– Хорошо, капитан, подождем, но потихоньку приблизимся…

– Как прикажете!

Капитан поступил, как опытный моряк. Кораблю не следует подходить в темноте к незнакомому берегу.

Приближаясь к новой земле, нужно делать промеры лотом note 19 и остерегаться ночного мрака.

Пассажир вернулся в свою каюту, и, хотя он задремал, юнге не пришлось на рассвете будить его – он был на палубе еще до восхода солнца.

Капитан решил не покидать мостика и не передавать боцману ночной вахты.

Медленно опускалась ночь. Линия горизонта становилась все более расплывчатой, а периметр note 20 его постепенно сужался.

В зените угасали последние, еще пронизанные рассеянным светом облака. Ветер стихал. На шхуне оставили только паруса, необходимые для того, чтобы сохранить действие руля и удерживать направление дрейфа.

На небесном своде зажглись первые созвездия. На севере Полярная звезда смотрела тусклым, неподвижным оком, между тем как Арктур блистал на сгибе Большой Медведицы. В противоположной стороне от Полярной звезды ярко сияла Кассиопея, напоминая W. Под ними появилась Капелла – точно на том месте, где она взошла накануне и взойдет завтра, четырьмя минутами раньше, чтобы начать, как обычно, свой звездный день.

На заснувшей поверхности моря царило то необыкновенное оцепенение, которое неизбежно сопутствует наступлению ночи.

Капитан, облокотившись на борт шхуны, застыл неподвижно возле брашпиля note 21. Его голова была полна одной мыслью – об этой темной точке, замеченной в мглистых сумерках. Теперь его снова одолевали сомнения, а ночная тьма делала их еще более мучительными. Не обмануло ли его зрение? И действительно ли на этом месте выступил на поверхность новый островок? Да, конечно. Он хорошо знал эти воды, ведь он бывал здесь сотни раз… Ему казалось, что островок находится на расстоянии какой-нибудь мили, и не более восьмидесяти лье note 22 отделяют его от ближайшей земли. Но если он не обманывается, если островок действительно выступил в этом месте из глубин моря, то не успел ли его уже кто-нибудь занять?.. А вдруг какой-нибудь мореход водрузил на нем свой флаг?.. Англичане, эти океанские тряпичники, не поспешили ли они подобрать попавшийся им на пути жалкий островок и бросить его в свою переполненную корзину! Не загорится ли во тьме огонек, говорящий о том, что остров уже кем-то занят?.. Возможно, что эта груда скал поднялась на поверхность уже несколько недель или даже несколько месяцев назад, и в таком случае вряд ли она могла ускользнуть от взора моряков, от секстанта note 23 гидрографа note 24.

От всех этих мучительных и тревожных мыслей капитан пребывал в смятении, нетерпеливо ожидая рассвета. Теперь ничто уже не указывало на местоположение острова – не было даже отблеска тех испарений, которыми он казался окутанным и которые могли бы осветить наступившую тьму. Во мраке сливались воздух и вода.

Время шло. Полярные созвездия описали уже по небосводу четверть круга. К четырем часам первая полоса света забрезжила на востоке-северо-востоке. В предутреннем сумраке можно было различить несколько легких облаков, повисших в зените. Еще несколько минут – и солнце озарит горизонт. Но моряку не нужно столько света, чтобы различить открытый накануне островок, если он вообще существует.

В этот момент незнакомец поднялся на мостик, где находился капитан.

– Итак?.. Где же этот остров? – спросил он.

– Вот он, ваша светлость, – ответил капитан, показывая на группу скал, видневшихся примерно в двух милях от шхуны.

– Причалим!

– Слушаюсь, ваша светлость!..

Пусть читатель не удивляется, что в этой главе неожиданно выходит на сцену паша Мухаммед-Али note 25. Как бы ни была значительна роль знаменитого паши в истории Леванта, в нашем рассказе он фигурирует только потому, что знатный незнакомец, путешествовавший на шхуне-бриге, находился во враждебных отношениях с этим основателем нового Египта.

В ту пору Мухаммед-Али еще не пытался с помощью армии своего сына, Ибрагима-паши, завоевать Палестину и Сирию, принадлежавшие султану Махмуду note 26, повелителю обеих Турции: азиатской и европейской. Напротив, султана и пашу связывала дружба, так как последний оказал деятельную поддержку султану при покорении Морей, решительно подавив попытки к восстановлению независимости маленького греческого королевства.

На протяжении нескольких лет Мухаммед-Али и Ибрагим-паша спокойно жили в своем пашалыке note 27. Но, несомненно, эта зависимость, ставящая их в положение рядовых подданных Порты note 28, задевала их самолюбие, и они только и ждали повода, чтобы сбросить с себя тяготившие их веками оковы.

В те времена жил в Египте один человек, получивший по наследству накопленное несколькими поколениями предков состояние, которое считалось одним из самых значительных в стране. Этот богач проживал в Каире, и звали его Камильк-паша. Его-то капитан таинственной шхуны-брига и титуловал «ваша светлость».

Это был человек образованный, питавший большую склонность к математическим наукам, которые интересовали его не только со стороны практического применения, но и теоретически. Египтянин по рождению, турок душою, Камильк-паша был прежде всего человеком Востока.

Понимая, что султан Махмуд будет более упорно, нежели Мухаммед-Али, сопротивляться попыткам Западной Европы покорить народы Леванта, Камильк-паша с головой окунулся в борьбу, став на сторону Махмуда. Родившись в 1780 году в военной семье, Камильк-паша, не достигнув еще и двадцати лет, вступил добровольцем в армию Джаззара note 29 и благодаря своей отваге вскоре получил почетный титул паши. В 1799 году он сотни раз рисковал своей свободой, состоянием, жизнью в войне с французами, во главе которых стоял Бонапарт и генералы Клебер, Ренье, Ланн, Бон и Мюрат note 30. В битве при Эль-Арише он вместе с турками попал в плен. Ему предложили свободу в обмен на клятву никогда не сражаться против Франции. Но, уверенный в том, что судьба может перемениться, упорный как в своих действиях, так и во взглядах, он решил бороться до конца и потому отверг это предложение. Вскоре Камильк-паше удалось бежать, и он с еще большим ожесточением бросился в борьбу.

После сдачи Яффы, 6 марта, он оказался в числе тех, кому капитуляция спасла жизнь. Когда четыре тысячи пленников, в большинстве албанцы или арнауты, предстали перед Бонапартом, тот очень встревожился, опасаясь, как бы эти храбрые солдаты не усилили гарнизон паши в сирийском порте Акке. Вот почему Бонапарт отдал приказ всех их расстрелять, доказав тем самым, что он принадлежит к таким завоевателям, которые ни перед чем не останавливаются.

На этот раз пленным не предлагали, как в Эль-Арише, свободу при условии, что они поклянутся оставить военную службу. Нет! Их всех приговорили к смерти. Расстрелянные падали на песчаный берег, а те, кого пуля миновала и кто думал, что его помиловали, находили смерть на этом скалистом берегу.

Но Камильк-паше не суждено было здесь погибнуть.

Нашлись люди, французы – надо воздать им должное, – которым показалась отвратительной эта ужасная бойня. Смельчакам удалось спасти нескольких пленников. Один из спасителей, моряк с торгового корабля, отправился ночью к рифам, где рассчитывал найти несчастных, и подобрал тяжелораненого Камильк-пашу. Он перенес его в надежное место, ухаживал за ним, выходил его. Мог ли Камильк-паша когда-нибудь забыть такую услугу? Нет. О том, как и при каких обстоятельствах он отблагодарил своего спасителя, и будет впоследствии рассказано в этой правдивой и удивительной истории…