Эмили направилась к выходу. По дороге она огляделась вокруг и вновь поразилась красоте Каминного холла. Но в то же время ей вдруг открылось спокойствие, которым дышали его стены. Теплый нежный свет заливал комнаты дома, в огромном камине, как всегда осенью и зимой, полыхал жаркий огонь, широкий лестничный проем украшали горшки с хризантемами цвета золота и бронзы. Да, холл выглядел точно так же, как всегда, сколько помнила себя Эмили, вплоть до медной вазы на сервировочном столике.

Эмили почувствовала, как от привычного вида комнаты ее переполнило ощущение защищенности и уверенности. Казалось, Эмма никуда не уезжала, она здесь, и страхи девушки начали рассеиваться. Ее бабушка – восхитительная женщина, обладающая великим даром понимать людей. Она всегда любила Энтони и доверяла ему… не потому что он ее внук, а потому что ценила его характер и человеческие качества.

Резко повернувшись, Эмили широко улыбнулась Хильде. Ямочки заиграли на ее щеках, но зеленые глаза оставались серьезными, а голос звучал твердо и ясно.

– Не волнуйся, Хильда. Бабушка во всем разберется с легкостью. И спасибо за то, что уложила мою сумку.

– Пустяки, мисс Эмили. Но прошу вас, поосторожнее на дороге.

Распрощавшись с Хильдой, Эмили бегом припустилась к «астон-мартину», швырнула сумку на заднее сиденье и уже через несколько секунд развернула машину и помчалась в обратный путь.

По дороге в Хэрроугейт обретенное в Пеннистоун-ройял чувство уверенности не покинуло девушку, и она больше не сомневалась, что Энтони сказал правду, и смерть Мин явилась результатом несчастного случая.

Эмили настолько убедила себя, что все хорошо, что в Лонг Медоу она приехала в отличном настроении. Эмили предвкушала хороший ужин и при мысли о холодном барашке, овощном рагу и стакане ледяного белого вина ее рот заполнился слюной.

Но, войдя в кухню, она забыла обо всем. Эмили не могла сразу же не заметить царивший там кавардак. Еда на кухонном столике лежала, брошенная впопыхах. Баранина осталась недожаренной, овощное рагу застыло на сковородке на плите, дверцы буфета раскрыты нараспашку.

Пола безвольно сидела за столом, и при виде убитого выражения ее лица все страхи Эмили вернулись к ней вновь.

– Что случилось? – воскликнула она с порога. – Что-нибудь ужасное в Клонлуглине? Неужели они арестовали…

– Нет, нет, ничего подобного, – успокоила ее Пола, подняв глаза навстречу кузине. – Оттуда даже не звонили. – В ее голосе звучала безмерная усталость.

– Тогда в чем дело? – спросила Эмили, тоже усаживаясь за стол и внимательно глядя на изнуренное лицо Полы.

Та вздохнула, но не ответила.

У Эмили возникло подозрение, что Пола недавно плакала, и, подавшись вперед, она взяла тонкую, изящную руку кузины в свои ладони.

– Пожалуйста, поделись со мной.

– Мы с Джимом сильно поругались. Он позвонил совсем недавно и говорил со мной таким недопустимым тоном, что я не выдержала.

– Но почему?

– Из-за Сэма Феллоуза. Он не послушался меня и позвонил Джиму. Трижды звонил в его отель в Торонто и просил перезвонить. Когда Джим вернулся, то связался с ним, и Феллоуз рассказал о случившемся, о моем приказе ничего не писать, даже некролог. Феллоуз пожаловался, будто я разговаривала с ним очень грубо и покровительственно, и даже пригрозила увольнением. Джим вышел из себя, он кричал на меня, говорил оскорбительные вещи. Он считает, что я вела себя бестактно. Сказал, будто битых двадцать минут успокаивал Феллоуза, пока тот не согласился остаться. – Пола потянулась за платком и высморкалась.

– Невероятно! – пылая негодованием, воскликнула Эмили. – Но когда Джим понял, почему ты отдала Феллоузу такие распоряжения, когда ты объяснила ему о павшем на Энтони подозрении, он извинился?

– Ну, он немного смягчился, – буркнула Пола. – Но остался при своем мнении. И не стал извиняться. Его больше беспокоило, следует ли ему завтра вылетать в Ирландию. Он считает, что должен быть рядом с Эдвиной и Энтони и морально поддерживать их.

– Уж он-то поддержит, – скорчив недовольную мину, фыркнула Эмили медленно покачав головой. – Но что случилось с Джимом? Неужели он забыл бабушкино правило о том, что в наших газетах не должна упоминаться наша семья?

– Нет, в начале разговора Джим заявил, что этот случай – особый. Так как сообщения о смерти Мин, вероятно, появятся в национальной прессе, мы будем глупо выглядеть, если не напечатаем некролог. Осознав всю сложность ситуации, он несколько поостыл, но все равно настаивает на своем – дескать, я неправильно вела себя с Феллоузом.

– А что, по его мнению, тебе следовало делать?

Легкая улыбка тронула губы Полы.

– Он считает, надо было просить Феллоуза ничего не печатать в ближайших номерах, но подготовить некролог, а затем придержать его, пока Джим или Уинстон не дадут команду из Канады. Он заявил, что по таким вопросам решения принимают они с Уинстоном, но не я.

У Эмили отвисла челюсть, и она в недоумении уставилась на Полу.

– А разве ему не известно, что бабушка именно тебе и Уинстону поручила принимать решения от ее имени в экстремальных ситуациях?

– Я не считала необходимым говорить ему это до его отъезда, – произнесла Пола. – Не хотела ущемлять его самолюбия. Мне бы пришлось открыть ему, что опекуном, отвечающим за акции наших детей в компании, являемся мы с Уинстоном и Александром, а не он. Ну как я могла сказать ему такое, Эмили?

– Надо было, – сердито ответила та.

– Возможно, – признала Пола, не обращая внимания на тон кузины.

«Уверена, она так до сих пор ничего ему и не сказала», – подумала Эмили, а вслух произнесла:

– Джим и в самом деле решил мчаться в Ирландию?

– Не уверена. Он очень хотел переговорить с Уинстоном. Прежде чем позвонить сюда, Джим пытался найти его в Ванкувере.

– Ты хочешь сказать, что после всех наших звонков он связался с нами в последнюю очередь? – не поверила своим ушам Эмили.

Пола кивнула. Двоюродные сестры обменялись долгим, понимающим взглядом, припомнив первое правило их бабушки, которое та вбила им в головы как дважды два. Эмма учила: при любой непредвиденной ситуации, прежде чем действовать, надо всегда посоветоваться хотя бы с одним из членов семьи, не торопиться делиться проблемами с посторонними, постоянно поддерживать друг друга и, самое главное, выступать плечом к плечу на защиту интересов семьи.

– Наверное, он решил, что что-то произошло в газете… – неуверенно произнесла Пола.

– Пусть бабушка его и не воспитывала с детских лет, но он наверняка помнит ее правила? – взорвалась Эмили. – Ему следовало первым делом позвонить нам, тогда он знал бы все детали. По крайней мере, тогда не произошло бы вашей ссоры. – Она резко откинулась на спинку стула, не скрывая своего возмущения поведением Джима.

– Ты права. Ну, ладно, Эмили, это все пустяки. Послушай, мне следовало бы сразу сказать тебе, что звонил Уинстон. – Пола улыбнулась, решив забыть о неразумном поступке мужа.

– Когда? – встрепенулась Эмили и добавила со значением: – Уверена, уж он-то не стал сначала вести беседы со всем человечеством.

Впервые за несколько часов Пола рассмеялась.

– Ты абсолютно права, дорогая. И он позвонил почти сразу же после нашего разговора с Джимом.

– Ну, скорее, расскажи все, о чем говорил Уинстон, и не упускай ни единого слова.

Пола ласково поглядела на кузину.

– Уинстон обедал в гостях у председателя правления бумажной фабрики. Когда он наконец под вечер вернулся в отель – по канадскому времени, его ждала целая кипа посланий. Звонил Сэм Феллоуз – естественно, – а также Салли, Джим и ты. Поскольку ты оставила номер моего телефона, а Феллоуз настаивал на срочном разговоре, Уинстон испытал настоящее потрясение, когда я сообщила ему о смерти Мин, и он очень обеспокоен насчет Салли. «Держите мою сестру как можно дальше от Клонлуглина», – повторил он несколько раз. Я его, конечно, успокоила, и он с облегчением узнал, что я твердо с ней поговорила. Уинстон задал много толковых вопросов, и я смогла ответить на них. Еще он сказал, что я все сделала правильно и что наши с тобой действия тоже абсолютно верны. Он рад, что ты сегодня ночуешь у меня.