Эмили пристально посмотрела на двоюродную сестру и голосом, полным напряжения, заметила:

– Думаю, ты не рассердишься на меня за мои слова, но я надеюсь, Джим понимает, что пить ему запрещено. Ведь ему теперь и капли взять в рот нельзя, и…

– Он знает, – перебила Пола. – И можешь не сомневаться, что уж я-то точно знаю. Спасибо за заботу, Эмили. Шаг за шагом – только так теперь я могу жить, занимаясь лишь проблемами сегодняшнего дня и не думая о завтрашних. Иначе я сойду с ума. И, честно говоря, сейчас меня больше всего заботит наша бабушка.

– Я тебя понимаю, и я смотрю на вещи точно так же. Можешь не сомневаться – я всегда помогу тебе по мере своих сил и возможностей.

Они просили и умоляли, хитрили и шли напролом. Все трюки шли в ход, лишь бы убедить Эмму Харт вернуться к работе.

Но она неизменно и совершенно категорически отказывалась. Ее позиция оставалась неизменной. Она только решительно качала головой и повторяла снова и снова, что она ушла на покой и не собирается ничего менять.

В конце концов Пола и Эмили смирились, по крайней мере с виду. Но не упускали случая за едой обронить пару многозначительных фраз и полунамеков. Они постоянно обращались к ней за советами, даже когда на самом деле в них не нуждались, и всячески старались пробудить в ней интерес и желание вновь играть активную роль в созданном ею деле.

Эмма отлично видела их игру и улыбалась про себя. Ее трогала их любовь и забота, но она не собиралась менять свое решение вести тихую жизнь в Пеннистоун-ройял.

А затем наступило утро в середине мая, когда Эмма проснулась рано и почувствовала, что ее переполняет прежняя энергия, нетерпение и энтузиазм. Она удивилась и некоторое время лежала в постели, погрузившись в размышления.

– Я с ума сойду от скуки, – объявила она Хильде, когда экономка в восемь часов принесла ей поднос с завтраком.

Та поставила поднос на колени Эмме и сочувственно покачала головой.

– Разумеется, миссис Харт. Всю жизнь вы вели такой активный образ жизни, что нынешнее спокойное и размеренное существование неестественно для вас. Возможно, вам следует попросить Тилсона отвезти вас сегодня в Лидс. Вы могли бы поесть вместе с мисс Полой или мисс Эмили. Вам пойдет только на пользу, если вы ненадолго выберетесь из четырех стен – я уверена.

– У меня есть идея получше, – задумчиво произнесла Эмма. – Начну-ка я каждый день ходить в контору. Конечно, я определенно не желаю работать ежедневно и с утра до вечера. Но с другой стороны, мне надо чем-то заняться. – Эмма с выражением раскаяния покачала головой. – Мне давно уже следовало помогать Эмили планировать ее свадьбу. Я совсем забыла о своих обязанностях. Эгоистичная старуха – вот кто я… Сидела и жалела себя, потому что все мои прежние друзья умерли. – Ее морщинистое лицо вдруг озарилось улыбкой. – Ведь мои внучки тоже мои друзья, верно, Хильда?

– Можете не сомневаться, миссис Харт, – ответила та. – И мисс Эмили с удовольствием примет вашу помощь, ведь ее мать живет в Париже и, похоже, совсем не думает о свадьбе дочери. А у девушки столько забот, да и время уже поджимает. Пятнадцатое июня ведь не за горами, мадам. – Хильда расплылась в улыбке. – А сейчас я пойду вниз и скажу Тилсону, чтобы он подавал машину примерно к половине одиннадцатого. Хорошо?

– Прекрасно, Хильда. Большое спасибо.

Без десяти двенадцать Эмма Харт вошла в свой огромный универмаг в Лидсе. Она прекрасно выглядела в сшитом по заказу платье темно-голубого цвета и в пальто того же тона. Молочного цвета жемчуга охватывали ее шею. Бриллианты блестели в ушах. Седые волосы были аккуратно уложены, а макияж безупречен.

Быстрым и решительным шагом, с улыбкой на губах прошла через отдел косметики на первом этаже.

Когда она остановилась, чтобы поздороваться с многочисленными продавцами, она почувствовала, что тронута почти до слез тем теплым приемом, который ей оказали все они.

Эмма поднялась на лифте для старших сотрудников и на миг заколебалась перед дверью своего кабинета. Ее мучил вопрос – что скажут Пола и Эгнесс. Наконец она повернула ручку двери и вошла.

Пола и Эгнесс стояли у стола секретарши, с головой уйдя в разговор. Когда дверь распахнулась, обе женщины автоматически повернули головы. При виде Эммы они онемели. Ее появление явно стало для них полной неожиданностью.

– Ну что ж, – сказала Эмма. – Я вернулась. И надолго. – Она начала смеяться, глядя на изумленные выражения их лиц и с нарочитым северным акцентом добавила: – Ну, хватит смотреть на меня, как баран на новые ворота. Скажите же что-нибудь.

Пола радостно улыбнулась.

– Добро пожаловать, бабушка, – произнесла она, идя ей навстречу и взяв ее за руку, – Твой кабинет ждет тебя – уже несколько недель.

В последующие за тем месяцы у Эммы часто возникало ощущение, что время понеслось вскачь, как сорвавшаяся с привязи лошадь. Ежедневно она приезжала в Лидс к одиннадцати и работала до четырех. Вскоре она уже вошла в курс всех событий и с вновь пробудившимся интересом следила за функционированием своей колоссальной деловой империи, хотя всю рутинную работу по управлению ею Эмма полностью передоверила внукам. Она наотрез отказалась вновь взять штурвал в свои руки, лишний раз заметив, что удалилась от дел еще год назад и не собирается возобновлять руководство своими многочисленными предприятиями. Она согласилась стать лишь своего рода консультантом, и в случае нужды всегда готова была дать точную и мудрую рекомендацию. А ум ее остался по-прежнему острым, проницательным и тонким.

Итак, продолжая пристально приглядывать за делами компании, Эмма посвятила почти все свое время подготовке к двум свадьбам, намеченным соответственно на июнь и июль. Эмили с огромным облегчением приняла помощь бабушки, точно так же, как и Мэгги Рейнольдс, – невеста Александра. Мать Мэгги умерла уже довольно давно, а ее отец, отставной армейский полковник, в последнее время не слишком хорошо себя чувствовал. К тому же он, человек суровый и замкнутый, не очень-то интересовался столь далеким от круга мужских увлечений событием, как свадьба собственной дочери.

Со свойственной ей эффективностью и редкостной способностью полностью концентрироваться на решаемой проблеме, Эмма медленно, но верно двигалась вперед. Она занималась приглашениями, списком гостей, поставщиками продуктов и цветов, портными и музыкантами, которым предстояло играть на обоих торжествах. Она нанесла несколько визитов преподобному Эдвину Легрису, дабы обсудить по отдельности каждую церемонию, которые ему предстояло лично провести в Рипонском соборе. Эмма подолгу беседовала с органистом и руководителем хора и помогла будущим парам отобрать соответствующую музыку.

Ни одной, даже самой мельчайшей детали она не пустила на самотек. Эмма Харт стремилась к идеалу и твердо решила его добиться, невзирая на траты времени, сил и денег. Как-то вечером Уинстон сказал ей:

– Как хорошо, что вы снова вернулись, тетя Эмма, снова встали во главе войска и время от времени щелкаете хлыстом, как раньше в «Гнезде цапли». Что бы без вас делали?

– Не сомневаюсь, что справились бы, – как всегда уверенно отозвалась Эмма, но замечание Уинстона доставило ей удовольствие. Ей хотелось чувствовать себя нужной и полезной, – подумала она в тот вечер, укладываясь спать. Она также призналась себе, что предсвадебная суета отвлекла ее от смерти Блэки, облегчила ее горе и чувство одиночества. «Вот что значит полезная деятельность, – пробормотала она себе под нос, натягивая ночную рубашку. – И счастливые события. Все, что нужно любому старику, чтобы почувствовать смысл дальнейшей жизни».

С сердцем, преисполненным любви, гордости и радости, следила Эмма, как Эмили шла к величественному алтарю Рипонского собора под руку с отцом, Тони Баркстоуном, в полдень пятнадцатого июня.

Ее молоденькая внучка в тот день выглядела очаровательной, как никогда. В своем свадебном наряде из белой тафты она напоминала хрупкую статуэтку из знаменитого дрезденского фарфора. Платье было выполнено в классическом стиле с кринолином и лилиями. Те же цветы, только вышитые из шелка, украшали маленькую корону, венчавшую украшенную фатой голову невесты. Из украшений, помимо обручального кольца, она надела только каплевидные бриллиантовые сережки, подаренные ей Эммой в 1968 году, да еще ниточку жемчуга – подарок тетушки Шарлотты, которая получила его сразу после первой мировой войны от брата Эммы, Уинстона, в день собственной помолвки. Подружками невесты были сводные сестры Эмили, Аманда и Франческа, очаровательные в своих платьях из голубой тафты и с венками из жимолости на головах.