И вдруг он увидел перед собой маленькую дверь, и царь сам открыл её и вошёл в разрушенную комнату в великолепной постройке, а затем он вошёл в другую комнату, где не было ничего, кроме молитвенного коврика, чаши для омовения и нескольких пальмовых листьев. И потом царь снял с себя одежду, которая была на нем, и надел грубый халат из белой шерсти, а на голову он надел войлочный колпак. И он сел и усадил богомольца и крикнул своей жене: «О такая-то!» И та отвечала: «Я здесь!» – «Ты знаешь, кто сегодня наш гость?» – спросил царь. И жена его сказала: «Да, это человек с облаком». – «Выходи, тебе из-за него ничего не будет», – сказал ей царь.

И вдруг богомолец увидел, что эта женщина, подобная призраку, и лицо её блистает как месяц, и на ней шерстяной халат и покрывало…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала четыреста семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда царь позвал свою жену, она вышла, и лицо её блистало как месяц, и на ней был грубый халат из шерсти и покрывало. „О брат мой, – спросил богомольца царь, – хочешь ли ты узнать нашу историю, или мы помолимся за тебя, и ты удалишься?“ – „Нет, я хочу услышать вашу историю, это для меня наиболее желательно“, – отвечал богомолов. И царь сказал: „Мои отцы и деды сменялись в царстве и наследовали его, старший после старшего, пока они не умерли и власть не дошла до меня. И Аллах сделал это мне ненавистным, и мне захотелось странствовать по земле и предоставить дела людей им самим. Но потом я испугался, что к ним войдёт омута и погибнут законы я рассеется единство веры, и оставил я дело таким, как оно было. Я назначил каждому человеку известное жалованье и надел царскую одежду и посадил рабов у ворот, чтобы устрашить людей зла и отгонять их от людей добра, и твёрдо установил наказания. А окончив все это, я вошёл в своё жилище, снял с себя эта одежды и надел то, что ты видишь. А вот это – дочь моего дяди, и она содействует мне в ведении воздержанной жизни и помогает мне предаваться благочестию. Мы делаем днём циновки из этих пальмовых листьев и на это можем разговеться под вечер, и над нами прошло около сорока лет, а мы все в таком же положении. Оставайся же с нами (помилуй тебя Аллах!), тюка мы не продадим наши циновки; ты разговеешься с нами и переночуешь у нас, а потом уйдёшь с тем, что тебе нужно, если пожелает великий Аллах“.

И когда наступил конец дня, пришёл слуга высокого роста и взял циновки, которые они сделали, и отправился с ними на рынок. Он продал их за кират и купил на него хлеба и бобов и принёс их, и богомолец разговелся с царём и его женой и переночевал у них, и они поднялись с полуночи я молились и плакали.

Когда же встала заря, царь оказал: «О боже, вот твой раб, и он просит тебя, чтобы ты возвратил ему его облако; ты ведь властен в этом. Боже мой, покажи, что ты ему внял, и возврати ему его облако!» И жена его сказала: «Аминь!» И вдруг облако выросло на небе. «Вот добрая весть!» – оказал царь. И богомолец простился с ними и ушёл, а облако шло за ним, как прежде. И после этого о чем бы богомолец ни просил Аллаха великого, он внимал ему из уважения к ним, и богомолец говорил такие стихи:

Ты видишь, они молчат, покорные господу:

Как явное, тайны все увидел их тайный взор».

Рассказывают также, что повелитель правоверных Омар ибн аль-Хаттаб (да будет доволен им Аллах!) снарядил войско из мусульман против врагов в Сирии, и они осадили одну из их крепостей жестокой осадой. А среди мусульман было два брата, которым Аллах даровал ярость и отвагу против врагов. И эмир этой крепости говорил своим царькам и храбрецам, которые перед ним стояли: «Если бы эти два мусульманина были взяты в плен или убиты, я бы избавил вас от остальных мусульман».

И враги не переставали устраивать этим мусульманам ловушки и хитрили, расставляя им козни и устраивая засады, и умножали подстерегавших их, пока одного из этих мусульман не взяли в плен, а другой не был убит как мученик. И пленного мусульманина доставили к эмиру этой крепости, и, посмотрев на него, он сказал: «Убийство этого человека будет бедой, а возвратить его мусульманам – нехорошо…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала четыреста семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда враги доставили пленника мусульманина к эмиру крепости, тот посмотрел на него и сказал: „Убийство этого человека будет бедой, а возвратить его к мусульманам – нехорошо. Я хотел бы, чтобы он вступил в христианскую веру, как помощник нам и наша опора“.

И один из патрициев сказал: «О эмир, я соблазню его, и он отступит от своей веры. Арабы чувствуют большую любовь к женщинам, а у меня есть дочь, прекрасная и совершённая; если он её увидит, то, наверное, соблазнится ею». – «Он отдан тебе – уведи его», – сказал эмир. И патриции увёл его в своё жилище и одел девушку в одежды, которые увеличили её красоту и прелесть, а потом он привёл того человека и ввёл его в комнату. И подали кушанье, и христианская девушка стояла перед мусульманином точно служанка, послушная своему господину, ожидающая от него приказания, которое она могла бы исполнить. И когда мусульманин увидел, что его постигло, он попросил защиты у Аллаха великого и опустил глаза и отвлёкся поклонением своему господу и чтением Корана.

А у него был хороший голос и умение, оставляющее в душе след, и христианская девушка полюбила его сильной любовью и увлеклась им с великой страстью. И юноша поступал так семь дней, и девушка говорила: «О, если бы он согласился, чтобы я вступила в ислам!» А язык со состояния говорил такие стихи:

Ведь двери закрытые порой открываются, И грустью подавленным даётся желанное, И когда терпение девушки истощилось и стеснялась у неё грудь, она бросилась на землю перед юношей и воскликнула: «Прошу тебя ради твоей веры, не выслушаешь ля ты мои слова?» – «А что ты скажешь?» – спросил юноша. И девушка сказала: «Изложи мне учение ислама». И юноша изложил ей учение ислама, и она предалась Аллаху, а затем совершила очищение, и юноша научил её, как надо молиться. И, сделав это» девушка сказала: «О брат мой, я вступила в ислам только из-за тебя, желая твоей близости». – «Ислам, – отвечал юноша, – запрещает брак без двух правомочных свидетелей, приданого и опекуна, а я не найду ни свидетелей, ни опекуна, ни приданого. Если ты ухитришься сделать так, чтобы мы вышли из этого места, я надеюсь, что мы доберёмся до земель ислама, – и обещаю тебе, что у меня не будет в исламе другой жизни, кроме тебя». – «Я ухитрюсь», – сказала девушка.

И потом она позвала отца и мать и сказала ям: «Сердце мусульманина смягчилось, и он пожелал принять веру. Я приближала его к тому, что он от меня хочет, но он сказал „Это неприятно мне в городе, где убили моего брата. Если бы я отсюда вышел и моё сердце утешилось бы, я сделал бы то, чего от меня хотят“. Не будет дурно, если вы выведете меня с ним в другой город, и тогда я ручаюсь вам и подарю то, что вы хотите».