляет информацию и тем самым держит их за горло с помощью шантажа. Вот они и вынуждены покупать идиотские аргентинские сериалы за большие взятки, чтобы хватило денег и ему, и себе, любимым. В конце концов у них переполнилась чаша терпения, ну куда ты смотришь, да вон же «чаша терпения», я для краткости записала, и Ящер решил покончить с вымогателем. А поскольку он мужчина интересный, можно даже сказать – красивый…