Той же дорогой он двинулся обратно и с удивлением наткнулся на ничем не прикрытую злобу. Она была тщательно скрыта, погребена под более безопасными, более благожелательными эмоциями и запечатана уважением к милости, которую оказал Аллах Нуру аль-Алле, но она была там. Она запульсировала, ожила под его прикосновениями.

Все это заняло одно мгновение. Женщина уже отняла руку, но контакт был установлен. Для надежности он задержался в ее сознании еще на несколько секунд, затем вернулся в себя.

Удача! Все вышло как нельзя лучше, а с ним самим ничего не случилось. Кахина ничего не заметила; Тахион ничего не заподозрил.

– Мы все благодарны вам за то, что вы появились здесь, – сказал Хартманн. – Передайте Нуру аль-Алле, что мы желаем лишь согласия. Разве Коран не начинается словами «Во имя Аллаха милостивого, милосердного»? Мы прибыли сюда из чувства милосердия.

– Это тот дар, который вы привезли, сенатор? – спросила она по-английски, и Грег ощутил тоску, хлынувшую из ее раскрытого сознания.

– Я думаю, – ответил он, – это тот дар, который вы принесете самим себе.

Среда, 4 февраля 1987 года, Дамаск

Стук в дверь ее номера разбудил Сару. Кое-как разлепив веки, она первым делом взглянула на свой дорожный будильник. Был час тридцать пять по местному времени – ей казалось, что уже намного позже. «Я все еще не привыкла к разнице во времени».

Она накинула халат и, на ходу протирая глаза, двинулась к двери. Служба безопасности снабдила их весьма недвусмысленными инструкциями на время пребывания в Дамаске. Остановившись не прямо перед дверью, а сбоку, Сара изогнулась, чтобы посмотреть в «глазок». Сквозь стекло виднелось искривленное линзой лицо арабки, закутанной в черное покрывало. Глаза и тонкие черты лица казались знакомыми, как и голубые бусины, нашитые на головной платок.

– Кахина? – уточнила она.

– Да, – послышался из-за двери приглушенный голос. – Пожалуйста. Мне надо говорить.

– Минуточку.

Сара провела рукой по волосам. Потом сменила попавшийся ей под руку тонкий кружевной халат на другой, более плотный и менее откровенный. Она сняла с двери цепочку и приоткрыла ее.

Сильная рука распахнула дверь настежь, и Сара закричала. На нее, сжимая пистолет, хмуро смотрел крепкий мужчина. Окинув женщину беглым взглядом, он, казалось, утратил к ней всякий интерес и принялся обыскивать номер: открыл дверцы шкафа, заглянул в ванную. Покончив с этим, он что-то буркнул и вернулся к входу. Там он сказал что-то по-арабски, и кахина вошла внутрь. Ее телохранитель закрыл за ней дверь и сам расположился неподалеку.

– Прошу прощения. – Английский явно давался ей с трудом, но глаза у нее были добрые. Она махнула в сторону охранника. – В нашем обществе женщина…

– Мне кажется, я вас понимаю, – сказала Сара.

– Прошу прощения еще раз, что разбудила вас, но мой сон… – Кахина пожала плечами. – Можно сесть?

– Пожалуйста.

Араб невежливо таращился на нее; Сара потуже затянула пояс халата и поплотнее запахнула полы, затем указала на два кресла у окна.

Охранник снова буркнул. Потом затараторил по-арабски.

– Он говорит, у окна нельзя, – перевела провидица. – Слишком небезопасно.

Сара перетащила кресла в центр комнаты; это, похоже, удовлетворило телохранителя – он снова прислонился к стене. Кахина устроилась в одном из кресел, шелестя своими темными одеяниями. Журналистка осторожно уселась во второе.

– Вы были на встрече? – спросила гостья.

– Вы имеете в виду пресс-конференцию, которая была потом? Да.

– Я знаю ваше лицо по снам, которые посылает мне Аллах. Я пришла к вам из-за сна, который видела сегодня ночью.

– Вы хотите сказать, что мое лицо было в ваших снах?

Кахина кивнула. Из-за чадры невозможно было разобрать выражение ее лица – покрывало оставляло открытыми лишь ее пронзительные глаза. И все же они светились искренней добротой, сочувствием. Сара ощутила прилив симпатии к этой женщине.

– На кон… конференции, – арабка запнулась на незнакомом слове, – я сказала, что Hyp аль-Алла будет ждать моего сна, прежде чем решить, встречаться с вашими людьми или нет. Я только что видела этот сон.

– Так почему же вы пришли ко мне, а не к вашему брату?

– Потому что во сне мне велели прийти к вам.

– Ничего не понимаю. – Сара покачала головой. – Мы не знакомы друг с другом; я всего лишь одна из десятка с лишним журналистов, которые участвуют в этом турне.

– Вы влюблены в него.

«Ясно, о ком идет речь, но…»

– В него?

– В мужчину с двумя лицами. В мужчину с ниточками. В Хартманна. – Кахина потянулась и ласково прикоснулась к ее руке. – Вы любите того, кого прежде ненавидели.

Сара обнаружила, что не может солгать – солгать, глядя в эти широко распахнутые, уязвимые глаза.

– Наверное. Вы ведь провидица; можете сказать мне, как все закончится?

Женщина задала этот вопрос шутливым тоном, но кахина либо не уловила интонации, либо не придала ей значения.

– Сейчас вы счастливы, хотя вы ему не жена, хотя это грех. Я это понимаю. – Тонкие пальцы сжали руку Сары. – Я знаю, как ненависть может превратиться в затупившийся меч, как он может принимать на себя удар за ударом, пока ты не начинаешь считать его чем-то другим.

– Вы совсем запутали меня. – Сара откинулась на спинку, жалея, что никак не может проснуться до конца, что рядом с ней нет Грега. Кахина убрала руку.

– Позвольте мне рассказать о моем сне. – Женщина закрыла глаза и сложила на коленях руки. – Я… я видела Хартманна с двумя его лицами, и одно было приятное на вид, а другое жуткое, словно гнев Аллаха. Вы были рядом с ним, а его жены не было, и то его лицо, которое приятное, улыбалось. Я видела, что вы чувствуете к нему, как преобразилась ваша ненависть. Мы с братом тоже были там, и мой брат указал на того выродка, что скрывался внутри Хартманна. Выродок плюнул, и его слюна попала в меня. Я видела себя, и мое лицо было вашим лицом. И я увидела, что под моими покрывалами тоже скрывается другое лицо, лицо выродка, искаженное злобой. Хартманн потянулся ко мне и повернул мою голову так, что стало видно только лицо выродка. Иногда образы в моем сне путались. Мне показалось, что я вижу нож и Сайида, моего мужа, который дрался со мной. Потом все стало четким, и я увидела карлика. Он велел мне: «Скажи ей, что ненависть в глубине ее души еще не угасла. Скажи ей, чтобы помнила об этом. Эта ненависть защитит тебя». Карлик расхохотался, и смех у него был недобрый. Он мне не понравился. – Она открыла глаза, и в них трепетали отголоски ужаса.

– Я… я не знаю, что все это означает. Это просто случайные сновидения, ничем не лучше тех, что вижу я сама. Неужели они что-то для вас значат?

– Эти сны посылает мне Аллах. – Провидица не сдавалась, и голос у нее сел от напряжения. – Я чувствую в них Его силу. Я понимаю свой сон так: мой брат встретится с вашими людьми.

– Грег… сенатор Хартманн и все остальные будут рады узнать об этом. Поверьте мне, мы хотим лишь помочь вашему народу.

– Тогда почему мой сон нес в себе столько страха?

– Возможно, потому, что перемены всегда страшат.

Кахина прищурилась. Внезапно вся ее открытость куда-то исчезла. Она стала отчужденной, закрытой, как ее лицо под покрывалом.

– Как-то раз я сказала Нуру аль-Алле в точности эти слова. Они понравились ему не больше, чем мне сейчас ваши. – Она стремительно поднялась на ноги. Охранник у двери вытянулся в струнку. – Я рада, что мы встретились. Мы еще увидимся в пустыне. – Она поспешила к двери.

– Постойте… Это все, что вы хотели мне сказать?

Посетительница обернулась.

– Я хотела сказать вам только одно. Во сне у меня было ваше лицо. Я думаю, что мы очень схожи, у меня такое чувство, будто мы… как родные. То, что мужчина, которого вы любите, сделает со мной, он может сделать и с вами.

Кивок телохранителю. Они поспешно вышли в коридор.