— С чем смиряешься? — шепнул Клейтон, прикасаясь губами к ее виску.

— С любовницей! — выпалила Уитни. Клейтон резко вскинул голову, недоуменно уставился на жену, но тут же разразился смехом. Однако, понимая, что она искренне расстроена, постарался успокоиться и принять торжественный вид, подобающий признанию, которое собирался сделать. Глядя в ее полные слез глаза, он тихо и серьезно поклялся:

— У меня не будет любовниц.

— Спасибо, — прошептала Уитни. — Боюсь, я этого не вынесу.

— Я тоже так думаю, — согласился он, пытаясь казаться невозмутимым.

Клейтон вдруг вспомнил о бархатном футляре, спрятанном в ночном столике.

— У меня для тебя подарок, — неохотно выпуская Уитни из своих объятий, сказал он.

Уитни вспомнила, что тоже приготовила подарок для мужа, и, забыв о наготе, поспешно вскочила.

— Я попросила Клариссу положить его в мою спальню, — объяснила она и бросилась к смежной двери.

Клейтон не мог оторвать от нее глаз, наслаждаясь изяществом движений и совершенством линий. Но тут Уитни, спохватившись, что не одета, поспешно подобрала с пола кружевной пеньюар и накинула на себя.

Клейтон вынул из футляра ожерелье из квадратных изумрудов, обрамленных бриллиантами, и такие же браслет и серьги.

— Достойные герцогини, — прошептал он, целуя ее.

Уитни, смеясь, вручила мужу свой подарок.

— Достойный герцога, — прошептала она и села рядом с ним, подобрав ноги.

Клейтон открыл крышку шкатулки и, откинув голову, разразился громким смехом при виде лорнета в золотой оправе прекрасной работы.

— Непременная принадлежность членов королевской семьи, — напомнила Уитни тем же тоном, что на маскараде у Арманов, а потом достала маленькую бархатную коробочку и, неожиданно став серьезной, смущенно протянула ее мужу.

Клейтон пристально посмотрел на Уитни, прежде чем открыть крышку, стараясь понять причину ее смущения. Но так и не поняв, нажал на пружинку, вынул тяжелое золотое кольцо с великолепным рубином и поднес его поближе к свету, чтобы хорошенько разглядеть. Кроваво-красный камень таинственно сверкал, отражая крошечные огоньки. Клейтон в порыве сентиментальности уже готов был попросить жену, чтобы она сама надела кольцо ему на палец, но в этот момент заметил на внутренней стороне какую-то надпись. Затейливыми буквами на гладком золоте было выведено всего два слова:

«Моему господину»

Слово «моему» было подчеркнуто, и Клейтон, глубоко вздохнув, не в силах выразить переполнявшие его чувства, привлек Уитни к себе.

— Боже, как я люблю тебя, — хрипло прошептал он, осыпая ее поцелуями.

Наконец Клейтон поднял голову, но Уитни не отстранилась, легкими прикосновениями пальцев лаская его висок. Он откинулся назад, и Уитни оказалась сверху. Розовые упругие холмики прижались к его груди, и Клейтон с особой остротой осознал, что его тело пробуждается с устрашающей силой. Он сгорал от желания вновь сделать ее своей, но при этом боялся испугать неукротимостью страсти. Наконец Клейтон шевельнулся, и Уитни чуть приподнялась, опершись на руки, искушая его видом прелестных грудок, напоминающих спелые плоды.

— Я слишком тяжелая? — тихо спросила она.

— Нет, но, может, тебе следует немного поспать, любимая? — с сожалением предложил Клейтон.

— Мне не хочется, — запротестовала жена. Лежа на нем, обнаженная, с рассыпавшимися по его груди и плечам волосами, она напоминала богиню.

— Ты уверена, что совсем не устала? — рассеянно переспросил он, проводя костяшками пальцев по гладкой щеке и в который раз поражаясь ослепительной красоте жены. — Что же ты в таком случае хочешь?

Вместо ответа Уитни залилась краской и .поспешно уткнулась в его плечо.

— Думаю, ты совершенно права, и стоит этим заняться, — хрипловато рассмеялся он.

Неделю спустя новобрачные уехали в свадебное путешествие во Францию, где провели месяц. Вернувшись в Лондон, супруги, однако, вопреки всеобщим ожиданиям поселились не в городском доме на Аппер-Брук-стрит, а предпочли покой и уединение Клеймора. Однако они регулярно появлялись на балах и в опере, иногда возвращаясь в Клеймор уже на рассвете.

В высшем свете считалось немодным, почти неприличным, чтобы муж и жена большую часть времени проводили в обществе друг друга, герцог и герцогиня Клеймор стали законодателями собственной моды: они почти не расставались, и все признавали, что они чудесная пара. Оба красивые, элегантные, они буквально светились от счастья.

Казалось, новобрачных связывает не только глубокое чувство, но что-то гораздо большее.

Недаром высший свет замечал с общим вздохом изумления и зависти, что подобный брак крайне необычен по современным стандартам. Некоторые, наиболее откровенные, даже заходили настолько далеко, что забывали о правилах этикета и осмеливались высказывать вслух, что герцог и герцогиня, как это ни странно, влюблены друг в друга.

Сам Клейтон не испытывал ни малейших сомнений относительно своих чувств к жене. Он любил Уитни со всей страстью. Ему было недостаточно взглядов, прикосновений и ласк, чтобы утолить постоянный голод. По ночам он ощущал, как жгучее желание лишь усиливается после того, как он забывался в безумном наслаждении, а Уитни, в свою очередь, всякий раз прижималась к мужу так, словно хотела слиться с ним навсегда.

Наедине с ним она была страстной, неукротимой любовницей. В первые же недели их брака Клейтон сумел внушить ей, что в постели нет места смущению и скромности, и Уитни самозабвенно отдавалась его ласкам. Не скрывая бурных порывов, она безоглядно бросалась в огромные штормовые волны, поднимаясь и опускаясь на гребне, пока с губ не срывался экстатический крик. А потом он долго держал ее в объятиях, нежно, гладя, нашептывая милые глупости, пока оба не засыпали, счастливые, удовлетворенные и усталые.

Дни текли незаметно, наполненные радостью и семейной идиллией. Обычно, когда Клейтон уединялся в своем просторном кабинете, Уитни тоже усаживалась где-нибудь в углу, подсчитывала домашние расходы, составляла меню или просто читала, изредка бросая украдкой восхищенные взгляды на мужа, занятого корреспонденцией и деловыми отчетами. Время от времени Клейтон поднимал голову и искал ее глазами, словно желая убедиться, что жена рядом, и улыбался или заговорщически подмигивал, прежде чем снова погрузиться в бумаги.

Поначалу Уитни не была уверена, что ее присутствие будет приятно Клейтону. Это был его собственный мир. Здесь он вел деловые разговоры, отдавал распоряжения агентам и управляющим. Он любил эту работу, хотя вовсе не был обязан заниматься ею. Стивен как-то сказал ей, что за последние пять лет Клейтон почти удвоил и без того огромное состояние Уэстморлендов. Он распоряжался капиталом Стивена и — о чудо из чудес! — даже ее отца.

Уитни любила слушать, как муж беседует с поверенными и деловыми людьми. И хотя его тон был властным, он всегда оставался спокойным и выдержанным, а замечания делал конкретные и логичные. Глядя на это неотразимо красивое лицо, она испытывала прилив гордости и чувствовала себя при этом желанной и любимой. Единственной и дорогой его сердцу.

Каждый раз, когда она отправлялась в город или в театр с Эмили, ей не хватало звуков голоса Клейтона, его смеющихся глаз и чарующей улыбки.

Ночи же превращались в настоящий праздник любви. Иногда он двигался медленно, неторопливо, как в брачную ночь, в другие минуты дразнил ее, намеренно искушал, соблазнял, заставляя точно сказать, чего она хочет, иногда же брал быстро, почти грубо. И Уитни так и не смогла решить для себя, что ей нравится больше.

Сначала ее немного пугала неистовая, кипучая страсть, которую она была способна возбудить в Клейтоне всего лишь поцелуем, прикосновением, интимной лаской, но прошло совсем немного времени, прежде чем она начала бесстыдно наслаждаться его дерзкой, откровенной любовью. Уитни принадлежала ему телом, душой и сердцем.