Макрей, в ливрее Уэстморлендов, широко распахнул дверцу экипажа, завидев приближающегося хозяина. Ухмыльнувшись рыжеволосому шотландцу, Клейтон кивком показал на лошадей:

— Если они всю дорогу будут тащиться шагом, пристрели их!

Радостное волнение бурлило в душе Клейтона с каждым поворотом колес экипажа. Он был счастлив перспективой впервые появиться в обществе с Уитни. Бал у Ратерфордов, на который он поехал, желая лишь немного развлечь девушку, превратился в чудесное событие для него самого. Он мечтал показать всем, что она принадлежит ему, а разве существует лучшее место, чтобы ввести ее в лондонское общество, чем дом его лучших друзей?

Клейтон с почти мальчишеским восторгом воображал лица Маркуса и Элен Ратерфорд, когда он сегодня представит им Уитни как свою невесту И хотя, открывая тайну их помолвки, он нарушает обещание, она может быть уверена, что дома об этом по-прежнему никто не узнает по крайней мере еще несколько дней. Тайна, с отвращением подумал Клейтон. Да пусть хоть всему миру станет известно!

— Он приехал! — воскликнула Эмили, вбегая в комнату Уитни, после того как встретила внизу своего благородного гостя. — Только подумай! Твое первое появление в лондонском обществе произойдет на самом грандиозном балу года, куда тебя сопровождает сам герцог Клеймор! Как бы я хотела, чтобы Маргарет Мерритон увидела тебя сейчас!

Восторженный энтузиазм Эмили, возраставший с каждой минутой, оказался таким заразительным, что Уитни невольно улыбнулась, не в силах подавить необъяснимую радость, овладевшую ею при виде Клейтона, беседовавшего с лордом Арчибалдом у подножия лестницы.

Как только Уитни начала спускаться, Клейтон машинально поднял голову. И то, что увидел, заставило его задохнуться от гордости и счастья. Уитни Стоун в платье, напоминающем греческую тунику из золотистого атласа, выглядела сверкающей молодой богиней. Одно плечико осталось восхитительно обнаженным, легкая ткань льнула к ее точеной фигуре и вихрилась у подола золотым водоворотом. Нитка желтых турмалинов с бриллиантами обвивала густые темные пряди, а лицо и глаза светились сияющей улыбкой.

Клейтон подумал, что она никогда еще не выглядела такой соблазнительной. Она была прекрасной, ослепительной, чарующей… и принадлежала ему!

Длинные перчатки в тон платью доходили почти до плеч, и, когда Уитни достигла подножия лестницы, Клейтон не смог противиться искушению сжать ее руки. Серые глаза пылали страстным пламенем, голос внезапно охрип.

— Боже, ты изумительна! — выдохнул он. Подпав под очарование этих неотразимых глаз, Уитни поддалась внезапному порыву позволить себе по-настоящему наслаждаться этим вечером. Отступив, она наградила взглядом, полным нескрываемого восхищения, облаченную в вечерний костюм фигуру Клейтона и, вздохнув с притворной грустью, прошептала:

— Боюсь, далеко не так красива, как вы. Клейтон помог ей надеть накидку из золотистого атласа и поспешил проводить к карете, даже не вспомнив, что забыл попрощаться с Арчибалдами.

Глядя на закрытую дверь, Эмили протяжно вздохнула — Если питаешь какие-то надежды, — мягко предупредил Майкл, обнимая жену за плечи, — лучше пожелай Уитни сохранить ясную голову, а не Клейтону потерять свою, потому что из этого ничего не выйдет. Ты достаточно наслушалась о нем сплетен, чтобы прекрасно это понять. Даже если он влюбится без памяти настолько, чтобы пренебречь небольшим состоянием Уитни, все равно никогда не женится на женщине гораздо ниже себя по происхождению. Семейные традиции обязывают Клейтона выбрать жену из старинного аристократического рода.

К ночи сгустился туман, подул холодный ветерок, поднимавший полы накидки Уитни. Девушка помедлила на ступеньках крыльца, натягивая широкий атласный капюшон, чтобы сохранить прическу, и тут ее взгляд упал на карету, ожидавшую на улице под газовым фонарем.

— Боже милосердный, это ваш? — охнула она, не в силах оторвать взгляд от великолепного экипажа, покрытого темно-красным лаком, с золотым гербом, сверкающим на дверце. — Ну конечно, ваш, — торопливо поправилась она и, взяв себя в руки, спустилась вниз. — Просто я никак не могу привыкнуть думать о вас, как о герцоге. Все время путаю вас с тем Клейтоном Уэстлендом, который живет по соседству со мной.

Она бормотала еще что-то, чувствуя себя глупенькой деревенской простушкой, однако не могла противиться искушению остановиться, чтобы получше разглядеть не столько карету, сколько чудесную четверку серых коней с белыми гривами и хвостами, нетерпеливо перебиравших ногами и вскидывавших головы, горя желанием поскорее тронуться в путь.

— Вам они нравятся? — поинтересовался Клейтон, помогая ей сесть и сам устраиваясь рядом.

— Нравятся? — повторила Уитни, откидывая капюшон и застенчиво улыбаясь. — Да я никогда не видела таких прекрасных животных!

Клейтон слегка обнял ее за плечи:

— В таком случае они ваши.

— Нет, я не могу их принять. Правда, не могу.

— Теперь вы намереваетесь лишить меня удовольствия дарить вам подарки? — мягко осведомился он. — Поверьте, ничто не обрадовало меня больше, чем возможность заплатить за ваши туалеты и драгоценности, пусть даже и без вашего ведома.

Немного успокоенная его благодушно-веселым настроением, Уитни задала вопрос, который прежде боялась высказать вслух:

— Сколько вы заплатили за меня отцу? Дружелюбная атмосфера мгновенно рассеялась.

— Даже если вы не захотите мне ни в чем уступить, по крайней мере сделайте одолжение, прекратите упорствовать в этом глупом убеждении считать себя чем-то вроде моего приобретения!

Но теперь, когда она наконец высказала все и к тому же навлекла его гнев, Уитни желала добиться ответа.

— Сколько? — упрямо повторила она.

— Сто тысяч фунтов, — поколебавшись, холодно бросил Клейтон.

Уитни отшатнулась, как от удара. Никогда, даже в самом буйном воображении, не представляла она подобной суммы — жалованье лакея составляло всего тридцать — сорок фунтов в год. Если она и Пол будут экономить до конца жизни, отказывая себе во всем, они никогда не смогут выплатить такой огромный долг. Теперь она всем сердцем жалела о том, что вообще затронула эту тему. Она не хотела, чтобы вечер был испорчен: сегодня их первый и последний бал вместе, и пусть он будет без привычных ссор и баталий. Ей вдруг почему-то стало жаль расставаться с Клейтоном.

Отчаянно пытаясь вернуть прежнее веселое настроение, Уитни небрежно заметила:

— В этом случае вы просто глупец, милорд герцог. Клейтон швырнул перчатки на сиденье и выпрямился.

— В самом деле? — протянул он свысока, стараясь, чтобы голос звучал как можно более оскорбительно. — Почему же, мадам?

— Потому, — кокетливо сообщила Уитни, — что, по моему мнению, вам не стоило позволять ему выманить у вас хотя бы шиллинг сверх девяноста девяти тысяч.

Ошеломленный взгляд Клейтона остановился на ее лице, на улыбающихся губах, и тут он, откинув голову, рассмеялся низким гортанным смехом, согревшим сердце Уитни.

— Когда мужчина решает добыть сокровище, — хмыкнул он, притягивая ее к себе и чуть улыбаясь, — не стоит спорить из-за нескольких фунтов.

В экипаже воцарилось молчание, продолжавшееся до тех пор, пока веселые искорки в его глазах не сменились медленно разгоравшимся пламенем. Глаза заблестели расплавленным серебром. Их взгляд словно держал ее в невидимом плену, и, когда Клейтон медленно наклонил голову, Уитни не отстранилась.

— Я хочу тебя, — выдохнул он, впившись в ее губы жгучим безумно сладострастным поцелуем, мгновенно лишившим ее разума.

Особняк Ратерфорда сверкал огнями. Длинная аллея, ведущая к нему, была запружена экипажами, неспешно продвигавшимися к парадным дверям. Из карет выходили дамы в переливающихся всеми красками нарядах и мужчины в вечерних костюмах. Каждый экипаж встречали лакеи с пылающими факелами и провожали гостей по ступенькам крыльца к самому входу.

Не прошло и получаса, как Уитни и Клейтон уже вошли в просторный вестибюль, где очередной слуга в ливрее взял у них плащи, и они начали подниматься по широкой, устланной ковром лестнице, уставленной по обеим сторонам огромными букетами белых орхидей в высоких серебряных вазах.