— Известно вам или нет, но еще полвека назад кровавые жертвы Богу были нормой, — со злостью проговорил архиепископ. — Что же касается остального — это лишь меры воспитания непутевой челяди. Они уподобились в своих желаниях животным, и я показал им, какого быть этими самыми животными.

— Негоже Арондалу скатываться в те страшные годы, когда людей убивали за отказ от веры.

— Да что вы можете понимать в церковных делах? Я даже ни разу не заставал вас в храме или во время молитвы.

— Моя вера принадлежит только мне, — отрезал Аллард. — Сейчас мы говорим совсем о другом. Остановись вы на Блейке, и я бы не стал вас беспокоить этим чудесным вечером. Зачем вы пригрозили барону Монтиго сожжением его детей? Я же просил вас не ставить его в один ряд с другими отступниками веры. Так к чему это все? Упиваетесь властью? Хотите, чтобы перед вами преклоняли колени как перед самим Ругвидом?

Джеральд покраснел и, подбежав к двери спальни, с треском распахнул ее.

— Не собираюсь больше говорить с вами! — бушевал он, брызгаю слюнями. — Оскорбляя меня — оскорбляете и Бога! Кто вы такой?! Букашка под светом Его могущества! Кому бросаете вызов?! Самому архиепископу, великому инквизитору!

— В настоящий момент я говорю не с архиепископом, а с простым человеком. И взываю именно к вашим человеческим качествам, — без тени смущения отвечал Аллард. — Где доброта, сострадание, милосердие? Разве не это должен нести священник по наказам Ругвида?

— Мне нет нужды спорить с невеждой, — зло прошипел Джеральд. — Немедленно убирайтесь отсюда и никогда не приходите!

Больше разговаривать было не о чем, и Аллард под пристальным взглядом архиепископа не спеша покинул спальню.

— Это ваш выбор, — сказал лишь он Джеральду, когда поравнялся с ним.

— Пора мне как следует проверить королевский дворец. Похоже, и там завелось слишком много отступников, — бросил тот в ответ и с силой хлопнул массивной дверью.

…В эту ночь Джеральду не спалось. Странные чувства мучили и терзали его душу. Непонятная тревога отгоняла спокойный сон, заставляя ворочаться на просторной кровати.

«Никак Руис слишком много грешил на этом ложе, что даже после моей молитвы оно не очистилось до конца, — недовольно думал он, уставившись в потолок. — Или во всем виноват этот нечестивый советник, разбередивший мой покой. Да кем он себя возомнил? Кто он по сравнению со мной?! Скоро поймет, как опасно повышать голос на самого архиепископа!».

Но сон не приходил. За окном задул сильный ветер. Откуда-то издалека докатились раскаты грома. Внезапно молния озарила утварь спальни, и беспокойство Джеральда усилилось. Ему даже показалось, что кто-то едва слышно постучал в окно.

«Глупость какая, — тревожно думал он, боясь пошевелиться. — Здесь же высоко. Никому не в силах запугать меня. Да и зачем? Только если слуги Диалунга решили испытать меня этой ночью».

Молния вновь осветила комнату, отбросив на стену новую тень. И к своему ужасу архиепископ осознал, что находится тут не один. Темная изящная фигура сидела на подоконнике окна и, свесив с него ногу, небрежно покачивала ей.

— Не мерещиться ли мне это? — приподнялся Джеральд на кровати, стараясь разглядеть силуэт в темноте.

— Нет, ваше святейшество, к большому сожалению, это не сон, — ответил ему низкий женский голос. — Вы называете себя наместником странного Бога-солнца по имени Ругвид. Может быть, пришло время попросить его вмешаться? Я за всю жизнь не видела своими глазами небесных чудес.

— А-а-а! Я знаю кто ты! Демон в человеческом обличии, который по приказу Диалунга рыщет в поисках заблудших душ! — торжествующе провозгласил мужчина, указывая пальцем на тень у окна. — Но тут ты ошибся. Я без труда изгоню тебя обратно в бездну, из который ты поднялся!

— Жаль, что ты запел свою старую песню, — тень оторвалась от окна и неслышно поплыла к нему. — Я намеревалась поговорить с тобой о смысле бытия, но ты действительно фанатик, каким тебя и называют.

Тут-то Джеральд наконец сообразил, что имеет дело не с потусторонними силами, а с самым что ни на есть реальным убийцей.

— Стража! — только и успел пискнуть он, проворно соскакивая с кровати.

Резкий удар по горлу ребром ладони свалил его святейшество обратно без чувств. Женщина же извлекла из внутреннего кармана пузырек и, приоткрыв рот Джеральду, вылила туда все его содержимое без остатка. Через несколько мгновений тело мужчины забилось в конвульсиях и вскоре замерло навечно.

— Выходит, сам Бог был за твою смерть, — рассмеялась тень над трупом великого инквизитора под новые раскаты грома.

Спальню она покинула тем же путем, каким и пришла.

Глава 12. Дым с юга

Расправа над Мариусом Блейком и знатью, не признающей новую правительницу, вызвала у королевы неподдельный восторг. Будучи довольно-таки прозорливой женщиной, она догадывалась, какими низменными способами новый советник порой добивался успеха в своих делах. Это ее и пугало и завораживало одновременно, как и в те дни, когда она изменяла своему супругу. Страх перед разоблачением был страшен, но само чувство опасности придавало страсти совсем иной окрас. Любовный акт превращался из обязанности в нечто дикое и необузданное, заставляя тело получать немыслимые наслаждения. Теперь же страх стал ей неведом: она могла делать все, что заблагорассудится. И брать к себе в постель кого хочет. По этой причине ей вовсе не хотелось связывать себя узами нового брака, хотя среди богатых лордов желающих заключить такой выгодный союз было предостаточно.

Между тем борьба с внутренними врагами закончилась, а время пролить кровь непокорных герцогов еще не настало. Пришла пора серьезно взяться за реформирование королевства. И Аллард отлично понимал, что эта задача для него будет куда сложнее, чем укрепление власти королевы. Радовало лишь разрешение Алисии на полную свободу действий и поддержка Уильяма и его гвардейцев.

Так подверглась масштабной реформе главная опора королевской власти — армия. Количество корпусов увеличилось с девяти до четырнадцати. Срок службы рядового солдата стал ограничиваться десятью годами, сержанта и командира — двенадцатью. Отправленным в отставку воинам предоставлялись земельные наделы либо единовременные выплаты с учетом заслуг и участия в сражениях и походах. Королевские конные гвардейцы были признаны элитными войсками. Попасть в них могли только самые умелые и опытные воины, и сам факт быть их солдатом считался большой честью.

Для содержания армии была основана отдельная королевская казна. Сборы на ее содержание поступали с торговых налогов и вассальных податей. Эти средства находились на особом учете и могли расходоваться исключительно на воинские нужды.

До военной реформы Арондал имел небольшую постоянную армию, состоящую главным образом из гвардейцев. Находившиеся в распоряжении герцогов и вассальных владений военные части укомплектовывались и снабжались исключительно за их счет. По этой причине в первую очередь они присягали своему непосредственному хозяину, а затем уже королю. Теперь же провинции постигло новое деление, предусматривающее интересы королевства, а не прежних феодалов. Вспоминая о разногласиях среди солдат из разных вотчин во время мейлиндской компании, Аллард вывел из подчинения вассалов короны гарнизоны и местные ополчения. Также жесткому запрету подверглось право привлекать на службу неограниченное число наемников.

Кроме армейской реформы была введен новый порядок налогообложения. Былое многообразие налогов осталось в прошлом. Теперь распределение значительно упростилось, повышая обязательную плату в казну соразмерно доходу и земельным наделам, количеству работников и голов скота. В случае если торговец или барон активно вкладывали свои богатства в процветание королевства, размер налогов для него существенно снижался.

Старый состав Верховного Совета был распущен с целью избавления от ненадежных людей изгнанной знати. Новые «мудрецы» готовы были всецелостно поддерживать курс правления Алисии и не вступать с ней в прежние пересуды. Кандидатуру каждого члена Совета утверждал сам Уинсон, ища в каждом из претендентов выгоды для короны.