На скамейке сидели две старушки. Сэм знал их, они были соседями его хозяев по этажу. Одну из них он не любил, потому что с ней часто почему-то ругался его хозяин. К тому же Сэм чувствовал, что она ненавидит его, и, хотя никогда не кусал её, всегда лаял на неё задиристо и беззлобно.

Из подъезда вышли двое. Сэм увидел их и забыл о боли. Теперь это был хищник, который замер в ожидании. Всё тело его налилось неудержимой силой, у него напряглись челюсти, и Сэм перестал дышать. Двое остановились, вытащили папиросы, закурили. Сэм увидел в руках одного из них коричневый портфель хозяина. Ярость сдавила грудь. Сэм с рёвом рванулся из-под скамейки. Он не чувствовал своих задних лап и прыгнул лишь передними, как когда-то учил его хозяин. Испуганные крики старушек, вопль ужаса, который вырвался у его врагов, — их голоса смешались с диким, захлёбывающимся рычанием Сэма. Всё произошло так неожиданно, что жертва Сэма не успела отскочить, и Сэм вцепился прямо в мясистое бедро. На этот раз Сэм схватил удачно и, оторвавшись от земли, повис на ноге всей тяжестью тела.

На душераздирающий человеческий крик бежали люди.

Удары сыпались на голову Сэма. Он закрыл глаза и сильнее сжал челюсти. Как будто что-то хрустнуло в них и сдавило их так, что зубы заскрипели о зубы. Сэм застонал от боли, а челюсти сжимались и сжимались.

— О-о-а-а! Помогите, помогите!

— Бей по голове его, по голове!

— Я знаю эту собаку, соседская она! Они, ироды, аж на меня её травили! — громче всех кричала старушка. — Люди, люди, помогите, человека убивают, ироды проклятые!

Глаза Сэма заливала кровь, он только чувствовал, как его зубы всё глубже вгрызаются в живое, ненавистное мясо. Его враг упал и стал биться, пытаясь оторвать от себя Сэма. Кто-то схватил его за туловище и тянул прочь, но челюсти уже не могли разжаться. Страшная боль всё росла, и от этого Сэм визжал и скулил.

Вокруг них собралась большая толпа.

— Это как это добрым людям такая мука от мерзкой твари! — кричала старушка.

— Он сегодня утром меня укусить хотел! — подхватил подбежавший дворник и ударил Сэма лопатой.

— «Скорую» надо вызвать!

— Чёртова собака, на людей бросается!

— Убейте её, убейте чем-нибудь, а так не отцепишь!

— Да скорей же, скорей… Нож, там у тебя… — застонала жертва Сэма.

Лезвие обожгло натянутое горло Сэма.

— Мама, зачем собаку убивают? — вскрикнул детский голос.

— Она сама во всём виновата, сынок! Она бешеная, на людей кидается и тебя бы укусила. Пойдём, пойдём, не смотри!

С трудом разжали пасть уже мёртвого неподвижного Сэма.

Раненому вынесли воды, перевязали ногу. От «скорой помощи» он отказался. Второй его спутник быстро поймал машину, и они уехали. А когда возмущённые люди вместе с домоуправом заколотили и зазвонили в квартиру хозяев Сэма, дверь в ней оказалась открытой. В комнатах в беспорядке были разбросаны вещи.

В приамурском селе Филипповка у колхозников Потеряхиных жила корова. Казалось бы, ну и что? Есть ли животное более обыкновенное? Да и какой уважающий себя колхозник не держит в наше время корову?

Тракторист Потеряхин любил говорить про свою корову:

— Ну — это личность!

Корова Люська была абсолютно чёрная и очень худая. На её острой хребтине можно было пересчитать все позвонки, а мускулистые длинные ноги развивали такую скорость, что и хорошая лошадь позавидует. Рога у Люськи выросли длинные, острые и величаво загнутые вверх, в больших глазах не было и тени коровьей покорности, а нижняя белая губа, единственное белое пятно на ней, придавала её морде гордое и своевольное выражение.

Молока Люська давала мало, телят приносила редко и вообще оказалась очень невыгодной коровой. Один характер чего стоил! Свои, деревенские, любили посмеяться над Потеряхиными, Что вот, мол, носятся с никчемной скотиной, как с писаной торбой.

Вообще-то настоящее имя у Люськи было Люсьена. Давно, когда Люська была симпатичной весёлой тёлочкой, так её назвала Ирина, дочь Потеряхиных, в то далёкое время студентка филфака. Теперь Ирина давно уже Ирина Алексеевна и работает в школе завучем, ну и Люсьену давно называют просто, по-родственному — Люська. Изредка, когда Ирина Алексеевна приезжает в деревню к родителям с детьми и мужем, Люська слышит от неё непривычное, ласкающее слух «Люсьена-а» и одобрительно мычит в ответ.

Одной из самых ярких черт в характере Люськи была ненависть к пастуху и стаду. Когда Люська была совсем молодой, хозяева выгоняли её в стадо, и тогда для пастуха наступало тяжёлое времечко. Люська задирала всех подряд, носилась, как бешеная, среди коров, прыгала через овец и коз, угрожающе наклонив голову с острыми рогами. На удары хлыста она не обращала внимания, а то и пастуха пыталась боднуть. В конце концов и вовсе убегала и бродила до самого вечера одна.

Скоро все деревенские пастухи стали жаловаться на потеряхинскую бестию, и пришлось Потеряхиным пасти Люську отдельно. Сначала хозяйка боялась за неё, пыталась привязывать на длинную верёвку, но верёвку Люська рвала, перетирала о ствол дерева и уходила неведомо куда. Вечером, ко времени дойки, Люська всегда стояла у своих ворот и громко, радостно мычала до тех пор, пока ей не отворяли.

Постепенно хозяева научились доверять Люське, и с утра выпускали корову за ворота. С годами Люська вообще перестала выходить за околицу села.

Обычно коровы не любят собак, да и собаки всегда настроены погонять коров с весёлым лаем или цапнуть потихоньку за заднюю ногу. И не дай бог если какой бычок или корова забредёт в чужой двор: тут уж хозяйские собаки бросались на них без всякого зазрения совести. Но странная животина Люська нашла общий язык со всеми деревенскими псами. Её никто не трогал. Может, опасались её острых рогов или не хотелось гнаться, высунув язык, за стремительно убегающей Люськой. Но только собаки не лаяли на неё и не хватали за хвост и за ноги. Люська, быстро почувствовав себя безнаказанной, с каждым днём вела себя всё смелее и повадилась заходить в чужие дворы.

В чужом дворе всегда найдётся чем поживиться. То хозяйка ненароком оставит на крыльце ведро с отрубями, то в миске у цепного пса залежится немного каши, то куры не успеют расклевать свой корм, а Люська уже здесь. Забредёт во двор, унюхает съедобное большим, мокрым фиолетовым носом и вмиг слижет. Тут же выскочит за ворота, по пути успев прихватить губами пучок цветов или огородной рассады.

Днём обычно во дворе никого нет. И долгое время никто не замечал её проделок. Собаки проявляли солидарность, не тявкали. Скоро Люська распознала, что много вкусного и интересного можно найти на огороде. И что можно войти не только в открытые ворота, но и в закрытые, ибо Люська научилась открывать даже самые хитрые запоры. То петлю, накинутую на калитку, подденет рогами, то языком крючок смахнёт или схватит зубами железную ручку. А то и просто надавит легонько лбом и со скрипом или без скрипа откроет чужие ворота.

Старушки, что весь день сидят дома, первые заметили Люськины проделки. Только и слышалось то в одном, то в другом дворе:

— Ах ты, воровка окаянная!

— Ну, пошла, пошла, оглобля черномазая!

— У-у, блудница!

Скоро вся деревня заговорила о воровке. Посыпались на Потеряхиных жалобы, ругань и смех. Дошло до того, что председатель колхоза остановил как-то главу семьи на дворе у элеватора со словами: «Уйми свою корову, Алексей!»

А как её уймёшь? Давно известен упрямый и несносный Люськин характер. Пришлось хозяину угонять корову далеко от деревни на сырые луга, где было много травы, колючей осоки и, конечно, слепней и оводов. Так и ездили они: впереди трактор, а за ним на длинной верёвке, вприскок, Люська. Вечером хозяин за ней приезжал, и они скакали обратно. Понятно, что от таких скачек Люська ещё больше исхудала, стала ещё более поджарой и мускулистой.