— Распределить балласт поровну вдоль судна, — распорядился Джаг, а сам спустился вниз с надстройки полуюта.

Команда все еще была в шоке. Джаг выглянул за борт и поглядел назад. Картина перед его глазами предстала такая, что и он, бывалый моряк, немного поежился от иррационального страха.

Позади он видел стену. Черную, непроглядную стену тяжелой воды, которая простиралась в обе стороны до горизонта, и отвесно уходила от поверхности воды вниз, к самому дну морскому. Косяки рыб парили в легкой воде вдоль нее, полагая ее твердым препятствием, и не пытались пересекать ее границу. Да и сам корабль словно бы летел по воздуху.

Смотреть на это было жутковато, и Джаг все же понимал своих моряков, которые, с непривычки, впали в благоговейный ступор. Иные из них все продолжали тихонько бормотать молитвы, но уже не о спасении, а благодарственные. Легкая вода и исходящий от нее свет виделись им величайшей благодатью, истинным чудом.

Что ж, может так оно и есть, подумал Джаг. Но что с того? Вода есть вода, тяжелая, легкая, или обычная — вся она мокрая, и вся опасная. Он знал, что как и тяжелая, легкая вода совершенно не отличается по своему составу от простой. Такая же соленая, такая же непригодная для питья. Но какие-то другие ее свойства, неизведанные еще человеку, делали ее именно легкой водой, а не какой-то другой.

Джагу на глаза попалась Марна. Она выглядела растерянной, поддавшись всеобщему чувству. Видимо, как и остальных, удивительный, ни на что не похожий вид легкой воды сильно впечатлил ее. Она взглянула на Джага. Тот подошел ближе.

— Нечего бояться, миссир Марна. Это вода, можешь сама зачерпнуть ведром и опробовать на вкус. Вода, соленая вода. Только очень прозрачная, и корабль по ней идет прекрасно. Вот что. Разберись с командой, пусть перестанут пялиться за борт и привыкают. Скажи так же, что мои слова про отдых остаются в силе. Но то, что мы выбрались наконец из тяжелой воды, надо отметить. Прикажи выкатить пару бочонков рома. Пусть устроят гулянку и повеселятся. Но сильно пусть не нажираются. Завтра нам предстоит много работы.

Все еще в Море Цепей

Когда Джаг думал, что быть капитаном корабля сложно, он не понимал, что настолько.

Торжественный выход корабля из тяжелой воды ознаменовал наступление нового этапа путешествия. На праздничной вечерней гулянке все изрядно нажрались и повеселились.

Джаг же в это время думал, как ему теперь быть.

Он уже некоторое время сидел за своим столом и не мог понять, за что взяться. В которой раз поймав себя на мысли, что так и не продвинулся ни на дюйм, Джаг от внезапно накатившей злости с размаху хватил кулаком по столу.

— Обоссы меня Нечистый! — рявкнул он, и резко поднялся из кресла, между делом сильно стукнувшись коленкой о ножку стола. Это добавило злости, и Джаг еще несколько раз грохнул кулаком по столу-обидчику.

Немного успокоившись, походив по каюте, Джаг снова опустился в кресло. Но, подумав, снова вдарил по крышке стола кулаком и выдавил несколько нечленораздельных, но злобных звуков.

— Черт! Чтоб я знал, как этими побрякушками пользоваться!

Перед ним на столе была развернута большая карта Моря Цепей со всеми известными островами. Поверх карты были разбросаны навигационные инструменты. Секстант, астролябия, компас, циркули, тонкие угольные карандаши.

Как подступиться к ним, Джаг понятия не имел. На кораблях заморской компании в Риве он служил сначала солдатом, а потом и офицером охранной команды, то есть, в той роли, какую на этом корабле некогда исполняли красные мундиры. Его задачей было сидеть на борту и загонять рабов назад в трюм, если они взбунтуются. К управлению кораблем он отношения не имел, а уж тем более к таким тонким вещам, как звездная навигация.

Поэтому, понять, где находится корабль, и в какую сторону следует держать курс, было совершенно невозможно. На негров из команды, большая часть которых в первый раз увидела море непосредственно перед погрузкой на борт рабского корабля при отплытии от берегов Ривы, было глупо возлагать надежды. Джаг учил их всему, что умел, но невозможно научить тому, чего сам не знаешь. А потому, положение выходило довольно безрадостным. Конечно, в Море Цепей тысячи островов, рано или поздно, на горизонте замаячит хоть один. Зеленый берег, густо заросший буйной растительностью. Нетронутый человеком, полный плодоносных деревьев, которые ломятся под тяжестью спелых сочных фруктов. Его шельф, искрящийся красивой бирюзой, полный косяков отличной рыбы, его тропический лес, кишащий непуганым зверьем, которое само бежит в силки, и его ручьи, бурлящие свежей пресной водой. Вот только вполне возможно, что к тому времени на корабле некому будет насладиться дивным видом и обширными богатствами природы Моря Цепей.

Безусловно, одним из первых умрет сам Джаг. Его капитанство хоть и не оспаривалось никем на борту, все же оставалось весьма шатким. Глупо было полагать, что все полтораста негров разом поверили ему как на духу и сплотились за белым капитаном. Очень маловероятно. Скорее, все будет так: пару ошибок они выдержат, но после первой крупной неудачи пойдут волнения. Подавить их, понимал Джаг, ресурсов у него не будет. Те ниггеры, у которых в порядке с мозгами, и которые не привыкли вытирать ноги о здравый смысл, могут вспомнить, что он их многому научил но и еще многому научить не успел, и попытаются урезонить остальных. Но, со временем, их мнение начнет ослабевать, и вот тогда рассчитывать будет точно не на что.

Поэтому, никому из команды ни в коем случае не следует знать о том, что корабль плывет неизвестно куда. Это Джаг понимал с самого начала, и ни с кем делиться этой тайной не собирался ни под каким предлогом.

Помимо беспокойства за собственную жизнь, которую Джаг, несомненно, ценил, хоть порой в этом и сомневался, к причинам сокрытия тайны примешивалось и кое-что другое.

За прошедшее время Джаг успел заиметь в глазах своей команды определенный авторитет. И потерять его было бы досадно.

Да что со мной такое, думал он иногда.

Никогда раньше Джага такие понятия не беспокоили.

Об этом он не раз задумывался на досуге, и пришел к выводу, что на самом деле в жизни его наступил более крутой поворот, чем он раньше предполагал. В прошлой жизни, в бытность его законопослушным подданным авантийской короны и ее служакой, Джаг всегда чувствовал лютое безразличие ко всему, что его окружало. Это было полезно, потому что окружала Джага обычно смерть. В непрекращающихся войнах в Риве солдаты постоянно умирали. Сегодня твои друзья — одни люди, а завтра негры из дикого племени понаделают в них дыр своими копьями, утыкают стрелами, и все — твои друзья теперь покойники. В том мире, который знал Джаг, ничто не было вечно, или хотя бы долговечно. Все менялось слишком быстро, чтобы успеть обрести цену. А уж цена жизни была такой низкой, что не стоила и плевка.

И хотя служба в Риве несомненно повлияла на Джага, он чувствовал, что истоки его беды кроются глубже. Это шло прямо из глубины его души. Из самого его существа. Противление порядку. Устоям, канонам и принципам. Джаг не чувствовал для себя никакой ценности в авантийском укладе жизни, и был полностью уверен, что уклад любой другой страны так же не пришелся бы ему по душе. Он не копил деньги, не искал власти и не делал карьеру. Все это было безразлично ему. Все драгоценности, все звания, мундиры и чины. Ему были глубоко безразличны светские беседы и званые банкеты, на которые он постоянно попадал по какой-то горькой иронии. Не искал он и женского внимания, глубоко не понимая, почему дураки по всему миру спешат навстречу своей смерти, чтобы заслужить благосклонность какой-то разодетой манды на ножках. Он не видел никакой принципиальной разницы между потасканной, беззубой шлюхой и знатной барышней в жемчугах и шелке. Видимо, женщины, которых он встречал в своей жизни, чувствовали в нем это зловещее и неестественное отсутствие всякого интереса, и потому сторонились — жениться Джагу не довелось, и он сомневался, что придется.