— Обри все еще на ногах? — спросил Киприан, зная, что разговор о мальчике — вернейшее средство удержать ее внимание. Сам он медленно двинулся к ней, тщательно сохраняя на своем лице приятно-любезное выражение. Не слишком жадное. Не слишком властное.

Она будет принадлежать ему, поклялся себе Киприан. Пусть Элиза этого пока не понимает, но он понимает это чертовски хорошо.

Но, собственно, почему, неожиданно задумался он. Во всем происходящем между ними не просматривалось никакой логики. Элиза была презренной аристократкой, представительницей класса власть имущих и к тому же вовсе не относилась к тому типу женщин, который ему нравился. Наконец, она была главной помехой для его мстительных планов. И тем не менее его неудержимо влекло к ней, влекло с той самой минуты, когда он впервые прикоснулся к ней. Как ни пытался Киприан объяснить свои ощущения обыкновенным любовным голодом после долгого воздержания, сейчас он уже не так был в этом уверен. Элиза была одновременно робкой и дерзкой. Она была чопорной, но в жилах ее текла горячая кровь. Она была из тех женщин, которые, раз отдав свое сердце, остаются неизменны в своих привязанностях. И хотя она была леди, сейчас она выглядела скорее как цыганская танцовщица. Ах, да что говорить — она была единственной и неповторимой, и он должен был сделать ее своей во что бы то ни стало!

Элиза не отвечала, и Киприан взглянул на нее с мягкой насмешкой:

— Входите же, Элиза. Я вас не укушу.

По крайней мере, сейчас.

Когда она наконец шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь, Киприан воспринял это как маленькую победу.

— Садитесь. Вот сюда. — Он подвинул ей кресло. — Могу я предложить вам выпить?

Она села, приняв чопорную позу — в глазах лед, спина прямая, колени целомудренно сдвинуты. Его мать тоже сидела так. Какую бы ужасную жизнь ни приходилось ей вести, она никогда не забывала хороших манер, привитых ей с детства. Впрочем, Киприан тут же выбросил эти мысли из головы. Любые воспоминания об участи своей матери, любые размышления о том, как легко мужчине погубить репутацию женщины — и тем самым всю ее жизнь, — могли только помешать ему сейчас.

— Я выпью бокал вина, но только когда мы сядем за стол, — ответила Элиза. Киприан не смог сдержать улыбки.

— Боитесь, я напою вас так, что вы забудете сказать «нет», когда в действительности вам хочется сказать «да»?

— Нет! — с жаром выкрикнула она, схватившись за подлокотники кресла, но щеки ее окрасились прелестным розовым румянцем. — Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать… обсуждать вещи, которые вообще не следует обсуждать. Если таковы ваши намерения, боюсь, мне придется уйти.

— Постойте, Элиза, не уходите. Я просто пошутил. Скажите, вы будете так же негодовать, если я скажу вам, как чудесно вы выглядите? Даже самому благонравному джентльмену дозволяется делать комплименты своей соседке за столом, разве не так? — спросил Киприан, снимая со спинки кресла свой лучший камзол и надевая его на себя. Говоря все это, он не сводил с нее глаз, и, когда взгляд Элизы мимолетно скользнул по его груди и стал следить за тем, как он продевает руки в рукава, мгновенная вспышка желания опалила его изнутри. Любопытство ее было разбужено, она была готова.

И скоро она будет принадлежать ему.

Однако первые же ее слова заставили Киприана спуститься с небес на землю.

— Если вы уже оделись, я хотела бы поговорить с вами о судьбе Обри. Собственно, я хотела бы знать, куда идет этот корабль и когда вы собираетесь вернуть Обри его семье?

Скрывая от нее свое помрачневшее лицо, Киприан отвернулся и налил себе вина. Полный бокал. Старательно восстановив на лице приятное и любезное выражение, он сел в кресло напротив нее.

— Я собираюсь как можно лучше позаботиться о мальчике… Обри, — тут же поправился он. О моем сводном брате. — Когда он вновь соединится со своей семьей, он будет ходить и будет совершенно здоровым.

И совсем взрослым.

После его уверенного заявления о будущем здоровье Обри напряженный и подозрительный взгляд Элизы смягчился, и она уселась в своем кресле свободнее.

— Вы известили моего дядю, что Обри у вас?

— Да, — кивнул он. Брови ее слегка сдвинулись.

— Он, должно быть, ужасно волнуется. И тетя Джудит тоже, и сестры Обри. Но знаете, Киприан, когда дядя Ллойд увидит, что Обри снова стал ходить, он, конечно, будет так вам благодарен, что не станет выдвигать против вас никаких обвинений. Я уверена, ему будет очень легко уладить дело с властями.

Киприану было глубоко плевать на власти, но он улыбнулся ей, твердо решив, что не даст испортить этот вечер ни ей, ни себе.

— Я уверен, Элиза, что в конце концов все обернется к лучшему.

Она серьезно кивнула:

— Надеюсь. Но вы должны как можно скорее отпустить его, Киприан. Может быть, когда мы пристанем к берегу, вы напишете дяде Ллойду письмо и сообщите ему, что с Обри все в порядке и что вы собираетесь вернуть ему сына в ближайшее время? — Она наклонилась вперед, положив руки на стол. — В каком порту мы причалим?

Киприан тоже наклонился вперед:

— Мы идем к Нормандским островам, к Олдерни.

— Но потом пойдем в Лондон, правда?

— Да.

Но ненадолго. Совсем ненадолго.

Она улыбнулась. Счастье засияло в ее серьезных серых глазах, казалось, оно наполнило новой энергией все ее тело, и Киприан почувствовал укол совести. Но он ведь не солгал ей ни единым словом, тут же рассудил он. Если она и услышала в его словах больше, чем он сказал, — это ее проблема. И все же Киприан не мог полностью избавиться от чувства вины, поднявшегося в его душе. Стараясь отвлечься, он поднес к губам свой бокал и сделал большой глоток, затем накрыл ее руки своими.

Вы говорите про Обри, про то, что он должен вернуться к своей семье. А вы сами, Элиза? Вы стремитесь вернуться к своей семье, к… к этому вашему Майклу?

Как только прозвучало имя ее жениха, Элиза попыталась отнять руки, но Киприан только сжал их крепче.

— Почему вы сбежали от него аж на Мадейру? Руки девушки замерли, и Киприан понял, что попал в яблочко.

— Скажите мне правду, дорогая, — настаивал он, сплетая ее пальцы со своими. — Вам действительно так не терпится вернуться в Англию, ко всему, от чего вы бежали?

— Да, — ответила она, прерывисто вздохнув. Но что-то в ней, в ее глазах, в напряженной позе, ясно говорило: «Нет».

Киприан поднес ее руки к своим губам и поцеловал костяшки пальцев сначала на одной, потом на другой руке.

— Я готов отдать мальчика. Но не вас…

Он расчетливо обольщал ее — искушенный мужчина, вводящий невинную девушку в мир чувственных соблазнов. Киприан знал, что делал, и прекрасно видел результаты своих действий: глаза Элизы широко раскрылись и потемнели, щеки загорелись жарким румянцем, даже ее дыхание, частое и неровное, показывало, что творится у нее внутри. Но вот чего Киприан не ожидал, так это того, что сам придет в такое возбуждение. Еще немного, и он мог бы вовсе потерять голову!

— Я… я думаю, вам не следует говорить мне такие… такие вещи, — прошептала она.

— Вы так боитесь правды?

— Не правды, нет. Но…

— Но чего же? — Киприан вновь стал целовать ее руки.

— Нет! Не делайте этого, Киприан.

Он улыбнулся, но рук ее не выпустил.

— Мне нравится слышать свое имя из ваших уст. Произнесите его еще раз.

— Нет. — Элиза покачала головой и решительно вырвала у него свои руки. — Все это неправильно. Это… это просто неприлично.

— Что же нам сделать, чтобы все было прилично?

— Ничего. То есть я хочу сказать, что я вас совсем не знаю. Я не знаю ни откуда вы родом, ни кто ваши родные…

— Кто мои родные? — Он как-то странно усмехнулся. — У меня нет родных, Элиза.

— О-о-о!..

Киприан увидел, как у нее между бровями залегла морщинка: очевидно, Элиза придумывала новые причины, по которым для нее невозможно было принимать его ухаживания. Но Киприан не собирался давать ей время на размышление.

— Я один на свете, Элиза, один как перст. Вероятно, именно поэтому меня так тянет к вам.