– Сердце развращенное будет удалено от меня, – угрожающе сказал Гласс. – Я не желаю знать нечестивых.

Хелен, видевшая констебля впервые, была озадачена, но Салли весело ответила ему:

– И правильно. Дурные знакомства портят хорошие манеры.

– Помолчите Гласс, – властно сказал Ханнасайд. – Вы спрашиваете, миссис Норт, зачем мне ваш муж, и я откровенно отвечу вам, что хочу, чтобы он рассказал мне о своих передвижениях в вечер смерти Эрнеста Флетчера.

– По-моему, справедливое желание, – сказала Салли.

– Но мой муж вам уже рассказал! Вы конечно же помните. Прекрасно помните! Он провел тот вечер в своей квартире.

– Так он мне сказал, миссис Норт. К сожалению, это неправда.

Салли увлеченно протирала монокль, но это замечание, упавшее, как камень в тихую заводь, заставило ее распрямиться.

– Блеф! – бросила она. – Не пройдет.

– Это не блеф, мисс Дру. У меня есть доказательства, что между 21. 00 и 23. 45 после полудня мистера Норта в его квартире не было.

Хелен нервно облизнула губы.

– Это абсурдно. Конечно, он там был. У него нет никакой причины говорить неправду.

– Вы же не думаете, что я этому поверю, миссис Норт, – тихо сказал Ханнасайд.

– Очевидно, нет. – Салли потянулась к сигаретнице. – Согласно вашей идее, мой зять мог в это время быть в «Грейстоунз».

– Совершенно верно, – кивнул Ханнасайд.

Глаза Хелен гневно вспыхнули.

– Помолчи, Салли! Как ты смеешь высказывать такую мысль?

– Спокойно. Я не высказала ничего, чего уже не было бы в мыслях суперинтенданта. Давай-ка лучше взглянем на вещи здраво.

– Лучше уйди! Я сказала, что я в тебе не нуждаюсь!

– Я знаю, ты хочешь, чтобы я ушла, – невозмутимо ответила Салли. – Суперинтендант тоже хочет этого. За милю видно, что он хочет запугать тебя и заставить говорить. Если бы у тебя была крупица здравого смысла, ты бы помалкивала и позволила выговориться Джону.

– Все это весьма разумно, мисс Дру, – вступил в разговор Ханнасайд. – Но ваши слова показывают, что вашей сестре опасно говорить со мной откровенно.

Салли закурила сигарету, сделала глубокий вдох и выпустила дым из ноздрей.

– Очень удачное замечание. К сожалению, я знаю почти так же мало, как и вы. Я в лучшем положении, потому что достаточно хорошо изучила мою сестру и ее мужа. Давайте говорить честно! Младенцу ясно, что все свидетельствует против моего зятя. У него, очевидно, есть мотив для убийства Эрнеста Флетчера; его неожиданное возвращение из Берлина выглядит подозрительно, а теперь у вас, по-видимому, есть доказательства, что его алиби на 17 июня ложно. Мой совет сестре – помалкивать. Если бы ее адвокат был здесь, он сказал бы ей то же самое. Потому что, мистер суперинтендант Ханнасайд, вы по-крупному блефуете. Если бы у вас были какие-то доказательства вины моего зятя, вы бы не тратили время на разговоры с моей сестрой.

– Вы очень проницательны, мисс Дру; но, по-моему, вы упускаете из виду одно обстоятельство.

– Не думаю. Какое именно?

– Вы поглощены идеей возможной вины мистера Норта. Естественно, вы не думаете о чрезвычайно двусмысленном положении вашей сестры.

Она презрительно рассмеялась.

– Не думаете же вы всерьез, что она имеет какое-то отношение к убийству!

– Возможно, не думаю. Но я могу предполагать, что она знает намного больше, чем рассказала мне. Вы хотите, чтобы я говорил откровенно, и я скажу вам, что показания миссис Норт не совпадают с доказанными фактами.

Хелен жестом призвала сестру к молчанию:

– Да, вы мне сказали это, когда приходили сюда в прошлый раз. Я согласна с мисс Дру: пора говорить откровенно, суперинтендант. Вы полагаете, что человек, которого я видела, бьет мой муж и что я узнала его. Верно?

– Скажем, я считаю это возможным, миссис Норт.

– А я скажу вам, что это не так!

– Вот это я и собираюсь узнать, – сказал Ханнасайд. – Вы дали мне две разные версии ваших передвижений вечером 17-го. Первую – до того, как ваш муж прибыл сюда наутро после убийства; вторую – после приезда вашего мужа, очевидно, для того, чтобы убедить меня, а) что Флетчер сам выпроводил загадочного человека, которого вы видели, и б) что Флетчер был жив в 22. 00. Согласитесь, это дает мне пишу для очень серьезных размышлений. Кроме того, я обнаружил, что мистер Норт ушел из своей квартиры вечером 17-го в 21. 00 и вернулся только в 23. 45.

Косметика не могла скрыть, как побледнела Хелен, заговорила же она совершенно спокойно:

– Я понимаю вас, суперинтендант. Но вы ошибаетесь, полагая что мой муж замешан в этом убийстве. Несомненно, вы вправе так думать, раз у вас есть доказательства, что вечером 17-го его не было в квартире. Об этом я ничего не знаю. Но что я действительно знаю, так это то, что он не участвовал в убийстве Эрни Флетчера.

– Да, миссис Норт? Не подождать ли его и не послушать ли, что скажет он сам?

– Это не имеет смысла. Насколько я знаю, вечером 17-го он не приближался к «Грейстоунз». Весьма возможно, что он будет уверять вас в обратном, ибо он из тех мужчин, суперинтендант, которые стараются защитить свою жену, какой бы… какой бы плохой женой она ни была.

Голос ее задрожал, но лицо выражало непреклонность. Салли набрала полные легкие дыма и беспомощно закашлялась.

– Это так? – очень тихо спросил Ханнасайд.

– Да. – Хелен прямо смотрела ему в глаза. – Это я убила его.

Ханнасайд ничего не сказал. Не сводивший глаз с Хелен Гласс серьезно произнес:

– Написано: говорите истину каждый ближнему своему. В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть.

– Только не этой птицы, – борясь с кашлем, выговорила Салли. – Хелен, не валяй дурака! Не теряй голову!

Слабая улыбка заиграла на губах Хелен. По-прежнему не сводя глаз с Ханнасайда, она сказала:

– Начало моих показаний – чистая правда. Эрни Флетчер действительно выпроводил незнакомого человека из сада, а я возвратилась в кабинет и стала искать расписки. Неправда, что я ушла из комнаты до того, как он вернулся. Я не ушла. Он увидел меня. Он уселся за стол. Он смеялся надо мной. Оскорблял меня. Я поняла, что умолять его нет смысла. Наверно… Наверно, я сошла с ума. Я убила его.

Оправившаяся от кашля Салли сказала с уничтожающим презрением:

– Своим маленьким топориком. Дурочка, ты не понимаешь, что это не нажать спуск револьвера? Кто бы ни убил Эрни, убили его с применением физической силы. Если бы ты стукнула его по голове, не спорю, ему было бы больно, но у тебя нет сил, чтобы проломить ему череп.

– Я застигла его врасплох. Должно быть, первый удар ошеломил его. В тог миг я была… я была вне себя от бешенства, я хотела убить его. Я била, и била, и била… – Она содрогнулась, голос ее прервался, и она поднесла к губам носовой платок.

– В высшей степени неубедительно, – заключила Салли. – Если ты будешь продолжать эту тошнотворную историю, тебя вырвет.

Просто немыслимо вообразить, что ты пробиваешь кому-то голову!

– Не надо, не надо! – прошептала Хелен. – Я говорю вам, я была сама не своя!

– Миссис Норт, – вступил Ханнасайд, – кажется, я должен предупредить вас, что недостаточно просто заявить, что вы убили человека. Чтобы я вам поверил, вы должны доказать это.

– Разве не ваше дело доказывать? – сказала она. – Почему я сама должна доказывать свою вину?

– Не глупи! – сказала Салли. – Ты призналась в убийстве, стало быть, ты хочешь, чтобы твою вину признали. Хорошо, рассказывай дальше! Как ты это сделала? Почему на твоем платье не было крови? Если подумать, ты должна бы быть в крови с головы до ног.

Мертвенно-бледная Хелен нащупала рукой стул и опустилась на него.

– Перестань, ради Бога! Я, этого не вынесу!

Стоявший в дверях, как аллегория осуждения, Гласс неожиданно воскликнул:

– Женщина, не отступай от правды!

– Замолчите! – взорвался Ханнасайд. Прозрачно-голубые глаза констебля ответили на оклик презрением, он повернулся к Хелен, уставившейся на него со страхом и замешательством, и продолжил несколько мягче: