– Но-но! – грубым басом сказал Дементии, появляясь в дверном проеме за их спинами. – Я хоть и последний в своем роду, но так вдарить могу, што…
– Вдарить-то оно, конечно, хорошо, но как ты, Дема, с воробьями общаться будешь? – Ильнур хитро скосил левый глаз – так он обычно делал, когда играл на невежественности Дементия.
Древлянин насторожился, слегка склонив могучую голову набок, и поинтересовался:
– А что воробьи? – Как и всякий уважающий себя древлянин, Дементии к воробьям относился с опаской и даже немного их побаивался.
– Ну, вот вдарить ты, гришь, можешь, а с воробьями как общаться будешь? Вдарить-то ты им не сможешь, ведь верно я говорю?
– Верно, – пораскинув мозгами, согласился Дементии, – воробьи – это плохо! Они крылатые и жгучие!
– Правду говоришь! – все больше раззадоривался старик. – А вот скажи мне, Дементий, чего ты их так боишься?!
– Не боюсь я, – вяло оправдывался детина два на два метра. Юсуп без опаски отпустил бы его на битву с диким медведем гризли, точно зная, что победа окажется на стороне Дементия.
– Чего ж не боишься, когда боишься? Что я, древлян ваших не знаю, что ли! Все вы, как воробьев учуете, сразу креститься начинаете да плюваться через все плечи подряд – лишь бы пронесло!
– Вот я те щас как плюну! – грозно пообещал Дементий, но авторитет старика был несравнимо выше, и древлянину ничего не оставалось, как удалиться в дом.
– Чего ты с ним так? – спросил Юсуп, когда Ильнур вновь вернулся к нему и встал рядом, облокотившись о перила крыльца и наблюдая за работой купцов.
– Так просто, – пожал плечами старик. – Понимаешь, я все хочу из него этот страх нелепый выдавить по капле! Суеверный он слишком, Дементий-то наш. А воробьев боится поболе всего!
– Забудь пока о Дементии, – посоветовал Юсуп, – сейчас главное выйти на контакт с Гибертом. Ты точно знаешь, что от вас с Алаидой требуется?
– А то какие знать-то?! Мы, значит, уговариваем посла пригласить нас на вечерний бал к Аише во дворец.
– Да. Во дворце нам надо будет найти гроб, чтобы знать наверняка, что Аиша – Упырь. А уж потом нанесем удар! – Кулаки Юсупа сжались, и он с силой трахнул по перилам – так, что одна из резных перегородок сухо треснула и тонкая щепа отлетела в сторону.
Он чувствовал, что час расплаты близок. Все меньше сомнений оставалось в том, что Аиша и есть тот монстр, которого они разыскивают вот уже почти год. Запах нелюдей преследовал его постоянно и повсюду. Когда Юсуп бродил по городу, запах этот окутывал его с ног до головы, резал ноздри и заставлял идти, вжав голову в плечи и засунув руки в карманы. А пальцы цепко сжимали удачливую монетку. В доме купца Калахи запах чуть слабел, но все равно пробивался через форточки и половицы, не давая Юсупу спокойно спать по ночам. До самых петухов смотрел он в темный потолок, размышляя.
Конечно, он сказал напарникам, что запаха нет, – но только для того, чтобы не испугать их раньше времени. Как-никак, им предстояло выполнить довольно-таки опасное поручение.
Врал он и когда говорил, что нелюдей в городе не видел. Он сталкивался с ними постоянно. На базаре нелюдей было больше всего. Нет, не продавцов. Наблюдателей! По одному-два человека в черных плащах, в черных туфлях с сеткой розовых артерий на них – всегда находились около покупателей, стояли на всех входах и выходах базаров и рынков, бродили меж рядов, делая вид, что выискивают что-нибудь для покупки.
Около городских ворот теперь круглосуточно дежурили одни только нелюди.
Они были везде.
И Юсуп чувствовал, что с каждым днем их становится все больше и больше! Это как в математике, которую преподавал им Учитель Тыква-Н-До. Один упырь мог обратить в себе подобного трех человек за ночь. Новообращенные тут же начинали кусать других. И так до бесконечности. Правда, упырь не станет нападать на жилые дома или на людей, у которых крепкая вера, есть крест и прочие христианские принадлежности. Они пьют кровь только у тех, кто запоздал ночью домой, засиделся в кабаке, в общем, оказался один в окружении домов, темноты и нелюдей…
С учетом того, что Аиша появилась в Назараде на полторы недели раньше их маленького отряда, к сегодняшнему дню почти половина города могла быть нелюдями.
Еще почти неделя требовалась молодому упырю, чтобы стать полноправным членом кровососущей братии. Тогда ему выдавались ботинки, плащ; он получал множество привилегий. Такие упыри уже могли нападать на кого угодно без исключения. То есть совсем скоро Назарад мог перейти в полную власть того, кто захотел править миром.
Ну и амбиции же у этого Упыря!
В дверном проеме показалась Алаида. Одета она была в легкое платьице, волосы распущены, а на ногах – легкие сандалии.
Ильнур, оглядев ее с ног до головы, аж сглотнул. Да, Алаида определенно умела производить впечатление на окружающих.
Взгляд Юсупа на секунду задержался на красивых ее ножках, потом застыл на не менее прекрасном личике.
– Я готова! – весело сообщила Алаида, поигрывая зажатым в руке кожаным мешочком. – Заодно зайдем на базар и кое-что купим! У меня масла кончились! Где ты, мой умалишенный дедушка?..
Гиберт не любил турков. Невежественный, некультурный народ!
Подумать только: турки никогда не ели свинины, когда для Гиберта она была одним из любимых лакомств! Особенно запеченная с яблоками!
А еще Гиберта фон Клауссенца раздражали турецкие сабли, изогнутые полумесяцем на манер монгольских, с неудобной рукояткой. Гиберт разбирался в холодном оружии отлично, но на дух турецкие сабли не переносил, презрительно морщась при их виде.
Однако посол на то и посол, чтоб ехать туда, куда пошлет страна. А Гиберт, как истинный ариец, Родине поклонялся и втайне ее любил. При звуках торжественного марша на глаза его наворачивались мужские слезы, из приплюснутого носика начинало неизменно капать, и приходилось лезть во внутренний карман за платком.
Гиберт не был злым человеком, но любил деньги и не любил ленивых слуг. Последних порол каждый вечер плеткой, а особо провинившихся ставил на горох в угол. Такое наказание он обнаружил в русском городе Петербурге, и оно ему очень понравилось.
Слабостью Гиберта была, без сомнения, рыбалка. Кстати, турки не выносили рыбалки! Нет, с удочками да сетями – пожалуйста, но чтоб с динамитом да с пороховыми шашками – нет! Говорили – мол, это слишком жестоко, отсутствует своеобразный дух охоты… Как же отсутствует, когда вот он, Гиберт, ощущал его всегда, когда, спрятавшись среди камышей, наматывал леску на бочонок с порохом, поджигал фитиль и что есть духу швырял бомбу на середину озера! А как красиво было, когда бочонок взрывался, выбрасывая в воздух тонны воды вперемешку с водорослями, рыбой, камешками! Да и рыбы сколько угодно потом можно было насобирать да пожарить! Но турки не уважали этот способ и Гиберту фон Клауссенцу ни пороха, ни бочонков, ни тем более шнуров не давали. Вот и приходилось немцу томиться среди стен своего посольства в Назараде – есть, спать, разбирать государственные дела, ездить на аудиенции к турецкому $169are и изредка развлекаться в гостях у несравненной Аишы.
Аиша была, пожалуй, единственной, кого Гиберт уважал в Назараде. Она в совершенстве владела немецким, а манеры ее были столь великолепны, что сам Гиберт иногда сомневался: а достаточно ли вежлив он сам и не смотрится ли по сравнению с Аишей деревенским невежей? За несколько минут до встречи с Аишей он чувствовал неловкость и скованность, которые тотчас растворялась, стоило ему очутиться в ее обществе. И, конечно, Гиберт втайне был влюблен в Аишу. В нее просто невозможно было не влюбиться! Казалось, Аиша создана специально для того, чтобы мужчины за ней так и вились! Ослепительно белые длинные волосы и великолепная грудь приковывали к себе взгляды, а прекрасное личико и фигурка, наверное, будут единственным светлым воспоминанием Гиберта во всей этой поездке Так думал он сам, и ничто не могло помешать этим его мыслям.
Вот и сегодня вечером немецкий посол собирался навестить Аишу, чтобы поужинать с ней и, возможно, остаться на бал, который она давала у себя в замке по поводу дня рождения своего дядьки Ефана. Гиберт ни разу еще не видел дядьку, но по разговорам знал, что это очень образованный и знатный мужчина, пользующийся непререкаемым авторитетом и властью. И немецкому послу хотелось познакомиться с ним поближе, ибо он предполагал, что найдет в Ефане достойного собеседника.
