На следующий день после школы идем к Даше. Там и делюсь с ней тем, что уже завтра уезжаю на две недели. Конечно же, умолчав про Яна и его непосредственное участие в этом. Узнав о сборах, Даша очень сильно удивилась.

— И все же, почему ты не сказала об этом раньше?

— Не была уверена, что одобрят и что все же решусь туда поехать.

Или просто не знала об этом вплоть до вчерашнего вечера. Врать подруге очень стыдно, но я не могу рассказать ей про долг. Как и про то, что именно связывает наши с Яном семьи.

Как и говорил Ян, мою заявку одобрили почти сразу, уже к утру прислав на почту ответ и приложив к нему большущее письмо с правилами. Как я поняла, сборы будут чем-то похожи на обычную лагерную смену, разве только направленную на практическую часть для каждого из прибывших школьников: спортсменов и олимпиадников. Для меня же на протяжении всего времени будет функционировать литературный класс, а вот школьную программу придётся как-то совмещать и тащить учебники с собой.

— И все же не нравится мне все это. — в десятый раз повторяет Даша. — Боюсь я тебя с этим упырем отпускать. Хоть бы кто из адекватных еще с тобой поехал, а не эти имбецилы водные.

И я с ней согласна. Упырь был главной угрозой, и находиться с ним вдали от дома казалось чем-то на грани самоубийства.

— Всё будет хорошо! Мы с ним в разных направлениях вообще, думаю, что и пересекаться не будем.

И снова ложь, в которую мне самой очень хочется верить. Но внутренняя чуйка безжалостно намекает на то, что все будет не так радужно.

— Ох ладно, пиши, звони, не пропадай. О каждом движении этого суслика докладывай.

— Есть, мэм.

За общением мы и не заметили, как время уже приблизилось к одиннадцати вечера. Даша предлагает остаться у неё, её мама, лучшая женщина на свете, обожавшая меня всей душой, поддерживает эту идею. Но я почему-то очень хочу домой. Тем более мне нужно уже начать собирать вещи. За позднее возвращение я не беспокоюсь — еще днем мама отправила сообщение, что они с папой сегодня снова работают в ночную смену.

— Давай хотя бы такси тебе вызовем.

Но я снова отказываюсь — хочу прогуляться. На улице уже очень темно. Горят фонари и на лицо попадают неприятные холодные капли дождя. До дома всего десять минут быстрым шагом. Накидываю капюшон и выбегаю из-под крыши.

Еще один поворот и выйду к дому. Как вдруг замечаю позади себя шаги. Быстро оборачиваюсь. Мужчина. Довольно близко. Ускоряюсь. И он, кажется, тоже. Совпадение? Или, может, у меня паранойя?

— Эй, девушка, который час?

Проклятье.

— Куда же вы? Да еще и одна. Давай я тебя провожу.

— Не надо, спасибо.

Еще немного и я перейду на бег. Лишь бы отстал.

–Невежливо это, вот так убегать, может, я хотел познакомиться, проводить до дома.

А я вот не хотела.

— Извините, не знакомлюсь. У меня парень есть.

К сожалению, таких только эта причина может остановить.

— Ну и где же он?

Надо было сказать, что я замужем... Хотя кто мне в школьной форме поверит. Хочу ответить, но неожиданно он оказывается прямо рядом со мной и дергает за плечо, чтобы меня остановить.

— Вы что себе позволяете?!

— Так где же парень? Что же он тебя не встречает?

Пожалуйста, пусть кто-то выйдет на улицу. Хотя сомневаюсь, что в такой поздний час можно кого-то встретить. Разве только агрессивного маньяка, не принимающего отказов. С каждой секундой становится всё страшнее, а рука мужчины на моем плече сжимается еще сильнее.

— Встречает. — неожиданно звучит позади до боли знакомый голос.

Ян. Он здесь. Все хорошо, он рядом, я не одна. Мужчина наконец опускает руку, и я тут же оказываюсь за широкой спиной Яна, скрывающего меня от незнакомца. Всё позади. Теперь все нормально и мы пойдем домой.

Странно, но в этот момент я чувствую от Яна не угрозу, а защиту. Сейчас мне спокойно, я не боюсь.

— Тебе же несколько раз сказали свалить. — Голос Яна, в отличие от моего, совсем не дрожит.

— Пацан, свалил бы лучше ты. — мужик, минуя все красные флажки, все никак не собирается уходить.

— Что ж, я не она, повторять дважды не стану. — отвечает Ян и резко припечатывает мужчину кулаком.

— Сссука. — Шипит мужчина, схаркивая кровавую слюну на бордюр. А затем в его руках, лезвием отражая уличный фонарь, возникает нож.

— Сейчас ты получишь, щенок.

— Ян, пойдем домой, пожалуйста, не надо, он того не стоит, очень тебя прошу. — шепчу парню и тяну его за руку назад. Но мужик уже был довольно близко к нам. Ян оттолкивает меня, а затем валит мужчину на землю, падая вниз вместе с ним.

— Ян, пожалуйста! Да помогите же кто-нибудь!

Кричу в надежде на чудо. Хоть кто-то. Пожалуйста. Пытаюсь вызвать полицию, но телефон, как назло, несколько раз предсмертно пиликает и выключается. Через несколько минут, показавшихся вечностью, Ян все же встает, оставив мужчину лежать на асфальте. Тут же бросаюсь к парню, но он легко убирает мои руки и идет в сторону дома. Бегу за ним, боясь остаться здесь одной.

— Ян, все в порядке? Ты как?

Сомневаюсь, что пьяница мог хоть как-то всерьез навредить ему, но у того все же был нож.

— В норме. — следует односложный ответ.

Верю ему ровно до тех пор, пока мы не выходим под свет уличного фонаря и я не замечаю, что правый бок его куртки порван, а на месте пореза алеет кровь.

— Он тебя задел!

Оббегаю парня и в ужасе пытаюсь рассмотреть масшатабы проблемы.

— Я же сказал, в норме.

Показушник хренов.

— Но тебе нужно в больницу! Я вызову скорую!

Нет, серьезно, если этот упрямый баран умрет, а в его гибели еще и обвинят меня, то я найду способ его воскресить, чтобы снова убить, но уже самым изощренным способом.

— Не. Смей. Звонить. В больницу.

Ненавижу. Заходим в подъезд, поднимаемся по лестнице и доходим до наших квартир. Ян не показывает вида, что ему больно, но такие раны — не простая царапина. Он достает ключи и открывает свою дверь. Не знаю почему, но иду следом.

— Жалкая, тебе чего надо?

Самой бы разобраться…

— Ты ранен. Не позволяешь звонить врачу, дай хоть рану осмотрю и перебинтую.

Снимаю обувь и прохожу в коридор. То, что мне это позволили, а не вытащили за шкирку, уже хороший знак.

— Аптечка в нижнем ящике комода. — неожиданно произносит Ян. Что ж, похоже ему слишком хреново, раз дело набирает такие обороты. Принимаю подсказку и достаю белую коробку с медикаментами.

С того вечера в комнате Яна я была лишь однажды, когда он жил в Германии, а тётя Галя и Роман Владиславович, улетали на неделю в Грузию. Тётя Галя попросила заходить к ним иногда и поливать цветы. Не знаю, что меня тогда дёрнуло, но я потянула на себя ручку заветной двери. И оказалась в его комнате.

Вроде комната, как комната: серые стены, кровать, рабочий стол, стул, боксерская груша, стопка толстовок. Здесь, на его территории, я чувствовала себя ещё более уязвимой. А ведь раньше это был мой второй дом.

Все здесь выдавало присутствие Яна. Особенно запах. Запах сигарет и хлорки. Он пах так всегда, принося домой и в коридоры школы частичку бассейна, в котором проводил огромную часть времени. Мне хватило нескольких минут, чтобы сбежать оттуда, плотно закрыв дверь. Не смогла. Там всё напоминало о нас.

Мила всегда сидела на прикроватном коврике, подобрав под себя ноги, пока я заплетала из ее длинных русых волос косы. Ян сидел напротив, на рабочем кресле, и наблюдал за нами. Нам необязательно было говорить, чтобы чувствовать себя хорошо. Однако мы сами не могли остановиться, и в комнату время от времени заглядывала тетя Галя и просила нас сбавить тон. И вот я снова здесь. Только вот Милы больше нет, и Ян меня презирает.

Он без футболки, в одних уличных штанах. Благодарю все высшие силы за то, что в комнате горит лишь одна настольная лампа — я наверняка выгляжу жалко со своими попытками смотреть на все, что угодно, но только не на него. Да, на физкультуре или во дворе он иногда снимал футболку. Но здесь, в его комнате, это казалось чем-то более… интимным.