- Без комментариев, - сказал он, передавая ее слугам и спустившейся ко входу в лабиринт Серафине.

– Тайна рода! Так что не распускайте языки, дамы и господа, – добавил он специально для слуг, хотя после принесенных ими клятв - на крови и с обещанием страшных кар в случае их нарушения, - вряд ли кто-нибудь рискнет предать клан, принявший его под свою защиту.

- Дама Серафина, - обратился он к целительнице, - передаю госпожу Габриэллу под вашу опеку. Выглядит она неплохо, но я слабо разбираюсь в целительстве и, возможно, что-то пропустил. Обратите, пожалуйста, внимание на ее сон, - он кажется мне слишком глубоким, - и еще взгляните свежим взглядом на ее нимб. Исчезновение нимба… Этого я вообще объяснить не могу. Но, может быть, вы разберетесь? А мне сейчас – воленс-ноленс[3] - придется спуститься к нашим гостям, но я присоединюсь к вам так быстро, как только смогу.

Ему, и в самом деле, не хотелось оставлять Габи одну. Остальные, - даже Конкордия де Грамон или Серафина, - не в счет. По внутреннему ощущению, ему следовало бы быть сейчас рядом с сестрой. Но и не выйти к Эве Сабинии Трис тоже не мог. Наследная принцесса, как-никак. Хотя вопрос отнюдь не в том, что он, как глава рода, обязан соблюдать положенный ей по статусу декорум. Важнее – другое. В сложившейся ситуации принцесса – не говоря уже о Зандере и Марии, - продемонстрировала неподдельные дружеские чувства, а это дорогого стоит. Вообще, эти трое – Эва Сабиния, князь Трентский и герцогиня Перигор, - показали себя не просто удивительно порядочными людьми, но и, как ни странно это звучит, настоящими друзьями. Прежде всего, это, разумеется, касалось Габриэллы, но, пожалуй, и его тоже. Оставлять их теперь в неведении было бы жестоко и в корне неправильно. И посылать к ним вместо себя кого-нибудь другого – ту же баронессу де Грамон де Мишильер, - было бы неприлично. Поэтому, собственно, он и пошел. Спустился на первый этаж, прошел в гостиную и следующие полчаса развлекал гостей разговорами. Правду он им, впрочем, сказать не мог. Поэтому версия, которую он представил их вниманию, звучала так. На Габриэллу было совершено магическое нападение. Скорее всего, ее как-то хитро прокляли. Даже защита боевого мага и коннетабля клана Мишильер этого не выдержала. Кто это сделал, почему и что это за проклятие, пока неизвестно. Что-то сильное и редкое. В остальном… идет расследование. Что же касается самой Габриэллы, угроза смерти миновала, - и это хорошие новости, - но она по-прежнему находится без сознания, и как будут развиваться события дальше, покажет время.

Понятно, что ни удовлетворить, ни успокоить по-настоящему все эти туманные объяснения никого не могли. Но Трис напирал на то, что «худшее уже позади», и обещал держать всех присутствующих в курсе дела и незамедлительно сообщать им о любых изменениях в состоянии своей сестры. И в своих уговорах, по-видимому, преуспел. Успокоил, насколько это было возможно. Развеял подозрения и, в конце концов, вселил в них, - в особенности, в принцессу и герцогиню, - то, что называют «осторожным оптимизмом». На том и расстались, и только Оптимус Максимус Сотер[4] знает, каких сил ему это стоило. Впрочем, разговор этот не прошел для него бесследно и совсем в другом смысле. Трис не только кое-что потерял, - время, душевные силы и, боги знают, что еще, - но и приобрел. Не зря же говорят, что знание – сила[5]?

О том, что Зандер, похоже, испытывает к Габи отнюдь не только дружеские чувства, Трис уже догадывался и раньше. Теперь же убедился в этом окончательно.

«Влюблен, - констатировал он в ходе разговора. – Но сам себе, пожалуй, признаться в этом еще не готов».

Это была важная информация. Одно дело считать Зандера своим приятелем и, возможно, даже коллегой в исследовании Барьера и связанных с ним физических эффектов, и совсем другое – иметь в его лице претендента в любовники Габриэллы, а возможно, что и в мужья. Нужно ли это Габриэлле? Хорошо ли это для их клана и для него самого, Трис пока не решил. Но предупреждённый вооружён[6], не правда ли?

Однако самым интересным «поделилась» с ним Эва Сабиния. Принцесса была странным существом. Умна и красива, но при этом до крайности сумасбродна. Эгоистична. Попробуй не стать эгоистом, являясь наследной принцессой империи франков. Порою, вспыльчива. И, разумеется, авантюристка, каких мало. И то, что, едва услышав о внезапной болезни Габриэллы, такая женщина примчалась в палаццо Коро и, охваченная тревогой, до сих пор оставалась в замке Мишильеров, дорого стоило и о многом говорило.

«Сказала, что дружит, и, похоже, не соврала!» - но по-настоящему любопытным оказался совсем другой факт.

В обычном своем состоянии Эва Сабиния была для него абсолютно непрозрачна в том смысле, что он не видел ее силу. Единственное, что он мог «видеть», это ее нимб, указывающий на наличие Дара. И означать это могло лишь то, что ей каким-то образом удается скрывать от наблюдателей свой Дар. Не смотря на всю свою разностороннюю образованность, Трис до встречи с Эвой Сабинией не знал, что такое возможно. Он даже не догадывался о том, что в природе существует такой прием, такое вычурное колдовство, которое позволяет скрывать свой Дар. Вероятно, это был какой-то секрет, принадлежащий императорской семье, - самого императора Трис тоже «не видел». Или, что, на самом деле, одно и то же, это был подарок императорского Источника.

И вот сейчас, - и по-видимому, на нервах, - Эва уронила свой щит, и Трис увидел наконец ее Дар. Перед ним была Грандмейстер стихии Земли – выше двенадцатого ранга по шкале Кольерса, - но дело в том, что ее Дар Земли был тесно переплетен с Даром Воды и Воздуха. В этих стихиях она тоже приближалась к максимуму: выше одиннадцатого уровня силы. И эта связка – с небольшой примесью стихии Огня, - означала, что Эва Сабиния владеет уникальным Даром Вита Магнификата. Однако настолько сбалансированный Дар Жизни, - да еще и такой запредельной силы, - крайне редко встречался среди европейских магов, и был совершенно не изучен…

***

Насилу избавившись от мешавших ему здесь и сейчас доброжелателей, Трис вернулся к кровати своей сестры. Даже потеряв всю свою невероятную силу, Габриэлла по-прежнему оставалась его младшей сестрой. По крови, но что важнее – по тому чувству, которое он к ней испытывал.

- Что скажете, Серафина? – обратился он к целительнице, но та только руками развела:

- Простите, тан, но мне нечего добавить к тому, что вы знаете сами. По всем признакам кризис миновал, и ваша сестра здорова. Но она спит, и мне никак не удается ее разбудить. Что-то непонятное происходит на уровне биохимических процессов, но я не могу заглянуть на такую глубину. Исчезновение ауры и нимба вообще необъяснимы. Такое случается иногда, - и то в редких случаях, - при полном выгорании магической способности. Но у госпожи коннетабля нет ни малейших признаков «смертельного истощения» или «тотального выгорания». Если честно, я теряюсь в догадках!

«И это ты еще не знаешь об исчезновении Дара!» – устало подумал Трис, но вслух, разумеется, ничего не сказал.

Он решил никому ничего об этом пока не рассказывать, тем более, что кроме него увидеть магическую силу другого колдуна никто из находившихся сейчас в палаццо людей не мог.

«Подождем, - решил он, глядя на спящую Габриэллу. – Почему-то мне кажется, что это еще не конец. Вернее, это не тот финал, каким он представляется мне здесь и сейчас!»

Спорное и ни на чем, на самом деле, не основанное предположение, но Трис недаром мог считаться гением. Его интуиция еще не разу его не подвела, так случилось и на этот раз. Его разбудили буквально через час после того, как оставив Габи заботам целителей, он наконец отправился спать. Заснул, даже, вроде бы, увидел какой-то совершенно не запомнившийся ему сон, и был грубо вырван из царства Морфея вежливой рукой собственного слуги.

- Ваша светлость!

- Что случилось? – вскинулся Трис, мгновенно сбрасывая с себя сонное оцепенение и переходя в рабочий режим.