- Спасибо вам, дама Конкордия! – сказала Габи, уже стоя в дверях.

- Не о чем, мой коннетабль, - улыбнулась в ответ женщина. – Знайте, что я всегда к вашим услугам.

- Тогда, может быть, вы могли бы перестать называть меня «мой коннетабль»?

- Это невозможно, - покачала головой старая колдунья. – Даже, если бы вы были моей родной дочерью, я не смогла бы нарушить традицию. Вы Э клана Мишильер, этим все сказано. А вот меня, мой коннетабль, вы можете называть просто Конкордией. Мне это будет приятно.

- Я даже не знаю, что сказать, - честно призналась Габи, растроганная словами старой колдуньи. Как ни странно, здесь и сейчас, в этих стенах, наедине с баронессой де Грамон, она вдруг с облегчением почувствовала, что может не держать лицо.

- Не говорите ничего, мой коннетабль, - покачала головой женщина. – Со мной вы можете не прятаться за свой ледяной щит, хотя не думаю, что у вас это теперь когда-нибудь получится. Я имею в виду, не прятаться. Вы слишком далеко ушли по этой дороге, да и возвращаться вам не с руки. Коннетабль клана не может себе позволить дать слабину, тем более, показать эту слабость на людях. Так что вернуться к себе прежней – уж не знаю, какой вы были там и тогда, когда были маленькой девочкой, - вам, мой коннетабль, уже не удастся. Но, если вы сможете наедине со мной хотя бы иногда и на надолго опускать свой щит, вам наверняка станет легче переносить то давление, которое вы испытываете из-за своего положения в клане.

Что ж, эта женщина поняла ее куда лучше, чем можно было от нее ожидать, и объяснила то, что, словно бы витало в воздухе, но о чем Габи то ли не знала, то ли не хотела знать.

- Спасибо, Конкордия, - сказала она вслух. – Если позволите, я иногда буду заходить к вам на чашку чая или бокал коньяка. Мне это, и в самом деле … не повредит…

Разговор с баронессой де Грамон в какой-то степени ее успокоил. Однако сказать, что смятение чувств, охватившее Габи ранее днем, окончательно ее оставило, было бы большим преувеличением. И, разумеется, в таком состоянии нечего было и думать о том, чтобы просто напиться и уйти спать. Альтернатив безмятежному сну было, впрочем, и слишком много, если судить по «предложению», и слишком мало, если раскинуть умом. Можно было бы, например, продолжить начавшийся еще накануне загул. Вызвонить Марию или еще кого-нибудь из новых полуподруг, - кузину Эвы Сабинии графин дю Фе, например, - и удариться во все тяжкие. Слава богам, в столице – да еще и во время Турнира, - полно было ночных клубов, бурлесков, больше похожих на колониальные стрипбары и оттого работавших исключительно по ночам, и плебейских варьете с настолько вызывающе вульгарным репертуаром, что правительство вынуждено проводить там еженедельные облавы, которые, впрочем, не в силах искоренить это бесстыдство.

Еще можно было бы спуститься в самые глубокие казематы замка и заняться там делом, нетерпящим суеты. Магия – она ведь очень разная бывает. Иногда достаточно просто чего-нибудь очень сильно захотеть, и оно приходит к тебе, как какая-нибудь архимедова «Эврика», как божественное озарение или подарок великих предков. Но все-таки чаще хорошее колдовство – это, прежде всего, тяжелый труд. Талант и сила, разумеется, нужны – как без них! – но ими, как, впрочем, и магической интуицией, надо сначала научиться пользоваться. Взять хотя бы такое простое на вид, но крайне эффективное колдовство, как «Зеркало Лигейи[1]». Речь там идет не о количестве воды, из которой ты формируешь щит, - хотя и это, конечно же, не пустяк, - а о том, откуда ее взять и как увеличить силу поверхностного натяжения до такой степени, чтобы создать тонкое и достаточно большое по площади одностороннее зеркало, способное, одновременно, и отразить средней силы огненную молнию, например, «Дротик Роты[2]», и устоять под мощным ударом воздушного молота, именуемого «Кулак Борея».

Такое колдовство требует последовательного применения пяти разных заклинаний, представляющих собой латинские предложения длинной от четырех до девяти слов, сопровождаемые к тому же предельно точной визуализацией процесса. Все эти заклинания, однако, сначала надо выучить наизусть и последовательно реализовать, произнося одно за другим с максимальной четкостью. Затем то же самое нужно проделать, «озвучивая» заклинания строго про себя, и даже не шевеля при этом губами. После этого колдун начинает упорные тренировки, постепенно наращивая скорость произнесения заклятий, и наконец на последнем этапе овладения новым колдовством требуется сократить все предложения-ключи до возможного минимума. Это последнее можно, пожалуй, сравнить с техникой стенографии, хотя любое сравнение лишь частично передает смысл того, что пытаются таким образом описать.

Габи – при ее огромной силе и природном таланте к обучению, - была в этом смысле настоящим уникумом. То, что другой маг мог разучивать месяцами, она осваивала максимум за пару недель. На «Зеркало Лигейи», к слову сказать, у нее ушло всего три дня, однако это не значит, что она могла себе позволить праздность. Ей еще предстояло выучить слишком много невероятно сложных заклинаний и овладеть не меньшим количеством весьма хитроумных колдовских приемов, чтобы позволить себе расслабиться. Так что сейчас она могла бы заняться расширением своего магического репертуара, тем более, что упорный труд, – включая сюда и учебу, - всегда ее хорошо успокаивал, отвлекая от трудных мыслей и разнообразных переживаний.

Итак, у Габи было, как минимум, два варианта развлечений на предстоящую ночь, но, раздумывая над тем, что бы ей такое предпринять, она вдруг с полной очевидностью поняла, что у нее есть еще одно дело, которым нельзя пренебрегать и которое не стоит откладывать. Точно так же, как ей нужно было излить душу кому-нибудь вроде баронессы де Грамон, ей было остро необходимо обсудить случившееся с Источником. Возможно, подсознательно она знала об этом с самого начала, оттого и не исчезал мешавший ей жить душевный непокой. Она должна была все рассказать Золотому человеку. И не важно, что, скорее всего, он все уже узнал сам. Принципиальным моментом была именно ее собственная искренность и откровенность. Ведь Источник мог на нее попросту обидеться. У него могло возникнуть вполне естественное в этом случае чувство ревности, и потом неизвестно еще, как он вообще относится к сапфизму и прочей трибадии[3]. Может, он их на дух не переносит. А раз так, то и альтернатив у нее, в сущности, не осталось. Габи следовало лечь в постель, закрыть глаза и позвать Золотого человека, что она и сделала буквально через четверть часа.

Разделась, выпила на посошок стаканчик граппы Стравеккья[4] и «отправилась искать». Впрочем, искать долго не пришлось. Едва Габи смежила веки, как Источник оказался рядом с ней. Он снова седел в кресле, которого на самом деле не существовало, и благожелательно смотрел на спящую Габи, которая, и, в самом деле, уже спала.

- Я занималась любовью с женщиной, - сказала Габи, бросаясь в бездонный омут правды. – И не с одной, а сразу с несколькими.

- Понравилось? – добродушно поинтересовался господин Небог.

- Извини!

- Тебе не в чем извиняться, - покачал головой Золотой человек. – Возможно, это твое.

- Мое? – переспросила Габи, обескураженная его словами.

- Почему бы и нет? – Вопросом на вопрос ответил Источник. – Тебе же понравилось?

- Да, пожалуй, - призналась Габи, - но это как-то…

- Что тебя смущает?

- Разве это нормально любиться с женщинами? – второй раз за ночь задала Габи самый главный вопрос.

- Скажи мне, девочка, что есть норма, и я отвечу на твой вопрос, - улыбнулся Золотой человек. – Все в мире относительно, моя радость. И у всего есть своя цель и своя цена. Если захочешь родить, то тебе конечно же понадобится мужчина. Если же твоя цель получение удовольствия, то сойдет и пальчик.

- Не красней! – потребовал он через мгновение, пронаблюдав за реакцией Габи. – Я точно знаю, что ты себя трогала раньше и продолжаешь трогать по временам и сейчас. Я не прав?