Эллен уже прошагала по мощеному тротуару полквартала, когда спохватилась, что прошла мимо собственного пикапа. Она вернулась назад, крепко сжав губы, и стала складывать скоропортящиеся продукты в переносной холодильник.

Гас Райли, дядя Саймона, застрелился несколько месяцев назад. Известие потрясло город, и на короткое время ожили старые сплетни. Все снова заговорили о событии, происшедшем много лет назад. Людей интересовало, что сталось с тем шальным подростком после его побега. Высказывались предположения, что парень, наверное, осел в каком-нибудь большом грязном городе и ведет преступную жизнь.

Если кого-то это и занимало, то только не Эллен Кент. Что было, то давно прошло. Сейчас ей хватало других, более достойных забот.

Она подоткнула пластиковые пакеты со льдом вокруг продуктов, плотно закрыла крышку контейнера и залезла в пикап. Саймон Райли – «здоровенный, грязный и потный». В черной коже. С буйными черными волосами, свободно развевающимися на ветру, когда он мчится на мотоцикле. Ну и ну! Эллен не представляла его таким.

Она включила зажигание и выехала на улицу.

Дорога вилась вдоль лесистого каньона Макнари-Крик. Мотоцикл рванулся и запрыгал по рытвинам и колеям, оставшимся после вырубки.

Саймон подкрепился как мог и привел себя в порядок. Он перекусил, выпил крепкого кофе, постирал в омуте свою одежду и вымылся сам, отскребая тело под ледяным водопадом. Так не хотелось встречаться лицом к лицу с прошлым, но его путешествие подходило к концу, и оттягивать этот момент было уже невозможно.

Наконец он заглушил мотор и накатом подъехал к дому. После долгих семнадцати лет захудалое жилище Гаса казалось еще меньше и обшарпаннее. Краска облупилась, и дом принял неестественный серебристый оттенок, точно призрак из города прерий. Всюду, куда ни падал взгляд, время поворачивало вспять и возвращало Саймона назад. Делало испуганнее и растеряннее. Обрекало на неудачу.

«Но это не так», – напомнил себе Саймон. Он больше не был неудачником. Во всяком случае, не в работе. К настоящему времени он стал опытным профессионалом. Он отлично справлялся со своим делом и снискал определенную славу в журналистском мире беспрецедентным бесстрашием. Больше нахрапистостью, нежели мозгами, как говорили его коллеги. Но за это хорошо платили, что все прекрасно знали.

Низко в небе кружил золотистый орел, широко взмахивая крыльями. Его тень пробегала у Саймона над головой, точно мимолетное тихое благословение.

Почерпнув от него толику смелости, Саймон подошел к дому. Прогнившие доски на крыльце прогнулись под тяжестью его шагов. Незапертая дверь скрипнула и открылась. В нос ударило пылью и плесенью. Он подождал, пока глаза приспособятся к полумраку.

Гас никогда не был особенно домовитым хозяином, даже в лучшие времена. И судя по всему, его последнее время было далеко не лучшим. Кухонная раковина была забита посудой, покрывшейся затвердевшей коркой. На заляпанной пропано-вой плите стояла сковорода с длинной ручкой, со старым жиром на дне и остатками высохшей, заплесневелой пищи. Прилавок ломился от бутылок из-под бурбона.[2] Батареи пустых бутылок теснились и на полу, на облупившемся линолеуме, с едва различимым рисунком под слоем грязи.

На столах груды посуды, столовое серебро, бумага и совсем неуместно – ноутбук. Ни ламп, ни электроприборов, ни проводки. Должно быть, Гас подключал компьютер напрямую к своему газовому генератору. Другой кабель был подсоединен к телефонной розетке, но аппарата нигде не было видно. Гас использовал телефонную линию только для выхода в Интернет.

Саймон медленно осматривал пришедший в негодность дом. Всюду грязь, хлам и паутина. Дохлые мухи да бутылки из-под спиртного. Безысходное отчаяние сдавило ему горло. Никакого самобичевания, напомнил он себе. Он бы и рад был любить дядю, но тот сам отринул его, обрекши себя на одиночество.

Саймону вдруг захотелось ударить чем-нибудь о выцветшие стены, просто чтобы услышать звон осколков.

Но это мог сделать прежний Саймон – юный, глупый и готовый к агрессии. Он вдохнул поглубже. Теперь он знал, как управлять своим гневом, и часто прибегал к этому способу. Но в данный момент нужно было выйти на открытый воздух, где бы дышалось свободно.

В письме Хэнка сообщалось, что Гаса нашли на лугу перед домом.

Саймон энергично пробирался сквозь густую золотистую траву, такую высокую, что ржавые автомобили казались почти утонувшими в ней.

Он не мог прощаться с Гасом вот так, с мыслями, намертво скованными горем и воспоминаниями. Он закрыл глаза и разжал кулаки, пытаясь избавиться от напряжения и настраивая свое восприятие так, как будто он готовится фотографировать. Постепенно расширяя и смягчая воспоминания, пока они слились с тем, что окружало его, и с ним самим в единое целое.

Таким образом он достиг далеких глубин, своих лучших воспоминаний о Гасе.

Образ ослепил его – и вся его бдительность мгновенно сошла на нет. Пожар взревел почти с той же силой, что в прежних снах. Жадная, бушующая стихия предстала перед ним во всем неистовстве. В какой-то миг колышущаяся вокруг трава показалась адским пламенем, слизывающим все на своем пути.

Просветление наступило почти так же внезапно. Наваждение прошло – и он снова оказался на благоухающем лугу, жужжащем жизнью, под пылающим августовским солнцем. Он стоял, согнувшись пополам, трясущийся и покрытый холодным потом.

Саймон прижал руку к животу, пытаясь подавить тошноту. Он слишком хорошо знал это ощущение. Предвестник несчастья. А также знал, какой импульс за этим последует.

В целом мире было единственное средство, которое могло бы облегчить ему душу.

Он должен разыскать Эл.

Эллен въехала на полукруглую аллею Кент-Хауса и поставила пикап на свое место под кленами. Ее наметанный глаз пробежал по небольшой площадке пониже дома, где стояли автомобили постояльцев.

«Ровер» семьи Филлипс. Серебристый «лексус» Фила Эндикотта. Джип Чака и Сьюзи с кучей спортивного снаряжения. Массивный светло-голубой «крайслер» мистера Хэмпстеда. К чаю все гости были в сборе. Потом ее взгляд упал на незнакомый серебристый седан «вольво». Вновь прибывший гость, предположила она. После того как этим утром неожиданно был аннулирован один заказ, у нее оставалась свободная комната. Эллен надеялась, что Мисси, девушка, которую она наняла на неполный рабочий день, преодолеет свою робость и зарегистрирует нового клиента. Она пыталась научить свою помощницу без страха общаться с людьми, но это был тяжелый труд.

Порывы горячего ветра клонили к земле сирень, отделявшую лужайку Кент-Хауса от владений Райли, с их коренастым дубом, мятликом луговым и кладбищем гниющих автомобилей. Когда-то дом Райли был каретным сараем в поместье, принадлежавшем предкам Эллен. Но в далеком 1918 году здесь появился ловкий молодой ирландец по имени Шеймус Райли. Он усиленно потчевал ее прадедушку Эвана дешевым белым виски домашнего приготовления, пока тот не потерял разум – и вместе с ним часть своих владений – в пьяном угаре, во время игры в покер.

Шеймус удобно обосновался в своем новом жилище. Вскоре он познакомился в Пендлтоне с женщиной-индианкой из Нез-Перс и женился. Эллен видела однажды ее фото на кухне Гаса, когда приносила ему свежий хлеб. Саймон, внук той женщины, унаследовал ее высокие скулы, черные волосы и проницательные темные глаза.

Сколько Эллен себя помнила, для Кентов тот дом всегда был бельмом на глазу. Но Гас оставался совершенно невосприимчив ко всем предложениям ее семьи выкупить его. Может быть, теперь Саймон пожелает продать его ей.

– Привет, Эллен!

Сквозь сиреневые кусты протиснулся красивый мужчина средних лет. Это был Рей Митчелл, отец Брэда и ее будущий свекор. Меньше всего она ожидала увидеть его выходящим из владений покойного Гаса Райли.

– А, это вы, мистер Митчелл, – сказала она. – Здравствуйте.