«Мне близки армейские законы…»
Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой «Т» – отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала —
Научилась верности в бою.
«Я, признаться, сберечь не сумела шинели…»
Я, признаться, сберечь не сумела шинели —
На пальто перешили служивую мне.
Было трудное время. К тому же хотели
Мы скорее забыть о войне.
Я пальто из шинели давно износила,
Подарила я дочке с пилотки звезду.
Но коль сердце мое тебе нужно, Россия,
Ты возьми его, как в сорок первом году!
«Худенькой, нескладной недотрогой…»
Худенькой, нескладной недотрогой
Я пришла в окопные края,
И была застенчивой и строгой
Полковая молодость моя.
На дорогах родины осенней
Нас с тобой связали навсегда
Судорожные петли окружений,
Отданные с кровью города.
Если ж я солгу тебе по-женски,
Грубо и беспомощно солгу,
Лишь напомни зарево Смоленска,
Лишь напомни ночи на снегу.
Два вечера
Мы стояли у Москвы-реки,
Теплый ветер платьем шелестел.
Почему-то вдруг из-под руки
На меня ты странно посмотрел —
Так порою на чужих глядят.
Посмотрел и – улыбнулся мне:
– Ну какой же из тебя
Солдат?
Как была ты, право,
На войне?
Неужель спала ты на снегу,
Автомат пристроив в головах?
Я тебя
Представить не могу
В стоптанных солдатских сапогах!..
Я же вечер вспомнила другой:
Минометы били,
Падал снег.
И сказал мне тихо
Дорогой,
На тебя похожий человек:
– Вот лежим и мерзнем на снегу,
Будто и не жили в городах…
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках…
Голос Игоря
Часть войска князя Игоря была конной – дружинники, а другая пешей – смерды, «черные люди».
«Как волков, обложили нас
Половцев рати.
Несть числа им,
Лишь кони дружину спасут.
Ну а пешие смерды?..
Тяжело умирати,
Но неужто мы бросим,
Предадим черный люд?»
Голос Игоря ровен,
Нет в нем срыва и дрожи.
Молча спешились витязи,
Предавать им негоже.
Был в неравном бою
Схвачен раненый Игорь
И порубаны те,
Что уйти бы могли…
Но зато через ночь
Половецкого ига,
Через бездны веков,
Из нездешней дали
Долетел княжий глас:
«Нелегко умирати,
Только легче ли жить
Во предателях, братья?»
«Мы любовь свою схоронили…»
Мы любовь свою схоронили,
Крест поставили на могиле.
«Слава Богу!» – сказали оба…
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая:
– Что ж вы сделали?
Я – живая!..
Пластинка
И тембр, и интонацию храня,
На фоне учащенного дыханья
Мой голос, отсеченный от меня,
Отдельное начнет существованье.
Уйду… Но, на вращающийся круг
Поставив говорящую пластмассу,
Меня помянет добрым словом друг,
А недруг… недруг сделает гримасу.
Прекрасно, если слово будет жить,
Но мне, признаться, больше греет душу
Надежда робкая, что, может быть,
И ты меня надумаешь послушать…
«Считается – счастье лечит…»
Считается – счастье лечит,
Считается – горе сушит,
Считают – живется легче
Под панцирем равнодушья.
У памяти есть архивы,
У сердца свои анналы:
Была я до слез счастливой,
Страдала, и как страдала!
Но только вот не припомню
Такого, простите, чуда,
Что было бы все равно мне,
Когда моим близким худо…
Работа
Да, в итоге по высшему счету
Лишь за труд воздается сполна,
И работа, одна лишь работа
В книге жизни тебе зачтена.
Ты в простое – безделица ранит,
Ты в простое – беспомощна ты…
От душевной усталости ранней,
От тщеславия и суеты,
От тоски, настоящей и ложной,
От наветов и прочего зла
Защити меня, бруствер надежный —
Бруствер письменного стола.
Орлы
Два сильные,
Два хрупкие крыла,
И шеи горделивый поворот…
Да здравствует безумие орла,
Бросающегося на самолет!
Он защищал свое гнездо как мог —
Смешной гордец, пернатый Дон Кихот.
Да здравствует взъерошенный комок,
Бросающийся в лоб на самолет.
Ах, донкихоты, как вы ни смелы,
Геройства ваши – темы для острот.
И все-таки да здравствуют орлы,
Бросающиеся на самолет!
