– Нам хотелось бы верить, что мы разделяем с Hypом аль-Аллой представление о мире, – медленно ответил Грег.

Это высказывание, казалось, позабавило кахину.

– На этот раз Hyp аль-Алла предпочел мое представление. В его представлении он мог бы оставаться в пустыне до тех пор, пока вы не улетите. – Кахина все еще говорила, но голос Рашида умолк. Она сердито взглянула на переводчика и сказала что-то такое, отчего тот поморщился. Один из мужчин, сопровождавших женщину, сделал резкий жест; Рашид прочистил горло и продолжил:

– Или… быть может, Hyp аль-Алла последовал бы совету Сайида и умертвил вас вместе с теми выродками, которых вы привезли с собой.

Тахион потрясенно откинулся на спинку стула; Лайонс, сенатор от республиканской партии, побагровела и, склонившись к уху Грега, прошептала:

– А я то считала, что это Барнетт больной!

Внутри у Грега нетерпеливо ерзал Кукольник. Несмотря на отсутствие прямой мысленной связи, Хартманн чувствовал клокочущие эмоции. Спутники кахины хмурились, явно недовольные ее прямотой, но не решались перечить той, которая как-никак была одной из составляющих пророческих близнецов. Боевики, стоявшие вдоль стены, подобрались. Представители ООН и Красного Креста принялись вполголоса переговариваться.

Кахина преспокойно сидела посреди всеобщего смятения, сложив руки на столе и устремив глаза на Грега. От ее пристального взгляда ему стало не по себе; он поймал себя на том, что с трудом сдерживается, чтобы не отвести глаза.

Тахион склонился вперед; его длинные тонкие пальцы были сплетены.

– На «выродках» нет вины, – сказал он без предисловий. – Если кого-то и стоит винить, то это меня. Лучше бы ваш народ окружал джокеров сочувствием, а не презрением и жестокостью. Их поразил слепой, ужасный и не делающий разбора между людьми недуг. То же самое случилось и с вами; вам просто больше повезло.

При этих словах ее спутники зашумели и принялись бросать на такисианина недобрые взгляды, но кахина невозмутимо ответила:

– Аллах над всеми нами. Может, вирус и слеп, но Аллах не слеп. Тех, кто достоин, Он вознаграждает. Недостойных же Он карает.

– А как же те тузы, которые приехали с нами? Они поклоняются другому богу, а кое-кто, пожалуй, и совсем никакому, – не сдавался Тахион. – Как же тузы из других стран, где поклоняются Будде, Аматерасу, или Пернатому Змею, или вообще никому?

– Пути Аллаха неисповедимы. Я знаю, что все, сказанное Им в Коране, – истина. Я знаю, что когда Hyp аль-Алла говорит Его голосом, он говорит истину. Что касается всего прочего, безрассудно утверждать, будто можно постичь Аллаха. – Теперь в голосе женщины слышались нотки раздражения, и Грег понял, что Тахион задел ее за живое.

Такисианин покачал головой.

– А я утверждаю, что самое большое безрассудство пытаться постичь людей, которые выдумали этих богов, – парировал он.

Грег слушал их перепалку со все возрастающим возбуждением. Вот бы заполучить эту женщину в марионетки, она может оказаться почти столь же полезной для него, как и сам Hyp аль-Алла. До сих пор он не принимал во внимание влияние провидицы. Он считал, что женщина в этом фундаменталистском исламском течении не обладает никакой реальной властью. Теперь он убедился, что ошибался в своей оценке.

Кахина и Тахион впились друг в друга взглядами. Сенатор поднял руку, заговорил урезонивающим, примирительным тоном:

– Прошу вас, доктор, позвольте мне ответить. Кахина, никто из нас не собирается оскорблять вашу веру. Мы здесь лишь для того, чтобы помочь вашему правительству справиться с трудностями, которые принес с собой вирус дикой карты. Моей стране пришлось дольше других сражаться с вирусом; у нас поражено больше населения, чем у всех остальных. Но мы здесь еще и затем, чтобы учиться, чтобы увидеть другие средства и методы. Мы наилучшим образом справимся с этой задачей, если будем встречаться с теми, кто обладает наибольшим влиянием. На всем Ближнем Востоке мы слышали, что это Hyp аль-Алла. Никто не обладает большей властью, чем он.

Взгляд кахины переметнулся обратно к Хартманну. Негодование еще не покинуло ее зрачки цвета красного дерева.

– Вы были в снах, которые посылает мне Аллах, – сказала она. – Я вас видела. С ваших пальцев свисали ниточки. Вы перебирали пальцами, и люди на концах ниточек шевелились.

«Боже мой! – От потрясения и паники Грег едва не вскочил со стула. Кукольник в его сознании ощерился, как загнанный в угол цепной пес. Кровь загрохотала у него в висках, щеки пылали. – Откуда она узнала?»

Сенатор натужно рассмеялся.

– Политики нередко участвуют в таких снах, – сказал он таким тоном, как будто она пошутила. – Наверное, я пытался заставить избирателей поставить в бюллетене галочку против моего имени. – При этих словах с его стороны стола послышались смешки. Хартманн заговорил уже серьезно: – Если бы я мог управлять действиями людей, то непременно дернул бы за те нитки, которые заставили бы вашего брата встретиться с нами. Не говоря уж о том, что давным-давно стал бы президентом. Возможно, в этом заключается смысл вашего сна?

Она смотрела на него не мигая.

– Пути Аллаха неисповедимы.

«Ты должен завладеть ею. Не важно, что здесь Тахион, что это может быть опасно, потому что она туз. Ты должен завладеть ею из-за того, что она может наговорить. Ты должен завладеть ею, потому что ты можешь никогда в жизни не встретиться с Нуром аль-Аллой. А она сейчас здесь, рядом с тобой».

Нетерпеливая сила внутри Грега рвалась в бой; он загнал ее обратно.

– Что нужно, чтобы убедить Нура аль-Аллу, кахина?

И снова трескучая очередь слов на арабском. В ухе Хартманна раздался голос Рашида:

– Аллах убедит его.

– И вы. Вы тоже его советница. Что вы ему скажете?

– Мы поспорили, когда я сказала, что сны, посланные мне Аллахом, велели мне ехать в Дамаск. – Свита кахины снова зашумела. Один из мужчин коснулся ее плеча и что-то горячо прошептал ей на ухо. – Я скажу моему брату то, что Аллах прикажет мне в моих снах. И ничего более. Мои собственные слова не имеют никакого веса.

Тахион отодвинул свой стул.

– Сенатор, предлагаю вам больше не тратить время попусту. Я хочу увидеть те немногочисленные клиники, которые сирийское правительство позаботилось построить. Возможно, там мне удастся чего-нибудь добиться.

Грег поднялся.

– Итак, мы будем ждать от вас вестей, кахина. Пожалуйста, прошу вас, скажите вашему брату, что иногда, узнав твоего врага, ты понимаешь, что он тебе и не враг вовсе. Мы здесь затем, чтобы помочь. Это все.

Кахина встала и сняла наушники, и Хартманн небрежно протянул ей руку, не замечая оскорбленных взглядов ее сопровождающих. Женщина не приняла протянутой руки, и он так и остался стоять.

– У нас есть пословица: в чужой монастырь со своим уставом не лезут, – заметил он в надежде, что она поймет его слова или Рашид переведет их. – И все же первый шаг к пониманию другого народа – это знакомство с его обычаями. Один из наших обычаев – пожимать друг другу руки в знак согласия.

На мгновение ему показалась, что его уловка не сработала, что такой удобный случай пропал зря. И почти обрадовался этому. Раскрыть разум и волю женщины-туза, которая и без того напугала его своей невольной проницательностью, причем сделать это на глазах у Тахиона…

Потом ее рука, неожиданно белая на фоне черных одеяний, еле уловимо коснулась его пальцев.

«Ну, давай же…»

Хартманн проскользнул по извилистым разветвлениям ее нервной системы, выглядывая блоки и ловушки и особенно внимательно выискивая признаки того, что его присутствие не осталось незамеченным. Иначе пришлось бы поспешно ретироваться. Он всегда был предельно осторожен с тузами, даже с теми, которые, вне всякого сомнения, не обладали ментальными способностями. Кахина, похоже, не подозревала о его проникновении.

Он раскрыл ее, установил вход, которым сможет воспользоваться впоследствии. Кукольник вздохнул, уловив бушующий водоворот эмоций, которые обнаружились в ее душе. Сложная, глубокая личность. Оттенки ее разума были яркими и насыщенными. Грег чувствовал ее отношение к нему: ослепительно золотисто-зеленая надежда, охра подозрения, мраморная прожилка не то жалости, не то отвращения к его миру. И все же под всем этим крылась мерцающая зависть и тоска, которая, похоже, была как-то связана с ее чувствами к брату.