— Так, значит, нам удалось? — глухо поинтересовался Джеймс. — Мы провели здесь ночь и при этом остались живы, здоровы, и все еще являемся сами собой?

— Почти. — Старик, наконец, обернулся и протянул спутнику небольшое зеркальце в старинной серебряной оправе. — Вот, полюбуйтесь.

Вначале Джеймс даже удивился — что подобный «дамский» предмет может делать в походных вещах рыцаря? — но тут он вдруг увидел в отражении себя и не сразу узнал: в его некогда пепельно-серых волосах были будто высыпанные мелом пряди, на лицо легла болезненная тень, под глазами налились чернильные синяки, а на лбу проступили морщины, которых раньше не было. Джеймс поднял недоуменный взгляд на сэра Норлингтона:

— Вы тоже. Вы тоже поседели, сэр.

— Я? — весьма удивился старик. — Клянусь Хранном, последний волос покинул меня лет этак двести назад…

Сэр Норлингтон выхватил у Джеймса зеркало и принялся озадаченно ощупывать собственную голову. И действительно, короткая белоснежная поросль теперь покрывала всю некогда блестящую лысину старого рыцаря.

— Не может быть, — все еще не веря, прошептал старик. — Ах ты, мерзавец в глупой остроконечной шляпе… Так это тоже были твои штучки?! Значит, мало тебе было того, что хромым и немощным, так еще и лысым?! Старый пройдоха…

— Сэр, вы опять с кем-то беседуете вслух, — напомнил о себе Джеймс. — И мне все это не нравится. Вы пугаете меня не меньше, чем дрозды на холмах и наши хозяева-нелюди. Отчего вы кажетесь моложе, а я старше, или нет — старее?…  — Рыцарь вздрогнул от собственной жуткой догадки. По его правой руке прошла заметная судорога — так, будто он с величайшим трудом заставил себя не схватиться за меч.

— Не нравится мне эта ваша привычка, мой юный друг, — заметил старозаветный паладин. — Не всегда можно найти правду в куске металла. Я, как вы выразились, помолодел из-за того всего лишь, что кое-какое украденное у меня время начало постепенно возвращаться назад, и — тысяча проклятых магов! — я смею надеяться, что верну весь долг целиком! Что касается вас, то тот кошмар, который вы пережили, но которого не помните, состарил вас лет на десять за одну только ночь. Все дело в том, что происходившее здесь не предназначалось для ушей человека. И последнее, дорогой Джеймс, ежели бы я, как вы смело подумали… хм… способен был забирать чужую молодость, то вам не кажется, что при первой нашей встрече, вы нашли бы меня в несколько лучшем состоянии, чем я был?

Молодой рыцарь не стал спорить:

— Полагаю, самое время решить, что нам делать дальше, — сказал Джеймс. — Пора бы уже распрощаться с этим трактиром и вернуться на тракт, не так ли? Сейчас я как никогда твердо намерен исполнить свой долг перед сэром Ильдиаром де Нотом, отыскать его назло его врагам и вернуть домой, а вы, помнится, обещали помочь мне…

— Теперь это будет не так-то просто сделать, друг мой, — со странной горечью в голосе произнес старик. От того радостного удивления, какое он испытал, увидев свои волосы, не осталось и следа. — «А в шестой… окно» — помните слова нашей дражайшей Мот? Вы еще не смотрели в это окно, юный Джеймс? Выгляните. Это весьма… гм… любопытно.

Паладин подошел к окну и застыл, как вкопанный:

— Не может быть…  — потрясенно проговорил он. — Нет, этого просто не может быть…

— … Терновые Холмы? Так вы сказали?

Джеймс все еще смотрел в окно, не в силах поверить. Откуда было здесь взяться подобному пейзажу? Нет, он, конечно, слышал про всевозможные наваждения и мороки, и, как любой паладин, мог представить себе самые изощренные козни со стороны темных сил, но…

За окном царила осень, но отнюдь не та осень, которую они оставили за порогом трактира «Голодный Зверь». Джеймсу предстал будто бы совершенно иной мир. Свинцово-серые тучи набухли от влаги, словно налитые гнилью струпья у чумного, но им ни за что не суждено было прорваться, пролившись дождем, ведь все грозы до последней здесь давно отзвучали. Вдалеке в своем пугающем великолепии застыла кривая и изломанная молния. Она была невероятно странной — вовсе не ниспадала с неба, а вырастала из холма и, вспарывая низкие тучи, напоминала иглу, за которой тянется сапфировая нить, разделяющаяся у земли на несколько кривых корней. Время, казалось, здесь вообще не течет. Оно или просто застыло, или его выкрали, или его убили…

Нигде не было видно и следа дороги. До самого горизонта вдаль тянулись угрюмые пыльные холмы, поросшие колючим терновником и чертополохом. На вершинах холмов стояли ветхие могильные камни, затянутые пыльным плющом, и их здесь было столько, сколько, быть может, во всем мире не наберется живых. Кое-где тоскливо протягивали руки-ветви к небу немилосердно скрюченные деревья без листьев. Вдалеке, как гнилые и сточенные болезнью зубы, упирались в небо полуразрушенные, осыпающиеся каменной крошкой башни. Это была земля без яркого солнечного света, серые пустоши без радости и улыбок, тяжкий воздух здесь был способен задушить любую надежду.

Выражаясь образно, внутренний мир сэра Джеймса Доусона только что перевернулся с ног на голову. Или же подобный кувырок сотворил мир окружающий? Разницы никакой…

— Терновые Холмы, Чуждые Королевства, Земля-без-дождей, Вечная Осень… Всех названий и не перечислишь, — сказал Прокард Норлингтон.

Старик стоял чуть позади, сложив сухощавые ладони на крестовине упертого в пол меча. Взгляд его был устремлен вдаль и в то же время периодически соскальзывал на спутника, словно сэр Норлингтон пытался понять: «Не испугается ли? Достанет ли твердости?». Учитывая то, что старозаветный паладин знал об этом месте, ему самому впору было бы впасть в отчаяние; бессильно опустить руки не позволяло лишь так и не изжитое за долгие годы упрямство, да еще глупая гордость — как же, станет он жаловаться и роптать в присутствии юного сквайра, именующего себя рыцарем…

— Почему я раньше ничего не слышал о них? — отрешенно проговорил Джеймс; его взглядом безраздельно завладела иная Осень. — Как можно не знать о существовании целой страны? Страны, которая находится… в пределах Ронстрада?! Гаэнаны в ордене преподавали и землеописание, и даже чужеземную геральдику. Я могу по памяти назвать все династии заморских роуэнских королей-магов, описать орочьи племенные стяги и перечислить все пустынные города-государства, но ни про какие Терновые Холмы я ничего никогда не слышал.

— Это не от того, что вы плохо учились, Джеймс. Ваши наставники не могли ничего рассказать вам об этом месте, а может, просто не захотели — иногда старые знания предпочитают просто забыть, особенно если они опасны. На карте Ронстрада подобной страны нет и не было никогда. Ее вообще нет ни на каких картах. Это просто место, которое есть и куда порой можно попасть. Маги былого — не чета нынешним фиглярам — позаботились о том, чтобы все пути были закрыты, чтобы ни один Чужой к нам не проскользнул. Но Осень… хм… у нее свои правила. Осенью некоторые из тайных троп открываются, и многие из здешних жителей только того и ждут, чтобы пробраться в образовавшуюся щель. Большинство не может безнаказанно взломать замки, и их настигает ужаснейшее из того, что можно вытворить с разумным существом, — они теряют свое я. Вы помните тех дроздов, Джеймс? На пути к «Голодному Зверю»?

— Но откуда вы столько знаете обо всем этом? — Джеймс так и не обернулся — эта земля, каждая ее пылинка, каждый ком тумана, висящий над ней, — все это манило его. Он еще не знал, что серость и тоска этой земли каким-то образом уже похитили его сердце, и он не предполагал, что даже если он вернется домой, то никогда не сможет обрести покоя. Он был болен, опасно и самоубийственно болен внезапно охватившей его, но с тем тайной даже для него самого тягой к этим отвратительным просторам. — Вы уже бывали здесь, сэр?

— Да, ровно дюжину раз, но всегда оставался на приграничье — это земля, где человек не может доверять даже самому себе.

— Дюжину, вы сказали? — Лицо Джеймса будто нарочно отбелили. — То есть это ваше тринадцатое появление здесь? Бансротова дюжина?