Поместье Галивалл было, как оказалось, целой усадьбой. Дорога подходила к главному въезду — высокой арке черного кирпича. Само здание располагалось метрах в пятидесяти от въезда. Оно было трехэтажным, бледно-малинового цвета, весьма ухоженным и, безусловно, богатым. От въезда к дверям дома вела мощеная дорожка, тщательно очищенная от снега. У самого входа находился фонтан, сейчас бездействующий, но от снега также расчищенный, а вдоль дорожки проходили живые изгороди. В летнюю пору это место, должно быть, сверкало насыщенной зеленью. Сейчас же лысые деревья и кусты скорее нагоняли тоску.
Только этого сейчас не надо, подумал Мигит.
Их карету ждали. Двое слуг в расшитых ливреях и париках распахнули ворота для въезда. Карета медленно прокатилась по дорожке и дала полкруга вокруг мертвого фонтана, остановившись дверью прямо ко входу.
Мигит открыл дверцу и ступил на мощеную дорожку, вдыхая ноздрями студеный воздух и по привычке запахивая воротник, чтобы прикрыть щеку.
От ворот как раз подоспели слуги, которые провели Мигита и Лейса в дом.
Солидно здесь, отметил Мигит.
Слуги провели их в гостиную, просторное и светлое помещение с большими окнами, выходящими на другую сторону дома — в покрытое снегом ровное поле, оканчивающееся стеной черного леса вдалеке.
В помещении было много мебели. Богатой, искусной мебели. Диваны, стулья с мягкой подбивкой, из дорогой породы дерева и руки превосходного мастера. Пол из блестящего натертого паркета, на стенах несколько крупных картин, изображавших людей в мундирах, на стендах декоративные ружья, сабли, в углу даже целые стальные латы с жабьим шлемом. Невысокий столик у двух диванов, расположенных углом, был явно мантильской работы, вазы и кувшины с замысловатыми рисунками были, по всей видимости, также заморскими, да и в целом оформление помещения отдавало колониальной эстетикой.
Закономерно для человека из колониальной палаты. Сам Иеразия Галивал, как полагал Мигит, в колониях бывал не часто — должность требовала постоянно находиться в столице, при короле и парламенте. Но никто же не запрещает принимать подарки от друзей, пусть они и его подчиненные.
Один лакей куда-то тихо испарился, а тот, что остался, предложил им располагаться здесь.
— Миссир Галивалл спустится к вам в самое ближайшее время, как только закончит с неотложными делами.
Лакей удалился, бесшумно закрыв за собой двери. Мигит и Лейс остались вдвоем.
— Знатные хоромы, не так ли? — бросил Лейс, и вразвалочку направился к диванам, громко щелкая каблуками сапог по паркету.
Он небрежно плюхнулся на диван, так же небрежно пододвинул к себе стол, на котором стоял графин с бледно-золотистой жидкостью и блестящие хрусталем, большие круглые стаканы. Он взял графин, пару стаканов, плеснул в них выпивки и один стакан протянул Мигиту.
— Мантильская пага, если не ошибаюсь. Крепкая штука. Поможет не свихнуться среди всего этого богатства. Знаю, все кажется вроде довольно будничным, — он движением головы указал словно бы на все окружающее, — но, на самом деле это не так, уж я тебе врать не стану. К примеру, вон та невзрачная ваза. Хочешь знать, во сколько она обошлась нашему уважаемому имперскому советнику? Тридцать тысяч такатов. А он держит ее в гостиной! Будь у меня такое сокровище, я бы его прятал… Ради бога, возьми ты уже стакан!
Мигит принял стакан, и Лейс тут же ловко звякнул по нему своим:
— За успех нашего дела.
Он одним глотком махнул выпивку. И тут же налил себе еще. Встал и принялся непринужденно бродить по гостиной, разглядывая вещицы.
— Взгляни на это, Мигит. Мне сказали, что это доспех генерала Глейда Гизольдского. Того самого, который… эм… сгинул в той войне. Или его звали Гизольд Глейдский? Я уже не помню. С чего бы эти железки вдруг так ценятся? Странные причуды у богатых людей. И кто только на все это цену устанавливает? Эй, Мигит! Да хватит тебе уже думать о миссере Греясс! Лучше выпей и не торопи события.
Мигит так и сделал. Пага была отличная — с приятным вкусом и добротной крепости. Отвыкший от спиртного разум быстро затуманился. Лейс оказался, как обычно, прав. Действительно, полегчало.
Некоторое время Лейс продолжал болтать о непомерно дорогих штуковинах, которые попадались ему в гостиной, и Мигит даже немного увлекся — хмыкал, качал головой, пожимал плечами, вместе с другом оценивая сокровища советника колониальной палаты.
От занятия их оторвал шумно ввалившийся в гостиную мужчина. Он был невысокого роста, коренастый, с заметным брюшком, обтянутым парадным кафтаном. Был он совсем не молод, но язык неповернулся бы назвать его стариком. Он был слишком подвижен и ловок в движениях для этого. Лицо его было суровым и каким-то кабаньим, с острыми бакенбардами с проседью.
— А, господа! Приветствую, — бросил он, направляясь к ним.
— Добрый день, сир, — Лейс чуть поклонился ему. — Приятно видеть, что вы здоровы!
— Господь-спаситель, — кабан на мгновение замер на месте. — Лейс, мой шкет! Вот ты вымахал, дери меня кот, тебя и не узнать! А ну иди сюда, мерзавец, я научу тебя приветствовать старых и почтенных дураков!
С этими словами он пробрался мимо диванов и столика к Лейсу, сгреб его в охапку и похлопал по спине крупными квадратными ладонями с короткими пальцами.
Мигит смотрел на это немного удивленно. Конечно, давно пора было перестать удивляться необычным связям и возможностям Лейса. Но Мигит все не уставал поражаться.
Это кабанье лицо знали, наверное, по всей империи, потому что власть этого человека равнялась власти некоторых королей, да и в Авантии он был если не вторым, то уж точно третьим человеком после Его Величества. Его звали Саладей Дарда, и был он директором Авантийской имперской заморской компании.
Директор заморской компании, повторил про себя Мигит, все еще немного ошарашенный.
Такая важная шишка, человек такой власти, вот так запросто берет и обнимается с каким-то… с кем? Ведь я не так уж много знаю о Лейсе. Знаю только то, что видел сам, если быть честным. Кто он на самом деле? Если общается, да еще и так близко, с Иеразией Галиваллом, да и с самим Саладеем Дардой…
— Действительно счастлив вас видеть, сир! — сказал Лейс. Он повернулся к Мигиту, и указал на него ладонью.
— Позвольте представить вам…
Но Саладей Дарда не дал ему закончить, перебив на середине фразы:
— Парень, я знаю, кто это.
Он уставился на Мигита изучающим взглядом, поджал губу и запустил руки в набрюшные карманы жилетки. Сейчас, вблизи, когда выдалась неловкая пауза в беседе, нарушить которую никто не собирался, Мигиту довелось в деталях разглядеть лицо, которое раньше он видел только издалека. Действительно, лицо было далеко не из приятных. В своей прошлой жизни Мигиту случалось слышать, как этого человека звали за глаза, и прозвища, надо признать, появились неспроста. Действительно, он был похож на престарелого, злого и гадкого вепря. Мощная челюсть и низкий хмурый лоб с зализанными назад редкими волосами с проседью, острые густые и жесткие баки вдоль челюсти, большой расплющенный нос, напоминающий свиной пятак. Глаза были маленькими, а надбровные дуги непропорционально мощными, с густыми бровями толстого жесткого волоса. Его лицо постоянно шевелилось: то дернет жевалкой или скривит губу, то одним глазом наполовину подморгнет. Ни на мгновение его лицо не оставалось в покое. Такие симптомы наблюдались у людей, которые больны защемлением нерва. Но по Саладею Дарде никак нельзя было сказать, что он чем-то болен.
— Мигит Камилари.
Он словно распробовал эти слова, погонял во рту языком, прежде чем сказать.
— Да, сир.
Мигит поклонился.
— Я слышал, тебе сильно не повезло.
Мигит кивнул.
— И я вижу, ты не любишь болтать.
— Простите, сир…
— Нет-нет.
Он резко поднял руку в упреждающем жесте, и, убедившись, что Мигит не намерен продолжать оправдываться, он сказал:
— В нашем деле, сынок, это очень полезное качество. А помимо него, я слышал, ты обладаешь и некоторыми другими…