Дочь моя послушала меня, и до сих пор живет с мужем душа в душу.

Не так сделала новобрачная, историю которой пишу я. Перейдем к последнему дню ея медоваго месяца.

Последний день. Мы находимся в той-же спальне, в которой были прежде, но в ней нельзя узнать прежней миленькой комнаты: ко дню свадьбы она была убрана со вкусом, все в ней дышало порядком, теперь-же все пришло в хаос, и след вкуса пропал. По стульям разбросаны платья и пеньюары не первой свежести; стулья разставлены кое как; на потускневшем туалет опрокинуто несколько банок с помадою и флаконов с духами; там-же лежат гребни, гребенки и гребеночки, но не блестящие, как бывало, а грязные, гадкие… Фи! Молодая хозяйка изменилась не к лучшему: из опрятной девушки она сделалась женщиною-неряхою в какие-нибудь тридцать дней. Юбки и корсеты ея запрятаны в шкаф, и надеваются тогда только, когда она отправляется с мужем в гости, а в гостях она бывала эти дни редко, всего два раза; остальное время она проводит дома, и не разоблачаясь из домашняго костюма, кажется мужу уже но такою хорошенькою куколкою, как прежде. Когда он намекнул ей об этом, она обиделась: сделавшись женщиною, она имеет право, кажется, допустить некоторую свободу в домашней своей жизни.

Бьет девять часов. Еще рано! Но куда же так торопится он? — хочет встать с постели, одеваться… и представьте! не глядит на нее. Это уж, просто, оскорбление… «Куда ты?» — надо, моя милая поторопиться: дела!» отвечает тот, стараясь отделаться от нея одним поцелуем. Дела! прошу покорно! предпочитать дела жене? Это уж слишком… «Как здесь жарко!» вдруг восклицает она, заметив, что муж приготовляется уйти, — и раскинувшись на постели, нечаянно обнаруживает прелести, на которыя сильно расчитывает; но увы!.. эта уловка не произвела желаннаго действия: муж смотрит в это время в другую сторону.

На глазках новобрачной показались слезы; она закусывает губы и проворно укутывается. Когда муж подходит к ней, чтоб проститься, он видит, что она надулась на него, но это уже не редкость… Покамест, впрочем, он приписывает это ребячеству, не постигая настоящей причины негодования дорогой половины. Да и как постигнуть? Чтобы женщина, которая в девушках была цветочком не тронь меня, могла входить в претензию на него из за того, что… осязательный изъявления любви его сделались, по обыкновенному порядку вещей, реже, чем в первые дни медоваго месяца — он не поверит ни за что. Каприз ребенка — больше ничего!

Между тем молодая женщина не шутя разсердилась на мужа за неисполнение ея желаний, которыя она привыкла считать самыми законными. Привычка к чему бы то ни было делается второю натурою, а там более привычка к сладострастию, которое я везде называла, во множественном числе, страстями, потому что оно заключает в себе зародыши всех страстей. Естественная потребность, от частаго и неумереннаго удовлетворения ея, превратилась у нашей молодой в неестественную: бедняжка мечется на постели; ей действительно сделалось теперь чрезвычайно жарко; воображение не даст ей покоя… Встает она почти больная, не дотрогивается до приготовленнаго завтрака, и утешается мыслию, что авось муж, хоть но возвращении своем, будет к ней поласковее.

Он возвращается усталый после дневных трудов, голодный, и чрезмерно удивлен, увидев разстрепанную жену свою с опухшими от слез глазами… Хорошенькия женщины! Не верьте тому, кто скажет вам, что даже в слезах вы хороши: нет ничего неприятнее, как опухшие от слез женские глаза. А если вы являетесь пред измученным занятиями мужем не только что плаксою, но в добавок еще неряхою, так уж пеняйте сами на себя, если он не слишком приветливо взглянет на вас.

Наш молодой муж немного поморщился, однако поцеловал жену (медовой месяц еще не прошел!), но она не находит в этом поцелуе ничего особеннаго, ничего утешительнаго, и на все вопросы мужа отвечает односложными словами: да и нет. Обед скучен: у него пропадает аппетит, смотря на нее, и он наконец начинает думать, что жена его больна: действительно, мало-ли каких болезней может проявиться у молодой женщины после брака.

Вдруг глаза его загораются, лицо оживилось, на устах показалась улыбка… «Неужели?» мыслит он: «что ж? это очень быть может: целый месяц прошел после нашего брака!» Вы не догадываетесь, что пришло в голову молодому человеку? — он вообразил, что чрез 8 месяцев будет иметь право назвать себя отцом.

Обрадованный этою мыслию, он привлекает к себе неряху-жену, и нежно ласкает ее, называя уменьшительными и странными именами, какия только приходят ему в голову; но не этих ласк жаждет жена, которая, сверх того, никак не может понять намеков его на вероятное событие. Она с сердцем вырывается из его объятий и садится на постель; туфелька спадает с маленькой ея ножки; платье, приподнявшись, обнаруживает ея икры, твердыя как камень и белыя как алебастр.

Но он не видит ни ножки, ни икр, которыя, бывало, целовал безсчетное число раз: одна мысль занимает его. «Ты должна беречь себя теперь!» — говорит он наконец, снова подходя к жене.

Та не понимает основания этого предостережения, и толкуя его в другую сторону, отвечает сердито: «Скажите лучше, что я надоела вам!»

— «Да из чего-ж она беснуется?» — думает он: «Ах! она не понимает своего положения».

Долго продолжалось бы недоразумение, если-бы жена не догадалась осыпать мужа градом упреков за мнимую холодность. — «Каким ты мужем стал теперь?» говорит она: «Лег на постель, поласкал меня из милости, и уже спишь. Куда девался жар любви твоей? Бывало ты, как сумасшедший, не даешь мне покоя целую ночь, и я на это не жаловалась; теперь же нужды тебе нет, что я горю как в огне, что кровь кипит в моих жилах… Я молода, я страстная женщина, пойми это… Разбудил, разжег во мне страсть — ты, и должен удовлетворять ее; да, должен… это твоя обязанность!.. Я вышла за тебя невинною девушкою; я не знала собственной своей природы, ты открыл мне ея тайну… Я читала и слыхала прежде, но только не постигала, что мужчины пресыщены удовольствием до брака, теперь же это для меня ясно: ты имел прежде любовниц, много любовниц, а я была для тебя новенькою игрушкою, которою ты играл сначала безпрестанно, как ребенок, и которую хочешь теперь забросить. Что будет дальше, если чрез месяц ты так изменился?… Но я имею свои права… я требую…»

Тут она замолчала, заметив, что слишком далеко зашла. По инстинкту, она догадалась, что откровенное признание такого рода не может увеличить любви к ней ея мужа; во было уже поздно: знак какого-то отвращения выразился на лице его, и когда она, испугавшись, бросилась к нему, он отвел ее руками от себя, и произнеся только: «я не ожидал этого… ты была воплощенная невинность и скромность!» — вышел из спальни.

Вот что случилось в последний день медоваго месяца.

Проходит еще месяц, и все пошло обыкновенным порядком: молодая как будто примирилась с своим положением, а муж ея не заводит речи о прошлом. Мало-помалу она превращается в самую хлопотливую хозяйку, и с утра до вечера возится на кухне, что, по моему мнению, также не годится. Я согласна, что домашния мелочныя дела скорее всего изгоняют из головы сладострастный мысли; но молодая женщина должна умеренно предаваться этим делам, иначе она обрюзгнет и из прежней стройной нимфы превратится в неопрятную кухарку.

Муж хочет поцеловать у вас руку, но ваши руки провоняли луком; обнять вас, просто, страшно: того и гляди запачкается салом. Следствием этого бывает то, что муж перестает ласкать вас днем, да вряд будет ласкать, по прежнему, и ночью, потому, что дневныя неприятныя впечатления не изглаживаются у него из памяти.

Каждый из супругов считает себя в праве делать другому упреки, если не в слух, то про себя, только эти упреки не долго повторяются со стороны мужчины, потому, что он наконец наскучает постоянною мыслию о жене. В след за тем у него является страсть к развлечениям вне дома. Сперва эти развлечения весьма невинны, но потом он переходит от невинных развлечений к интрижкам. Ведь мужчина может делать все, что ему угодно[3].