— За ними! — коротко бросил в микрофон капитан Мэтсон.

Его «мародёр» и «райфлмэн» Хойзинвельд выбежали из складской зоны первыми. При здешней силе тяжести, и на бегу они делали 33–35 километров в час, но пятящиеся канопиане двигались и того медленнее. Поймав в прицел ПМЧ «центурион» Аверлино, Мэтсон дал залп; в кабине «мародёра» стало жарко, и скорость упала до двадцати километров в час — перегрев уменьшил сократительную способность миомеров — но канопианский бэттлмех лишился бронезащиты центральной секции торса и левой руки. Выстрелом большого лазера Хойзинвельд повредила ему и правую. Анжело продолжал отходить, стреляя в ответ — безрезультатно. Гравитация Балавата делала наведение его автопушки и РБД почти предельно сложными уже на трёх-четырёх сотнях метров. Переведя «мародёр» на шаг, Мэтсон сделал ещё один залп. Правая рука предательски дёрнулась, зато выстрел левой вновь ударил «центурион» в грудь, уже лишившуюся бронезащиты, повредил гироскоп и систему питания ретирадного лазера. Второе не имело значения в этом бою, зато первое решило судьбу энсина. Борясь с подкатившим приступом тошноты, он не смог удержать бэттлмех на ногах; рухнул, приложившись о землю левым плечом и бортом, и повалился ничком. Кожух реактора треснул, но лишь внешняя его оболочка; привязные ремни больно впились в тело. Ругаясь сквозь зубы, Анжело попытался подняться; мех снова упал. Бронеплита левого борта раскололась, сломанным оказался автомат заряжания ракетной установки. На пульте зажёгся сигнал вызова.

— Сдавайся, ты, дура, — потребовал незнакомый голос.

— Да пошёл ты… — Анжело сосредоточился на управлении мехом. Так, подтянуть колено, отжаться руками от земли… — Блейкова блядь!

Он снова не удержал равновесие, и в этот раз мех опрокинулся на спину. Мерзкий вкус крови во рту и удар затылком — не будь голова его упакована в нейрошлем, череп мог расколоться как орех. Уже проваливаясь в беспамятство, Анжело успел прочесть новые оповещения контроля повреждений: второе падение окончательно вывело из строя гироскоп, лишив мех способности ходить. Этот бой Анжело проиграл. Теперь окончательно и бесповоротно.

— Пизда святой Камеронихи, — пробормотал Оливейра, глядя, как техники извлекают из кабины «феникс-хока» переломанное и окровавленное тело молодой женщины. Нейрошлем был деформирован и смят, из-под него по спине и голой груди стекало что-то мерзкое, полужидкое.

— Зато пилот «центуриона» жив. — Мэтсон не покидал своего «мародёра» и говорил с лейтенантом по коммуникатору. — Итого, два их офицера у нас в руках, один убит. И кстати, в том «уоспе» тоже девочка.

— Жива? — спросил Оливейра.

— Жива. Симпатичная, кстати. Хочешь в подарок?

— Хреновая шутка.

— Так я ж не заставляю тебя её трахать. Она по-любому из ихних дворян — стрясём с родни выкуп при случае.

— Вообще-то, завалил её я, — вклинился в разговор пилот «арчера», Тан Бизос.

— Не вчистую. Так что делим. Твоя первая доля, и самая большая, — сказал капитан.

— Без меня, — махнул рукой Оливейра.

И помрачнел совсем при мысли о том, что сейчас должно твориться в Шуштаре.

Шуштар, Балават

Магистрат Канопуса

— Жгите тут на хрен всё! — рявкнул Джерри Паван, влетая на своём «файрстартере» на окраину города.

Длинные серые коробки бараков в два и три этажа припорошил снежок, но для разогретого реактором бэттлмеха почти до состояния плазмы воздуха ни это, ни холод не имело значения. Почти. Огнемётов у «файрстартера» целых четыре: по одному в правой и левой руке, третий торчит из груди и ещё один на спине, ретирадный. Все четыре выплюнули длинные стометровые языки пламени, лизнувшие сразу два или три барака. По ещё двум Келли Куртеану жахнула ракетами. Развела установки на груди «джавелина» в стороны под прямым углом, подала на пусковые ракеты с «инферно»-боеголовками и дала залп.

— Перовичи, один и вторая, не спать!

Паван шагом повёл свой мех дальше по улице, стреляя по сторонам. Вверх, под крыши, и вниз, к самой отмостке, поджигая каждый барак в нескольких местах. Из распахивающихся дверей и окон первого этажа на улицу начали выпрыгивать люди.

— Это бараки рабочих, — сказал Григорий жене. — Вряд ли тут есть семейные, тем более, с детьми, место уж больно… неподходящее.

Он уже видел, что это не так. Но надеялся, что Зейнаб не разглядела.

— Воздух! — неожиданно крикнула та.

— Что?! — Григорий и Паван спросили одновременно.

— Две, нет, четыре цели на пять часов! Это «гардианы»! — Зейнаб вбила педали в пол, заставив свой «уосп» отпрыгнуть на сотню метров назад, за околицу. Вскинула вооружённую средним лазером руку.

Две пары атмосферных истребителей заходили на бреющем, держась меньше, чем в полусотне метров над землёй. И только когда они начали набирать высоту, Зейнаб их заметила. Сто — полтораста — двести метров. Перевалив за двести пятьдесят, они крутанулись вокруг оси, переворачиваясь брюхом кверху, и сорвались в пике. Первая пара отбомбилась по «джавелину»; Григорий видел, как несколько бомб падает вокруг бегущего меха, на улицы и дома. Но три или четыре ему, всё же, досталось; в попытке прикрыться от летящих с неба фугасов, Келли вскинула и скрестила над головой руки. Одна из бомб взорвалась прямо на них. Другая ударила в левый борт, дробя и сминая переднюю бронеплиту. Несмотря на эти удары, мехвоин сумела удержать на ногах свою машину.

— Блейкова срань! — взвизгнула она, стреляя по уходящим на боевой разворот самолётам. Ракеты пошли слишком низко и рухнули на крыши домов, подняв ещё несколько столбов дыма и пламени.

Вторая пара, та, что атаковала «файрстартер», положила свои бомбы в цель кучнее первой. Избитый и потерявший равновесие мех Павана покатился по земле.

— Уходим! — крикнул Григорий жене.

Два «гардиана» зашли на него, обстреляли ракетами. Шесть или семь боеголовок распустились огненными цветками разрывов на торсе, плечах и ногах. Не раздумывая, Перович выстрелил в ответ средним лазером, но самолёты были уже далеко. Другая пара погналась за удирающим «джавелином», достала его тремя или четырьмя боеголовками.

— Зая, ты…

— В меня не стреляли, — сказала Зейнаб. — Мы ведь уходим?

— Уходим! — решительно подтвердил Григорий.

Со всей доступной им прытью, три меха уходили в заснеженную пустошь.

Командир первой роты охранного батальон Энтони Делеон никогда не думал, что примет командование гарнизоном. Он даже батальоном не собирался командовать… да в этом и не было особой необходимости, потому как батальон тот был скорее административной, чем оперативной единицей. Первая рота стояла в Шуштаре, вторая с недавних пор в Кадисии, где «ММ&М» затеяла большую стройку, а третья повзводно охраняла три прочих городка, имеющих посадочные площадки дропшипов — Кашкар, Тагрит и Шумру. Должность комбата в таких условиях была синекурой, которую пригребла себе по совместительству коммандер Плоештан; впрочем, с задачей снабжения раскиданного по полудесятку баз батальона она справлялась хорошо.

Рота Делеона караулила порт, чем энсин напропалую и пользовался. Для того, собственно, он и выложил восемьдесят косарей, чтобы занять это хлебное место. Держал крышу над докерами и всеми портовыми кабаками, трактирами и лавчонками, имел небольшую копейку и с контрабанды, хотя тут приходилось делиться с корпоративной охраной «ММ&М». Ну да мы ведь не жадные… Конечно же, на покупку титула дюрахи этих денег не хватит — и ладно; нам и в купцах неплохо живётся. Жилось. До тех пор, пока не нагрянули эти пираты.

Ориана Плоештан не то погибла, не то угодила к пиратам в плен; теперь её участь разделили и командиры лэнсов. Комэск атмосферников погиб ещё раньше, ведя свои картонные самолётики на перехват садящихся дропшипов. Просто чудо, что сбили двоих, а не всех шестерых. Зато теперь единственным строевым офицером в Кадисии остался он, энсин Делеон. Твою ж Блейка в душу мать!..