Дженнингс, щелкнув зажигалкой, выпустил из легких струйку сизого дыма. — Ты имеешь в виду эту школьницу? Лору Палмер?.. Но я тут наверняка ни при чем — ты же знаешь, что намомент совершения преступления я находился в тюрьме… Лучшего алиби просто не придумаешь, — добавил Хэнк, глубоко затянувшись.

Гарри, медленно поднявшись из-за стола, подошел к окну и растворил его настежь. С удовольствием вдохнув свежий воздух, он произнес: — Да…

Хэнк так и не понял, к чему именно относится это слово — то ли Гарри таким образом высказал согласие со стопроцентным алиби, то ли к тому, что у него и без досрочно освобожденного много всяких других дел, то ли еще к чему-то понятному одному лишь Трумену.

Совершенно неожиданно для шерифа Дженнингс произнес:— А знаешь, Гарри, если бы тебе и мне кто-нибудь сказал лет пятнадцать-двадцать назад, что я, Хэнк Дженнингс, буду каждую неделю приходит к тебе, Гарри Трумену, только для того, чтобы поставить свою подпись на каком-то вшивом обещании, я бы ни за что не поверил!.. — видимо, Хэнку самому стало странно, что в конечном итоге так оно все и получилось, и он улыбнулся. — Ты еще не забыл, надеюсь, что мы были одноклассниками?..

Гарри, обернувшись к собеседнику, согласился:— Как же, как же… Конечно, не забыл, — голос шерифа при воспоминаниях детства приобрел несвойственную ему мягкость, и даже сентиментальность. Однако, вспомнив, что он все-таки — шериф Твин Пикса, а сидящий напротив человек, несмотря и на некоторые общие воспоминания детства, их связывающие — не более, чем досрочно освобожденный, по закону еженедельно являющийся в полицейский участок для оформления некоторых юридических формальностей, Трумен тут же спохватился: — Ты сам выбрал свой путь, Хэнк, — произнес он нравоучительно.

Хэнк помотал головой. — Гарри, но ведь и ты, и весь Твин Пикс прекрасно знают, что преступление, убийство было непредумышленным…

Гарри хмыкнул. — Еще бы… Если бы оно было предумышленным… — он запнулся. — Ты знаешь, Хэнк, если бы оно было предумышленным, ты бы получил…

Дженнингс перебил шерифа:— В нашем штате не предусмотрена смертная казнь. — …ты бы получил если и не пожизненное заключение, так лет тридцать-пятьдесят — это уж точно.

Хэнк, развязно заложив ногу за ногу, произнес:— Сам знаю… Ладно, хватит… Может быть, у тебя есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

Неожиданно для него Гарри сказал:— Да. У меня есть к тебе кое-какие вопросы, гражданин Дженнингс.

Хэнк подался вперед. — Какие же?..

Подойдя поближе, Трумен посмотрел в лицо досрочно освобожденного. — Послушай… Я хотел бы выяснить, что ты думаешь о недавнем пожаре на лесопилке?..

Тот честно округлил глаза. — Ничего не думаю… Ты что, Гарри, подозреваешь меня я поджоге?..

Шериф поспешил успокоить Дженнингса. — Нет, нет, не волнуйся, я тебя ни в чем не подозреваю… — Тогда для чего же спрашиваешь?.. — Просто мне интересно твое мнение на этот счет.

Дженнингс хмыкнул. — Ты хочешь узнать, отчего загорелась лесопилка?..

Гарри согласно покачал головой. — Да, Хэнк, ты совершенно правильно понял мою мысль. Я действительно хотел бы узнать, почему загорелась лесопилка Пэккардов.

Дженнингс улыбнулся. — Я думаю, что от огня.

Шериф досадливо махнул рукой. — Я и сам знаю, что от огня, а не от воды… Просто мне интересно, в результате чего — случайности, неосторожности или… умышленного поджога?..

Дженнингс поднялся с кресла. — Не знаю… Честно говоря, не думаю, что это было кому-нибудь выгодно… Скорее всего — в результате неосторожности.

Трумен, сложив бумаги, в том числе и тот листок, что только что подписал Хэнк, в папку и, спрятав ее в выдвижной ящик письменного стола, поинтересовался:— А как ты думаешь, может быть это Лео?..

Дженнингс неопределенно пожал плечами. В этом движении прочитывалось: «Подписал я то, что от меня требовалось — с меня хватит». — Может быть, и Лео, — равнодушно произнес он, — и вообще, Гарри, для чего меня обо всем этом спрашивать?.. В конце-то концов, ты — шериф, ты и ищи… если кого-нибудь подозреваешь.. — пройдя к дверям, Хэнк кивнул на прощанье: — ну, Гарри, до следующего раза…

Трумен, не оборачиваясь к Дженнингсу, кивнул в ответ. — До следующего раза, Хэнк…

Миссис Брендон и мисс Брендон излагают друг другу некоторые соображения о Твин Пиксе, его обитателях и о своих взглядах на современную жизнь. — Страшные кошмары, преследующие Роннету Пуласки. — Лиланд Палмер продолжает удивлять домашних своим очевидным сумасшедствием.

Миссис Брендон была так обрадована визитом в Твин Пикс сестры ее мужа, что просто не находила себе места от счастья. Мать Энди можно было понять: весь день она в силу различных причин была вынуждена проводить дома, за закрытыми дверями; сын, уходивший в полицию рано утром, приходил очень поздно, случалось, и заполночь. Впрочем, Элеонору это нисколько не удивляло — вдова последнего до Гарри шерифа города, она прекрасно знала, сколь много времени занимает служба в полиции. Правда, Энди, зная, сколь невыносима бывает его мать, иногда сознательно задерживался в полицейском участке, где или слонялся от безделья по фойе, бросая взгляды на Люси, или смотрел телевизор, или — что, к сожалению, случалось нечасто — слушал интересные доклады заезжих агентов ФБР, или, устав от скуки, сам предлагал шерифу задать ему какую-нибудь работу.

К старости у миссис Брендон развилось качество, столь частое у всех людей и, в особенности, женщин ее возраста: она стала необыкновенно словоохотливой. Сидя за столом и допивая очередную чашку чая, Элеонора могла часами разговаривать о чем угодно — о последних моделях сезона, которые никогда не нравились ей своей вульгарностью и пошлостью, о новых кулинарных рецептах, которые она категорически отвергала, предпочитая им старые, о современной музыке, которую она искренне не понимала и, поэтому, разумеется, ненавидела — миссис Брендон вообще была страшным консерватором. Однако более всего Элеонора любила поговорить о распущенности современных нравов, о молодежи, которая начисто игнорирует мудрые советы старших. В лице Элизабет мать Энди нашла достойную собеседницу.

По случаю визита родственницы из Сиэтла миссис Брендон всякий раз накрывала стол для вечернего чаепития новой скатертью — честь, которую Элеонора оказывала только самым дорогим гостям.

Подвигая Элизабет блюдо с вишневым пирогом, миссис Брендон голосом, в котором угадывалась затаенная гордость, произнесла:— Лиз, прошу тебя, попробуй… У вас в Сиэтле наверняка такого не попробуешь…

Отломив кусочек, мисс Брендон положила в рот и, пожевав, ответила; — Да, действительно…

Согласие Элизабет вдохновило мать Энди на некоторые обобщения. — Теперь, — со вздохом произнесла она, — все не так, как во времена моей молодости… Сейчас вряд ли найдется хоть одна хозяйка, которая сумела бы правильно испечь вишневый пирог.

Элизабет, доев ломоть пирога, потянулась за другим. Предупредительно пододвинув к гостье блюдо, Элеонора заботливо спросила:— Может быть, чайку?..

Та с набитым ртом кивнула. — Да, пожалуй…

Элеонора, подлив мисс Брендон чаю, откинулась на спинку стула и продолжила свои размышления:— Все измельчало, Лиз…

Та, отхлебнув из чашки, согласилась:— И не говори…

Миссис Брендон с глубокой благодарностью посмотрела на Элизабет. — А знаешь, дорогая, что меня больше всего раздражает?.. Знаешь, что меня просто выводит из себя?.. — Что?..

Подлив себе в чашку густой, напоминающей по цвету застывший асфальт, заварки, миссис Брендон сделала несколько осторожных глотков. — Больше всего меня раздражают современные мужчины. Да, мужчины…

Элизабет равнодушно посмотрела на хозяйку. — И чем же они тебя так раздражают?..

Миссис Брендон продолжила с необыкновенным воодушевлением:— Это не мужчины… Это просто какие-то тряпки. Они ничего не умеют. Взять хотя бы моего сына Энди…