От всего этого, как, впрочем, и от настойчивых ухаживаний, - а клеились к ней, что любопытно, не только мужчины, но и женщины, - Габи уставала даже больше, чем от тренировок, которые к тому же пришлось существенно сократить. На них попросту не хватало ни сил, ни времени, да и Трис был вовлечен во всю эту светскую суету никак не меньше самой Габи. А она в тот день неожиданно почувствовала, что достигла своего предела. Выдерживать такое давление становилось все труднее, и у Габи возникло подозрение, что еще один подход, и все рухнет, как обрушивается даже от легкого дуновения с таким тщанием построенный карточный домик.

Это было похоже на вещий сон наяву. Но не в смысле пророчества или предзнания. Скорее, это было настроение, возникшее как будто без видимых причин. Ничего конкретного, лишь тягостное ощущение сгущающихся туч. Предвосхищение опасности, предчувствие беды. И тогда в отчаянии Габи решилась на то, чего никогда не стала бы делать на трезвую голову. Она обратилась за помощью к Источнику.

Отправляясь ночью в постель, она только и думала о том, чтобы он снова пришел посмотреть, как она спит, и, по-видимому, Источник ее услышал. В этом, собственно, не было ничего удивительного. Весь дом был пронизан токами его силы. И теперь, чтобы вступить с ним в контакт ей не надо было спускаться в подземелья. Во всяком случае, так утверждала интуиция. Не зря же он входил в ее сны? Пришел он и этой ночью.

- Отчаяние плохой советчик, - сказал он, впервые нарушив свое молчание.

- Зато хороший стимул удавиться, - ответила она, открывая глаза.

- Неужели все так плохо? – спросил он.

- Я не знаю, что еще они придумают, - призналась Габи. – Боюсь, что, в конце концов, удавка затянется, и весь план Триса пойдет коту под хвост.

- Не хочешь его подводить?

- Он столько мне дал…

- Что-то еще?

- Пожалуй, - согласилась она, решив, что уж Источнику-то она может сказать правду. – Я не ощущаю себя больше чужой. Мишильеры не должны пострадать из-за того, что я не справилась с задачей.

- Что ж, - сказал тогда Источник, - мне Мишильеры теперь тоже не совсем чужие.

Помолчали. Габи боялась сказать лишнее слово. Источник, похоже, думал о чем-то своем.

- На самом деле, - нарушил он наконец молчание, - твое положение даже хуже, чем ты думаешь.

Габи молчала. Если захочет, скажет сам, а не захочет – проси, ни проси, - все равно ничего не сделает.

- Не могу сказать точно, - объяснил возникшую проблему Золотой человек, – поскольку императорский дворец скрыт от меня завесой другого Источника. Но, по-видимому, при дворе императора есть маг-следопыт или колдун с каким-то другим редким даром. Он прошел по твоим следам, девочка, и как раз сегодня нашел дом, в котором ты выросла. Удивительно, но именно это ты и почувствовала. И выходит, что интуиция тебя не подвела.

- Чем это мне поможет? – растерялась Габи. Теперь она узнала, откуда исходит угроза, но что она могла с этим поделать? Все отрицать, ссылаясь на свой Дар и родственную Мишильерам кровь?

- Это поможет хотя бы тем, - спокойно объяснил ей золотой человек, - что ты решилась попросить у меня помощь.

- А ты поможешь? Ты можешь помочь? – Сердце Габи пропустило удар и тут же ускорилось, словно бы, она бежала с горы.

- Могу, но…

- Не бесплатно, - поняла Габи.

– Назови свою цену, - предложила она после короткой паузы.

- Ночь любви.

- Ночь любви? – не поверила Габи своим ушам. – Но я же уже не девственница!

- Разве я сказал что-нибудь о твоей девственности? – почти искренно удивился Источник. – Я всего лишь предложил тебе провести со мной ночь. Ты же теперь женщина, так почему бы нам не заняться любовью? В прошлый раз ты слишком быстро потеряла сознание, но, может быть, сегодня у нас получиться разделить между собой нежность и страсть? Как думаешь?

Как ни странно, предложение Источника, если ее и удивило, то не слишком сильно, и уж точно не вызвало никакого, даже самого слабого протеста. Выяснилось, что, не испытывая к нему особой любви, - во всяком случае, ничего такого, что можно было бы принять, за половое влечение или высокое чувство, о котором так любят писать поэты, - Габи была готова сделать то, что он хочет, без того, чтобы мучиться потом угрызениями совести или еще чем-нибудь в том же роде. Во всяком случае, впадать по этому поводу в истерику она не собиралась.

- Если тебя устроит такая неумеха, как я… - О своей внешности она решила промолчать. Зачем напоминать об очевидном? Хочет ее, невзирая на то или это, и слава богам! Но вот про навыки и умения она вспомнила не зря. Габи уже достаточно времени провела среди молодых «продвинутых» женщин-аристократок, чтобы усвоить простую истину, гласящую, что секс не сводится к техническому коитусу. Однако сама она умела лишь раздвигать ноги, а этим, как она теперь понимала, никого на самом деле не удивишь.

- Не беспокойся, - улыбнулся Источник, по-видимому, легко прочтя обуревающие ее сомнения в ее же собственных глазах, - я всему тебя научу. Кстати, в жизни пригодится…

И он ее не обманул. Научил Габи такому, что она краснела от стыда, едва вспоминала тот или иной эпизод этой странной ночи. Впрочем, стыдно или нет, но, хотя бы наедине с самой собой, она должна была признать, что Источник не только брал, но и щедро отдавал. Она шла на сделку, предполагая, что будет стойко переносить выпавшие на ее долю страдания. Чего она не ожидала, так это того, что от всех этих непристойностей женщина может получить море удовольствия. От пережитого наслаждения, накатывавшего на нее волнами, - и при том не раз и не два за эту долгую ночь, - Габи не могла прийти в себя еще долго после того, как проснулась в одиннадцатом часу утра. Если Трис и удивился, - обычно она вставала едва ли не с рассветом, - ей он ничего об этом не сказал. Да и не мог, на самом деле. Ранним утром она спала, а потом он ушел по своим делам, мудро решив, что всему есть причина, и, если Габи продолжает спать, то, наверное, неспроста, и ее лучше пока не тревожить.

Габи была ему за это искренно благодарна. Она впервые в жизни – что в прежней, что в нынешней, - понежилась, лежа в постели столько, сколько хотела. Затем вместо душа приняла долгую ванну с ароматизированными солями и целебными травами, и наконец вышла к столу. Дело происходило в первом часу дня, и к этому времени – после такой-то ночи, - она успела нагулять просто-таки зверский аппетит. Домашний повар, не знавший, разумеется, всей предыстории, но предполагавший, что сестра тана со вчера на сегодня успела серьезно проголодаться, наготовил для нее массу всяких вкусностей и разностей. Напек, в частности, крепов, предложив в качестве начинки гусиный смалец со шкварками, ветчину с сыром и перепелиными яйцами, утиный паштет и копченого лосося с шампиньонами. Нажарил австрийских сосисок и, видимо, решив, что Э’Мишильер вконец оголодала, испек для нее пирог с рубленой олениной и луком. Все было такое вкусное, а Габи потратила прошлой ночью столько жизненной энергии, что из-за стола она встала только через полтора часа, присовокупив к преимущественно мясным блюдам пару-другую бокалов красного каберне-совиньон откуда-то из района Бордо и миску поздней клубники под белоснежным покрывалом взбитых сливок с ванильным сахаром.

Собиралась она тоже не торопясь. Не спеша перемерила чуть ли не с дюжину платьев, готовя наряд, достойный выхода «на бис». В результате выбрала очень смелое – короткое, выше некуда, - открытое и ко всему еще полупрозрачное платье из изумрудного шелкового крепа, расшитого золотыми цветами. Но к такому платью нужны были достойные его цветовой гаммы туфли и украшения. С обувью все решилось сразу: у Габи имелись для такого случая замечательные сандалии из золотистой кожи: низкий каблук и тонкие ремешки, охватывающие ногу едва ли не до колена. А вот над выбором гарнитура пришлось подумать. Примерив на себя то и это, она в конце концов выбрала парюру – колье, серьги, браслет и кольцо, - в которой изумруды сочетались с золотистыми топазами и бриллиантами чистой воды. Получилось более чем хорошо. Просто великолепно.