— Но здесь нет твоего альбома, — ответила Рэчел, которой очень хотелось спросить, кто такая Кэт. — С чего бы он здесь взялся?!

— Я знаю, — нахмурился Кэмерон. — Я просто увидел, что подвальная дверь открыта, и решил выяснить, в чем дело. Ты что-нибудь ищешь, Рэчел?

— Нет. Я решила взглянуть, как идут дела у Дарби. — Вдруг неожиданно для себя Рэчел выпалила: — А что ты здесь ищешь?

— Я?! — наигранно изумился Кэмерон. — Я же сказал тебе: я вернулся за альбомом и увидел…

— …Что подвальная дверь открыта, — закончила Рэчел, беря дядю под руку и увлекая его к лестнице. — Но я не это имела в виду. Что ты ищешь в старой мебели, Кэм?

— Не понимаю, о чем ты толкуешь. — Кэмерон неуверенно пожал плечами и, высвободив руку, стал подниматься по лестнице. Рэчел последовала за ним, но задержалась, чтобы выключить свет и запереть дверь.

Кэмерона она нашла в малой гостиной, которую он любил больше всех других комнат. Ее дядя успел налить себе виски и теперь стоял возле камина, глядя на висящий на противоположной стене портрет Дункана Гранта.

Этот портрет Кэмерон написал десять лет назад, написал по фотографии, потому что Дункану всегда было некогда позировать брату.

— Мы не очень-то любили друг друга, — сказал Кэмерон, увидев входящую в комнату племянницу. — Ты, наверное, знаешь об этом, не так ли?

— Я знаю только, что вы были очень разными, — ответила она.

Кэмерон печально усмехнулся.

— Можно сказать и так. На самом деле мы постоянно соперничали друг с другом, но это не принесло пользы ни мне, ни ему.

— Я читала, что между братьями это встречается довольно часто, — вежливо заметила Рэчел.

— Да. — Пухлые, как у херувима, губы дяди Кэмерона внезапно задрожали. — Только, — добавил он, — единственным, кто получал удовольствие от нашего соперничества, был наш отец и твой дед — Эбенизер Грант. Он начал эту игру, еще когда мы были сопливыми мальчишками, и оставался ее вдохновителем на протяжении многих лет, до самой своей смерти. Это он заставлял меня заниматься спортом, потому что Дункан добивался успехов в беге и прыжках, зато его мучили музыкой и живописью, хотя он их терпеть не мог.

Рэчел опустилась на поручень кресла.

— Я этого не знала. Папа никогда не рассказывал мне ничего подобного, а деда я совсем не помню.

— Немудрено — старик умер вскоре после твоего рождения.

Рэчел кивнула и выжидательно посмотрела на дядю. Но Кэмерону и самому хотелось выговориться.

— Наш отец был одним из»тех людей, которые получают удовольствие только от борьбы, от конфликтов, от столкновения страстей и характеров. Он сделал несчастной нашу мать, терроризировал слуг, он перессорил между собой всех ближних и дальних родственников. Жить бок о бок с таким человеком было очень непросто.

Особенно ему нравилось сталкивать лбами нас с Дунканом. Он разжигал нас посулами и обещаниями, которых и не думал выполнять, а когда это не помога-До — грозил самыми страшными карами. Он то расхваливал нас до небес, то уничтожал своим ядовитым сарказмом. Мы с Дунканом жили словно на минном поле, когда не знаешь, чем грозит тебе каждый следующий шаг…

— Это звучит ужасно, — вставила Рэчел.

— Это и было ужасно. — Кэмерон прислонился спиной к каминной полке и, оторвав взгляд от портрета на стене, посмотрел на племянницу. — Каждому из нас приходилось напрягать все силы, чтобы не поддаться, чтобы сохранить свою индивидуальность и остаться личностью. Отец подавлял нас своим характером, своим стремлением властвовать, и, надо сказать, он почти добился своего. К счастью, нам пришла пора отправляться в колледж, и там мы впервые глотнули свободы. Какое это было облегчение — вырваться из родного дома! Но, увы, нам приходилось возвращаться домой каждый раз, когда он приказывал. И ни у одного из нас не хватило силы воли, чтобы сказать ему «нет».

— Зачем ты рассказал мне все это, Кэм? — спросила Рэчел, которая чувствовала себя очень неловко. Кэмерон открыл ей то, о чем ее родной отец не захотел или не решился рассказать ей за всю ее жизнь.

— Чтобы ты поняла…

— Поняла что?

— Когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы кое-что понимать, отец начал все чаще заводить речь о том, как он собирается разделить между нами свое наследство. Это была и морковка, которую он держал перед мордами двух ослов, и палка, которой он их погонял. Когда один из нас попадал в милость, отец обещал оставить ему все свое состояние, и другой думал, что ему никогда ничего не достанется. И он был вполне способен поступить так, о чем мы оба прекрасно знали. Этот шантаж продолжался годами; отец дошел до того, что написал два завещания — в одном из них он оставлял все свое имущество Дункану, в другом — мне.

— Но, насколько я знаю, — перебила Рэчел, — его имущество в конце концов было поделено по справедливости.

— Как бы не так… — Кэмерон улыбнулся, но его улыбка тотчас же погасла.

— Но ведь ты владеешь половиной имущества Грантов. У тебя есть недвижимость, есть капитал, и все это досталось тебе по наследству от отца. Разве не так?

— Нет. — Кэмерон сокрушенно покачал головой. — Все, чем я владею, я получил от Дункана.

Рэчел сразу поняла, в чем дело.

— Ты хочешь сказать, что дед в конце концов оставил все свое состояние папе, а он, в свою очередь, выделил тебе часть наследства?

— Половину. Ровно половину. Дункан сказал, что не желает больше исполнять волю отца и что его последнее желание, порожденное, быть может, минутным капризом, ничего для него не значит. Именно от брата я получил половину отцовских денег, которые мне, к счастью, хватило ума вложить в ценные бумаги. Так что на жизнь мне хватает… Что касалось Дункана, то он начал собственное дело и нажил миллионы, хотя вначале денег у нас было поровну.

— Значит, дед — ваш отец — в конце концов потерпел поражение?

Кэмерон вздохнул.

— Я бы этого не сказал, Рэчи. Ведь это из-за него мы с братом в конце концов стали чужими друг другу. Каждый из нас одним своим присутствием напоминал другому об отце, об обидах и унижениях, которые нам приходилось от него терпеть. Вот почему вскоре после того как Эбенизер Грант умер, я перебрался на Западное побережье. С тех пор — и на протяжении почти трех десятков лет — я лишь изредка наезжал в Ричмонд, да и то ненадолго. Только в прошлом году Дункан пригласил меня пожить у него, пока мой дом будет ремонтироваться.

— Но вы так и не сблизились? Хотя бы в последние месяцы, пока ты жил здесь?

— Нет, хотя… Хотя, конечно, духи прошлого навещали нас уже не так часто, как прежде. Между нами наконец-то установился мир или что-то наподобие мира. И я рад этому.

Рэчел кивнула.

— Не знаю, стоит ли благодарить тебя за то, что ты мне все рассказал, но, рано или поздно, я должна была это узнать… — Она помолчала и внезапно добавила: — И все же, что ты ищешь в старой мебели?

На этот раз Кэмерон ответил без каких-либо колебаний.

— Среди всего прочего, — сказал он, — отец часто обещал завещать одному из нас остров — настоящий остров где-то в Индийском океане, которым он якобы владел. Он утверждал даже, что написал на него дарственную, но в его бумагах ее не оказалось.

— И теперь ты ищешь… документ на право владения островом? — недоверчиво спросила Рэчел. Кэмерон обиженно поджал губы.

— Ты можешь мне не верить, Рэчел, но… Мой отец был самым настоящим старым подонком, который обожал подобные грязные розыгрыши. Однажды он сказал нам с Дунканом, что спрятал дарственную где-то в доме и что остров достанется тому, кто первым ее найдет. Будь мы хоть чуточку постарше, мы, возможно, ему бы просто не поверили, но мы были подростками, и отец вертел нами, как хотел. Мы излазили весь дом, но так ничего и не обнаружили. Быть может, ни острова, ни документов на него никогда не существовало, но даже сейчас мне иногда кажется, что дарственная все еще где-то здесь. Во всяком случае, это очень похоже на нашего отца — спрятать что-нибудь важное среди старого хлама и хихикать в кулачок.